Поездка к Солнцу

Вера Андреевна целыми днями хлопотала то у костра, готовя еду, то подогревала чёрную грязь, привезённую отцом с Хоронора — Чёрного озера. Опустив в ведро с грязью ноги, она по целому часу сидела так, всё время вытирала полотенцем вспотевшее лицо.

Отец наказал Вере Андреевне пить из источника воду. Андрейка тоже пристрастился к этой воде.

Иногда Вера Андреевна приходила к озерцу и купалась в нём. Лебедь-Лебедин насторожённо жался в стороне, но потом так привык, что подплывал к Вере Андреевне и брал у неё из рук мокрый хлеб.

Но особенно сдружился лебедь с Андрейкой.

Каждое утро чуть свет он кричал и требовал, чтобы Андрейка принёс ему еды.

Андрейка садился около воды на корточки, протягивал своему другу в миске кашу или, уже совсем осмелев, давал ему из рук хлеба, а лебедь быстро выхватывал его.

Только Няньке никак не удавалось подружиться с Лебедем-Лебедином.

Она часами просиживала у озерца, если её не останавливал Андрейка, бегала по берегу, гоняя птицу, но ни разу не решилась войти в воду. Нянька боялась воды больше всего. Вера Андреевна, желая утихомирить Няньку, брала в руку ковш с водой, и этого было вполне достаточно, чтобы Нянька тут же покорно улеглась на земле, вытянув вперёд свою острую лисью морду.

Спать ложились очень рано, вместе с солнцем. Зато и поднимались тоже вместе с солнцем.

Нянька спала около шалаша и не пугала лебедя. Иногда он круглым белым комом, запрятав под крыло голову, застывал посредине озерца. Иногда, прихрамывая, выходил на берег, и ни разу Нянька не потревожила его ночью.

Чтобы приучить лебедя к Няньке, Андрейка по утрам давал ей в зубы хлеб и, показывая в сторону озерца, говорил:

— Неси Лебедю-Лебедину. Неси!

Нянька послушно несла и останавливалась на берегу с торчащим куском хлеба в зубах. Но лебедь не подплывал.

— Положи хлеб, Нянька. Положи! — приказывал Андрейка.

Нянька выполняла.

— Иди ко мне. Нянька!

Нянька шла.

Тогда лебедь подплывал и хватал клювом хлеб.

По вечерам в шалаше, сквозь который кое-где просвечивали звёзды, Вера Андреевна рассказывала о прочитанных книгах. Андрейке особенно нравилось слушать о Тимуре и его команде. Эту книжку Вера Андреевна рассказывала десять вечеров. Каждый раз она говорила:

— Ну вот, на сегодня хватит. Завтра узнаешь, что будет дальше.

Этого «завтра» Андрейка ждал с нетерпением, и, когда Вера Андреевна спрашивала: «Так на чём мы вчера остановились?», Андрейка тут же отвечал.

Рассказ продолжался.

Потом, когда кончилась эта книжка, Вера Андреевна стала рассказывать о мальчике, которого звали сыном полка.

Арсен Нимаев, как и обещал, приезжал часто, привозил продукты и неизменно спрашивал:

— Ну как, Андрейка, не скучаешь?

Андрейка в ответ только отрицательно мотал головой и смеялся. Когда ему было скучать? Весь день он был занят то с лебедем, то с Нянькой, то ходил собирать сухие ветки для костра, то чистил картошку, то мыл с песком после обеда посуду.

Андрейка садился около воды на корточки и давал лебедю из рук хлеба.

А вечером он переносился в другой мир; вечером он сам уже был сыном полка, и с ним происходили чудесные приключения, от которых не только не заскучаешь, но и не захочешь спать.

В один из своих приездов отец предложил Вере Андреевне и Андрейке съездить с ним на Чёрное озеро. Они, конечно, с радостью согласились. Няньку оставили сторожить шалаш и Лебедя-Лебедина.

Андрейка сел с отцом на Воронка, а Вера Андреевна на телеге правила Сивым.

В полдень в степи стоял зной, и, только когда отец пускал Воронка вскачь, Андрейке было не так жарко.

Вера Андреевна отставала далеко, потому что Сивый шёл только шагом.

Вот так они и ехали к Чёрному озеру: отец с Андрейкой то мчались вперёд, то возвращались к Вере Андреевне.

До озера они доехали только к вечеру.

Хоронор — чёрное озеро

Ещё с сопки Андрейка увидел озеро. Оно лежало в низине, и вода в нём была не чёрная, а красная.

Солнце, большое и тоже красное, застыло в эту минуту на краю неба и словно смотрелось в Хоронор.

С трёх сторон к озеру с рёвом, гиком, свистом, блеянием, ржанием лошадей катились сверкающие на солнце облака пыли. Это было так неожиданно и красиво, что Вера Андреевна восторженно вскрикнула.

К озеру на водопой мчался табун лошадей и две отары овец. Табунщики и чабаны, непонятно почему, неслись наперегонки, свистели в воздухе бичами, выкрикивали что-то озорно и весело.

Андрейка и отец переглянулись. Отец, пришпорив Воронка и играя длинным бичом, прижал к себе сына и помчался к озеру.

А там уже творилось невообразимое.

Лошади бросались в воду, стояли тесно друг к другу, задние теснили передних, задирая головы, вставали на дыбы. Табунщики пытались их унять, но бесполезно.

Отары овец, вытянувшись сплошными косяками, как будто это были два тёмных ручья, в которых то и дело сверкали и переливались красные на солнце огоньки глаз, тоже приближались к озеру. Чабаны хотели их повернуть чуть в сторону от табуна, но это им не удавалось. Овцы горланили на все голоса, стараясь, наверное, перекричать лошадей. Табунщики и чабаны выходили из себя, их лошади и собаки помогали изо всех сил своим хозяевам, но в этой толчее трудно было навести порядок.

Отец направил Воронка к ближней отаре. И как же удивился Андрейка, когда увидел сначала свою маму, потом бабушку Долсон и Дулму! Это, оказывается, была Андрейкина отара.

Отец со всего маха врезался в отару и стал теснить её в сторону. Глупые овцы не видели, что там свободный берег. Отец так щёлкал бичом, так гикал, кричал, Дулма, и мама, и бабушка, и Андрейка так помогали ему, что овцы, будто перед ними встала стена, повернули от табуна и стали спускаться к берегу. Они тоже забредали в воду, тоже теснили друг друга, запрокидывали кверху головы, словно смотрели и не могли насмотреться на солнце. Пыль постепенно оседала, играя всеми цветами, как радуга.

Табунщики и чабаны собрались вместе и, посмеиваясь, смотрели, как лошади и овцы, дорвавшись до воды, пили и не могли напиться.

Мама Сэсык забрала к себе в седло Андрейку и шептала ему на ухо что-то ласковое. Она, может, и не шептала, а кричала, но ничего не было слышно. Только от её губ щекотно шее и уху. Андрейка смеялся, ёжился, но ему было очень хорошо.

Отец, наверное, нарочно не сказал, что мама Сэсык и бабушка Долсон пригонят сюда на водопой отару. Мама передала Андрейку в седло к бабушке Долсон, и та, сняв с головы Андрейки малахай, уткнулась ему лицом в волосы. Что могла говорить бабушка Долсон? Что шептали её губы? Наверное, вот что: «Ах ты, Андрейка, мой внучек. Совсем забыл ты свою бабушку. Голова твоя пахнет свежим сеном и солнцем. Ночью ты спишь на траве, а днём всё прикрываешь голову малахаем. Очень я по тебе соскучилась, Андрейка. Если бы не Дулма, давно бы прискакала к тебе на Кислый ключ. Ну да ладно, отец говорит, славно помогаешь Вере Андреевне, и лебедь поправляться на озере стал».

Андрейка посмотрел на Дулму, она почему-то улыбалась. Дулма уже ездит верхом, значит, поправилась.

— Сайн байна, Дулма-а! — прокричал Андрейка, но даже сам не услышал своего голоса.

Дулма ещё пуще заулыбалась: она поняла Андрейку, и губы её произнесли: «Сайн байна, Андрейка».

Мама Сэсык снова забрала к себе Андрейку.

— Как живёшь, сынок? — прокричала она.

— Хорошо! Вера Андреевна книжки мне рассказывает.

К отцу подъехал широкоплечий молодой табунщик с красным от солнца и загара лицом. Он о чём-то спросил отца и, быстро повернув лошадь, помчался навстречу Вере Андреевне.

— Это Дондок, жених Веры Андреевны, — громко, чтобы он услышал, прокричала Андрейке мама Сэсык.

Андрейка вскинул к ней удивлённое лицо, но ничего не сказал.

У Веры Андреевны, оказывается, есть жених Дондок, а Андрейка об этом ничего не знал. Когда есть жених, то бывает свадьба.