Легенды и сказы лесной стороны

ной, о том только Сарынь Позолота ведает!

— Эх, кабы мне твои лета-молодость да мою быва-

лую силушку! Не отстал бы от твоей ватаги ни на еди-

ный шаг. Послужил бы Семену Позолоте, как нико-

му за всю жизнь не служивал! — Это старец Аксен,

атамана заслушавшись, незаметно, шаг за шагом по-

двинулся и, стоя над ним, как на самого бога гля-

дел. А беглый монах Макарий, инок мятежный, мол-

чал. Но понял атаман Позолота, что они теперь и по-

братимы, и сподвижники.

Заходили гоголем, орлом глянули шестеро удаль-

цов, как видно стало, что их атаман хворобу поборол.

И дивно всем было, что чернец-целитель с Позолотой,

как братья родные, сердцами открытыми и дружбой

связаны. Да и монахи все до единого тому радова-

лись. Вот как-то собрались чернецы и ватажники во

единый круг Иванов день помянуть. И вожаки к ним

подсели. И поделился Макарий со всеми раздумьем

своим. Не ждал, не гадал он, что его чернецы так

дружно духом поднимутся. Первыми братья-плотники

рассудили веско, неторопко:

— Оно неплохо, кабы свою монашью обитель где-

то обжить, подале от князей да бояр. Был бы лес под

рукой — к покрову кельи выстроим из дерева самого

доброго!

Подстали тут чернецы-кузнецы беглые:

— Была бы там только порода рудная, железная.

На укрепу дубовую накуем и шпигрей, и чесноку

острого, частокол скрепим железом-обручем намерт-

во!

— Она, эта вольная жизнь под чистым небушком,

под дождем да божьей росой, приманчива, видно,

только издали. А изведавши ее, под крышу манит.

Да и одежа с обувкой при вольной-то жизни скоро

ветшают, изнашиваются. А где ее новую взять, коли

с чужого плеча, с чужой ноги не снять? Из монахов

какие уж грабители! — таково слово шварь да швец

молвили.

Оглядели на себе одежку да обувку Позолотины

молодцы, ничего не молвили, а подумали: «Давно и

нам приодеться пора. Монахам и в барахле ходить

незазорно, иные из них еще и веревкой подпоясыва-

ются, а удальцам из вольницы подай новое да нена-

деванное! »

— А я одно скажу: одна сласть мне комарей кор-

мить, что тут, на Узоле, что на другой такой реке. И

одинаково ухой кормить, что своего брата чернеца,

что удалого молодца из вольницы. Эх, привел бы гос-

подь, довелось бы порыбачить на Волге-матушке! То-

то вольготно да радостно!

После рыбаря Варнавы позамолчали все. Монахи

вольную жизнь заживо хоронили, удальцы на новую

надеялись, с везеньем да удачами. А над Аксеновой

зимницей и старицей, кружась, орел летал высоко-

, до самой Волги землю оглядывая. Старец Ак-

сен давно за ним из-под руки следил. И за всех радо-

вался. Видеть в небе орла — к счастью и удаче, к ве-

зенью во всяких делах. И крикнул старец, да так, что

сам Макарий с Позолотой вздрогнули:

— Сар-р-рынь! Не вешай головы, молодцы! Гляди

в небо! Вот орел высоко летит, птица смелая, далеко

глядит, удачу сулит! Но чую старым сердцем, приго-

дится еще вам закутка Аксенова!

С утра челны заново просмолили и на жарком сол-

нышке просушили. После того на воду их столкнули

и разное добришко в них погрузили. Со старцем Ак-

сеном простились, от берега оттолкнулись, веслами

взмахнули, за одну ночь из Узолы выплыли и мимо

Новгорода низовского проскользнули. И на низы Вол-

ги подались. Плыли день да ночь и поутру свернули

в устье реки, что с левой стороны в Волгу стремилась.

По берегам дубняки могучие, липы столетние и ели,

как стражи-монахи угрюмые. А вода в той реке опять-

таки красная. И посмеялись молодцы-чернецы, рабо-

тая веслами против быстрой речной струи:

— Видно, и тут наш Варнава свою бороду помыл.

Не зря вода желтым-желта, как медная!

При самом устье на берегу станом стали. Выбрали

место повыше, что вешней водой не заливалось, и тут

свое гнездо заложили. И чернецы и удальцы знатно

работали. Не боярину с ордынцем, а себе зимовье

строили. И вырастал сруб за срубом, лубяной кров-

лей покрывался, с подножия красным мхом да зем-

лей утеплялся. А рядом за дубняками Волга волнами

катилась, к морю воды несла, только горе и беды ни-

зовской земли сбыть не могла. А за Волгой при устье

речки Сундовика на горах чернел остов выжженной

крепости. Кем, каким ворогом растоптана укрепа на

грани низовской земли? Княжичами нижегородскими

при помоге басурман — булгар да татар.

Не по дням, а по часам росла сосново-дубовая оби-

тель у Желтых вод при устье речки Керженки — оби-

тель гонимого мятежного чернеца Макария с братией.

Радовался Семен Позолота новой жизни своего по-

братима. И думал о том, как будет расти и укреплять-

ся эта обитель инока Макария от даров руки разбой-

ничьей. Лишь бы стояла эта монашья братия против

ненавистного гнета басурманского да не служила

боярам, что головой запродались ордынцу проклято-

му. А он, атаман Позолота, их в беде не оставит. Бу-

дет чего отсыпать в копилку-кружку монастырскую

опричь того, что у Темной заводи на Керженке захо-

ронено. Не скупись, игумен Макарий, серебру да зо-

лоту и мертвый послужит!

На берег Волги выходил атаман Сарынь Позоло-

та и оком соколиным грозился вверх и вниз по могу-

чей реке. Как тигр, на водопойной тропе затаившись,

он будет поджидать на этой большой дороге-реке бо-

гатых и знатных басурман и ненавистных бояр, хан-

ских угодников. А матушка-Волга, она много знала,

далеко вперед времени глядела, но над задумкой по-

братимов не насмехалась. Послужит им сколь послу-

жится, коли задумали они для низовской земли дело

доброе, честное и смелое.

Опять один остался старец Аксен. Вокруг своей

закутки бродит, кряхтит, покашливает, незваных гос-

тей вспоминает. «А пусть поплавают, на новых мес-

тах поживут, горем и радостью, удачей и бедой поте-

шатся. Не один раз вспомнят закутку Аксенову, опять

побывают. Святу месту не быть пусту. От озорного*

боярина да басурмана не только что на Узолу, на

саму Унжу спрячешься!»

Согнула старость мать Агапею, хозяйку Зачатьев-

ской обители. Давным-давно в монастырь по доброй

воле пришла да по зову самой княгини основательни-

цы. Боярская дочь, в молодости гулливая да распут-

ная, в зрелых летах сплетница да сводница, а под

старость в святую обитель, к божьему порогу посту-

чалась.

Заскрипели врата рая бабьего и впустили греш-

ную с даром богатым. С дорогим-то вкладом и в

монастыре не всухомятку живут: и тешатся, и винцо

заморское пьют.

В миру сама гуляка да распутница, а в старости

черница и ханжа, злыдня на все красивое и доброе,,

что в людях есть, мать Агапея молодых послушниц

да черниц заживо загрызала, на вольный свет взгля-

нуть, ветерком свежим дохнуть им не давала. Вот

Олена воеводина, птаха вольная да смелая, попала

послушницей в ее клетку душную. И с первых же

дней возненавидела Олену карга Агапеюшка, готова

была ее слопать глазами зелеными, придушить зуб-

ками желтыми, съесть, как кошка старая касатку-

ласточку.

Ходит, бродит по двору старая Агапеюшка, стучит

посохом, а посошок повыше ее головы. «Долгим-то ба-

тогом подале достану, покрепче, побольнее ударю!»

И боятся ее посоха черницы и послушницы пуще кну-

та и плетки шелковой. Так с посошком она и в цер-

ковушку бредет. Одной рукой крест на цепи золотой