Легенды и сказы лесной стороны

ко груди прижимает, другой на посох опирается. А

посох выше ее головы, а глаза злые да зеленые.

Бродит игуменья по двору монастырскому, подож-

ком стучит, по сторонам глядит. И чудится ей, что

не высоки стены вокруг обители, не крепки ворота да

запоры, широки оконца в кельи, ненадежны решетки

железные, легки ставни оконные. А обитель ее к Вол-

ге крайняя, к лихим заволжским людям ближняя. Не

хитро вольным людям через стену перевалить и всех

монашек как кур передавить да и забрать сокрови-

ща, что годами накоплены.

Не одиново распоряжалась Агапеюшка корен-

ного кузнеца-умельца из Кувыльного оврага позвать.

Но кузнецы, как сговорясь, одно в ответ: «Повреме-

нила бы, мать игуменья. Не вернулся еще из отлучки

главный умелец по решеткам, замкам да запорам. Вот

как объявится, и устроит все. А со стороны, кого по-

пало, не нанимала бы. Чай, помнишь, как один мо-

лодец по городу ходил и запоры со звоном дуракам

подлаживал!»

Ну вот ждала так мать Агапея и дождалась нако-

нец. Постучался в ворота дубовые кузнец-молодец,

рожа, как у цыгана, немытая да прокопченная, одеж-

ка в дырах, окалиной в кузнице прожженная, только

и видно из-под копоти, что глазами смел да волосом

русоват. А так по всему — из пекла от чертей выр-

вался.

Впустили молодца, и сама Агапеюшка его встре-

тила. А кузнец под ее крестное знамение поклонился

и таково первое слово молвил:

— Ох, матушка игуменья! Сквозь годы старые кра-

са твоя бывалая на свет божий пробивается! Чай, все

княжичи за молодой-то вперегонки бегали да свата-

лись!

Любо старой карге, что такой молодец разглядел-

таки красу ее бывалую. Разомлела сердцем, раздоб-

рилась, поманило похвалиться молодостью:

— Семеро княжичей на одном году один за дру-

гим ко свет батюшке сватов засылали. Да четверо бо-

ярских сынков сватались. Только охотнее было с ми-

лым за море плыть, чем с немилым да постылым в

тереме жить! Ну а ты-то, статен молодец, кто таков,

чем живешь, давно ли железо куешь?

И глазки свои зеленые пытливые на кузнеца уста-

вила, словно до сердца и ума доставала.

— Сызмала по кузницам, матушка. У самых сме-

калистых обучался, а свою кузню завести — судьба

не потешила. Вышло так, что землица у боярина*

баба у басурмана, а я гол сокол. Один живу, хозяе-

вам кузнецам служу. А о деле не сомневайтесь: устро-

им все по-божески да как хозяйкой будет указано!

И тут же, при глазах игуменьи, из мешка ручные

мехи достал, наковаленку, молотки, зубильца да бро-

дочки разные. В горушке-холмике горнецо из дюжи-

ны кирпичей сложил и за работу принялся.

Первым делом указала Агапеюшка на оконце од-

ной кельи решетку заново укрепить. Кует кузнец, мо-

лотком стучит, железо калит, зубилом рубит, сталь-

ным бродком дырки пробивает, горячими заклепка-

ми скрепляет. И непонятные мудреные штуковины

подгоняет. А игуменья около сучится, не отходит, на

окно кельи искоса поглядывает, как псина стороже-

вая. Вот приставил кузнец к окну келейному лесен-

ку и начал новую решетку к дубовым косякам при-

лаживать. Прилаживает, молоточком реденько посту-

кивает и странную песенку поет:

Левый — влево, правый — вправо,

И злодейка вниз пойдет!

А закрыть наоборот:

Левый — вправо, правый — влево,

Вверх злодейку потянуть

И под песенку замкнуть!

Слушает Олена, как кузнец у окна ее кельи сту-

чит и песенку себе под нос гнусит. Слушает, а к окну

подойти не смеет, гнева злыдни игуменьи опасается.

Черный кузнец, прокопченный, и одежонка прожжен-

ная, стучит и песенку петь не перестает.

— Божье-то дело с молитвой вершат! — поучает

игуменья.

— Да ведь и песенка-то моя на божий лад! Так,

для души, чтобы грешные мысли в голову не шли!

И снова молотком стучит и ту же песню поет. По-

том неистово молотком по дубовым косякам стучал,

кованые гвозди заколачивая, будто бы намертво ре-

шетку закрепляя. Вот, мол, гляди и слушай, карга,

как стараемся живую душу в келье захоронить!

После полуденной трапезы Агапеюшка указала

кузнецу дубовую дверь на погребице железом крест-

накрест оковать. А сама от кузнеца ни на шаг. Вот

глядит послушница Олена в келейное оконце, паль-

чиками за решетку ухватившись, глядит, как насу-

против чумазый кузнец дверь в погребицу железом

околачивает и мудреный запор прилаживает. А пе-

сенка из ее головы никак не уходит:

Левый — влево, правый — вправо...

А закрыть — наоборот...

Странная, мудреная песенка. Что влево, что впра-

во? Кто злодейка? И не замечает пока, что пальчи-

ками за неприметные железные головки-болтики дер-

жится. Ну, не беда, Олена, послушница подневольная,

скоро догадаешься. Ох и слюбятся тебе эти холодные

железинки! Вот слышится ей говор кузнеца с Агапе-

юшкой.

— Открывай погребицу, игуменья, надо с обеих

сторон дверь оковать.

Нехотя достает мать Агапея из-под одеяния ино-

ческого отмычку и вкладывает в скважину и с боль-

шой натугой поворачивает. Но не поддается запор ру-

кам игуменьи. Под рукой кузнеца послушалась от-

мычка, щеколда глухо стукнула, и нехотя дверь ото-

шла. Жалеет кузнец-молодец мать игуменью:

— С таким-то ключом-отмычкой да дурным запо-

ром не то что пальчики, ручки выломаешь, матушка!

Позволь-ка мне над запором малость поколдовать —

как святым духом будешь дверь открывать! Этой же

отмычкой, но без натуги, легонечко!

Сладко было старой чернице, что такой статный

молодец, хоть и чумазый, как последний цыган или

кержак-углежог, ее пальчики и ручки жалеет. И по-

зволила ему над запором поворожить, лишь бы от ли-

хих людей да отбойных озорных келейниц надежно

было.

Вот трудится кузнец, с обеих сторон двери желе-

зом обивает, запор подгоняет. И чует, как ему спину

сквозняком из погреба прохватывает. Догадывается:

«Сквозь дверь, в щели, этот ветерок не зря мне слы-

шался. В погребах завсегда сыро да холодно, а сквоз-

някам откуда тут быть?»

Спуститься бы в эту дыру-погребицу, узнать, от-

куда ветром дует, да игуменья около крутится. На

помогу к ней еще две карги из трапезной выползли,

глядят на молодца из-под клобуков, как змеи шипу-

чие. И на келейное окно поглядывают. Это там моло-

дая послушница, душой добрая, сердцем смелая, ли-

ком и станом красивая и потому им ненавистная.

Допоздна старался кузнец над дверью в погреби-

цу и.позвал игуменью попытать, как дверь открыва-

ется да закрывается. Ключ-отмычку подал в руки

Агапеюшке:

— Ну-ка, матушка, попробуй, узнай, каково те-

перь открывается-закрывается.

Раз да другой замкнула да открыла игуменья по-

гребную дверь дубовую и диву далась:

— Ох, господи, да как легко-то да просто стало

супротив прежнего. И щеколды мягко, без стука па-

дают!

— Вот и ладно, мать игуменья, теперь и ручки не

натрудишь и пальчикам не больно. Ручки-то у тебя

белые да мягкие, бывало, чай, и князья и бояре на

них заглядывались, как медовухой гостей обносила.

Такие ручки жалеть да беречь!

Ох и любо же, радостно от слов кузнеца Агапеюш-

ке. И рукой, пропахшей ладаном, по щеке добрень-

ко его потрепала и за работу похвалила. Не догады-

валась только ханжа старая, что дверь в погребицу

теперь изнутри без отмычки запросто открывалась...

Наложили на Олену епитимью-наказание строгое,

монастырское за жизнь вольную, и сидеть ей в келье