Динка прощается с детством

ией ландыша бархотку. - Сестра очень хотела попрощаться с вами сама. Но на всякий случай она просила передать вам вот это...

Бедный Голубь, не веря своему счастью, с трепетом поднес к губам дорогой подарок; длинные ресницы его дрожали, из-под них медленно сползали крупные слезы.

Динка порывисто обняла его за шею, стерла ладонью слезы и, щедрая в глубокой жалости к этому беспомощному ребенку, торжественно сказала:

- Сестра просила вам передать, что отныне в самом жарком бою она всегда будет вашим ангелом-хранителем... - Динка сама не знала, почему ей пришло в голову это утешение, но слова ее сделали чудо.

- Я ничего не боюсь теперь! Скажите вашей сестре, что я счастлив... умереть с ее именем! И еще... у меня нет слов, которыми я мог бы поблагодарить ее... - прижимая к груди руку с бархоткой и сияя счастливыми глазами, сказал Миша. Динка еще раз обняла его.

- Прощайте, - сказала она с неизъяснимой горечью в сердце. - Вы вернетесь... Сестра хотела, чтобы вы вернулись, - сказала она, не веря в его возвращение.

"Пуля ищет малодушного", - почему-то мелькнуло в ее голове вместе с глубокой жалостью к этому беспомощному ребенку, никогда не знавшему ласки.

- Бедный Голубь... Бедный Голубь, - шептала она, глядя вслед удалявшемуся юноше.

Но Голубь не был сейчас бедным, он даже не был голубем, он нес в своем голубином сердце огромное счастье, такое неожиданное и непостижимое, что силы его вдруг окрепли, плечи распрямились и широко открытые глаза смело глядели вперед! Миша Жиронкин был готов на смерть, на подвиг, на любой подвиг во имя любви!

Глава двадцать шестая

ОБЪЯСНЕНИЕ

Прочитав телеграмму Марины, Леня решительно сказал:

- Надо ехать. Давай собираться, Макака!

Он выволок на середину комнаты старый, потертый чемодан, отобрал белье, которое возьмет с собой, вынул из двойного дна брошюрку Ленина.

- Не бери с собой ничего такого, за что могут арестовать, - испугалась Динка.

- Да... конечно, мало ли что может быть в дороге, - хмуро сказал Леня, откладывая брошюрку.

- Оставь мне, я тоже хочу почитать! - попросила Динка.

- Хорошо, только, смотри, осторожней, на день прячь в дупло.

Они снова занялись укладкой. Кое-что пришлось постирать, кое-где не хватало пуговиц. Работая, каждый потихоньку вздыхал, думая об отце.

- Только бы не то, что у Кости... - говорила Динка.

- Ну нет! Костя жил в обледенелой избе. Я думаю, скорей брюшной тиф... это, кажется, часто бывает в тюрьмах, - предполагал Леня.

- А как же ты поедешь, Лень? Ведь у тебя нет денег, а Мышка только завтра получит! - всполошилась Динка.

- Ax да! - вдруг вспомнил Леня и, запустив пальцы в боковой карман гимнастерки, вытащил пачку денег. - Вот! Тут и на поездку, и вам с Мышкой на хозяйство!

- Где ты взял? - всплеснула руками Динка.

- Ну, где? Все там же... Я, конечно, ничего не говорил. Это Степан Никанорович...

- Отец Андрея?

- Ну да. Он сам поставил вопрос обо мне. И про маму спросил, какие от нее вести.