Мальчишки, мои товарищи

е было много. Когда Аркашка с ней покончил, Тимка остриг ему почти полбока.

– Живешь ты как тунеядец, – рассуждал Тимка. – Спишь да воруешь. А тут мы хоть кисточку для красок из твоей шкуры смастерим. И то польза.

Аркашка урчал и ждал добавки…

Лист ватманской бумаги на потолке закрывал то место, где обвалилась штукатурка. Его прибил Петькин отец. Он сказал, что надо «использовать подручные материалы», потому что управдом о ремонте, видать, совсем не думает.

Лист был приколочен восемью гвоздиками. Но сейчас он висел только на одном, да и тот Петька старался выдернуть плоскогубцами.

Петь стоял на стуле, стул на хромоногой табуретке, а табуретка на столе. Петькин брат Клякса держал табуретку за хромую ногу.

– Держи крепче, – говорил Петька, расшатывая гвоздик, – а то ка-ак…

– У меня нос чешется, – хныкал Клякса. – Я почешу чуть-чуть? Ну, Петька! Можно?

– Я тебе почешу! Не смей отпускать!

Клякса отпустить табуретку не посмел. Но он решил почесать нос о ее хромую ногу. И табуретка отомстила за это…

Несколько секунд перепуганные братья лежали на полу. Потом на них с легким шорохом спланировал ватманский лист. Тогда Клякса сел, потрогал затылок и заморгал.

Петька, стоя на четвереньках, внимательно осмотрел бумагу. Потом покосился на брата.

– Ты зачем собрался реветь? Листок-то уцелел.

Клякса заморгал сильнее

– Затылок, – сказал лон хнычущим голосом.

– Ничего, – утешил брат, – затылок, кажется, тоже целый.

– Ну, мам… – уныло говорил Тоник.

– Никаких «мам»! Забыл, что тебе отец сказал?

– Ну что он сказал…

– То, что будешь сидеть дома в субботу, воскресенье и понедельник. Хватит с тобой нянчиться. А если станешь канючить…

– Я не канючу, – поспешно отступил Тоник. – Я просто та, говорю.

Но через пять минут начал он снова:

– Я же не гулять прошусь. Стенгазету надо выпускать.

– Выпустят без тебя, – отрезала мама. – Раз виноват, сиди дома.

– Арестованным тоже прогулки разрешают.

– Гуляй по комнате.

– Очень весело…

– Ан-тон!

Тоник вздохнул и уселся на подоконник.

– Второй десяток лет пошел как я Антон, – пробормотал он еле слышно. Никто не обратил на это внимания. Только с этажерки сочувственно смотрел коричневый медвежонок. Но он был фарфоровый. И на самом деле не было ему дела ни до «ареста» Тоника, ни до стенгазеты.

2

История со стенгазетой началась, когда Тоник ударил по мячу. Он здорово по нему ударил, только мяч почему-то полетел не вдоль улицы, а через забор.

За сколоченным из неструганных досок забором поднимались красные этажи недостроенного дома. Над этажами поворачивал свою жирафью шею башенный кран. Какой-то каменщик бесстрашно стоял на краю стены и что-то кричал крановщику, ругал его, наверно, за нерасторопность. В общем, было ясно, что люди заняты серьезным делом и ни кто не станет перекидывать обратно мяч.

Тоник побрел к забору.

– Стой ты! – окликнула Римка. – И так уже рубашку измазал. А забор мокрый…

Тоник охотно