Путешественники в третье тысячелетие

Глава четвертая. Первая четверка по арифметике (из дневника Гриши Челнокова)

6 марта. Сегодня дядя Толя завел разговор с Арсей о том, куда брат собирается после школы. Арся еще с девятого класса решил после школы пойти работать на строительство канала: надо помочь маме, ей трудно одной растить нас. А мама сердится и говорит, что Арся должен учиться дальше, а она обойдется без его помощи.

Сегодня этот спор разгорелся снова. Дядя Толя поддержал Арсю, и они вдвоем начали уговаривать маму и доказывать, что Арся выбрал правильный путь. Дядя Толя сказал, что если Арся поработает годик-другой на строительстве, то ему учиться будет легче и из него выйдет хороший инженер.

Мама больше верит дяде Толе, чем Арсе, поэтому она согласилась. Арся воспользовался этим и высказал желание поступить учеником на «Большой шагающий».

Дядя Толя рассмеялся:

— Ишь ты, какой прыткий! На «Большой шагающий» принимаются люди, проявившие себя на «Уральцах» и других машинах, а учеников нам по штату не положено.

Арся огорчился и уныло спросил дядю Толю, куда же ему пойти.

— Я думаю, хорошо бы тебе поступить на земснаряд. Там экипаж в три десятка человек. Получишь квалификацию, тогда подумаем и насчет экскаватора.

Арся принялся так благодарить дядю Толю, будто его уже приняли машинистом «Большого шагающего».

9 марта. Ура, ура, ура! Получил первую четверку по арифметике! Вот это здорово, вот ловко, что к нам приехал дядя Толя!

Дело это получилось так. Валентина Ивановна вызвала меня и задала задачу. Раньше я всегда пугался, долго и старательно вытирал доску, потом ухитрялся будто нечаянно раскрошить мел и подбирал крошки, потом не спеша записывал условие… Ну, словом, если я выкручивался на тройку, то считал себя счастливым.

А сегодня я почему-то осмелел, наверное потому, что дядя Толя сказал, что я не такой уж плохой математик. Да’ и задача попалась вроде тех, какие мы с ним решали, только не про экскаваторы и грунт, а про каменщиков и кирпичи. И я ее так здорово начал решать, что Валентина Ивановна удивилась и, наверное, поставила бы пятерку, да только я при умножении ошибся, мне втемяшилось в башку, что семью восемь — пятьдесят четыре.

Валентина Ивановна сказала:

— Я тебя, Челноков, не узнаю, молодец! Но таблицу умножения, дружок, надо знать твердо, стыдно путать в пятом классе такие вещи!

Я дал слово Валентине Ивановне, что выучу таблицу назубок, и она велела мне подать дневник и выставила красивую четверку.

А как наше звено довольно! Вожатый Сенька Ращупкин вечно жаловался, что я своей арифметикой тащу всех на дно. Только теперь таблицу умножения надо вытвердить.

Когда дядя Толя приехал с работы, я выбежал его встречать и сунул ему под нос раскрытый дневник. Он обрадовался, накинулся на меня, стал щекотать и повалил на землю, но мне на помощь пришел Арся. Он как раз вернулся из школы, швырнул портфель на крыльцо и налетел на дядю Толю. Мы с Арсей повалили дядю Толю на спину и требовали, чтобы он сдался, а он дрыгал ногами, хохотал и кричал:

— Так-то в этом доме обращаются со стареньким родным дядей?!

Потом он вдруг неожиданно вывернулся и прижал нас к земле. Как это вышло, понять не могу: Арся очень силен, да и я в своем классе борец не из последних. Мы напрасно старались. Железные руки дяди Толи пригвоздили нас к земле, и он приговаривал:

— Узна́ете, как иметь дело с бывалым танкистом!

Мы все так хохотали и орали, что на крыльцо выскочила мама и прикрикнула на нас.

Глава пятая. Как Анатолий Бурак стал знатным экскаваторщиком

Через несколько дней Анатолий продолжил свой рассказ:

— Я, помнится, остановился на том, как мне трудно было осваивать управление «Уральцем». Но «терпение и труд все перетрут», да и армия дала мне трудовую закалку, и дело у меня стало налаживаться.

И вот настал волнующий час, когда я впервые вступил на самостоятельную вахту и повел своего «Уральца» в битву. Да, да, именно в битву! Вгрызаясь ковшом в рыжую грудь забоя, я представлял себе, что штурмую вражеские позиции.

За первую свою вахту я вынул тысячу двести кубометров грунта.

«Неплохо!» — сказал мой начальник.

Но сделано было далеко не все, что я мог. И тогда началась моя настоящая учеба. В свободное время я ходил на другие машины, присматривался к работе более опытных товарищей, а они охотно делились со мной своими «секретами». Как я понял, важнее всего было добиться непрерывности цикла.

И на работе, и во время отдыха я все время думал, как добиться непрерывности операций. Постепенно я приобрел навык в работе и уже не думал о том, в какой последовательности нажимать рычаги или педали. Руки и ноги стали действовать автоматически, но мне далеко еще было до мастеров ковша. И вот, наконец, меня осенило: «Инерция! Надо использовать инерцию стрелы!»

— А что такое инерция? — спросил Гриша.

— Ну, как бы попроще тебе объяснить. Вот ты догоняешь товарища, а он свернул в сторону, и ты пробегаешь несколько шагов, прежде чем сможешь остановиться. Это и есть инерция. Как я применил инерцию движущейся стрелы? Я начал набирать ковшом землю на ходу, пока стрела еще двигалась. Так я сразу убил двух зайцев: я не тратил энергии двигателей на то, чтобы погасить инерцию стрелы, и в то же время выигрывал драгоценные секунды, которые обернулись десятками и сотнями тонн выработки…

— Здо́рово, дядя Толя! — закричал в восторге Гриша, подпрыгнув на стуле.

— То же самое сказали и мои товарищи по работе, — согласился Анатолий. — Использовав инерцию стрелы, я также без задержки стал поднимать ковш, подводить его к самосвалу, разгружать и двигать обратно. Я упорно боролся со стрелкой секундомера, заставляя ее отмечать все меньшую и меньшую продолжительность цикла. Пятьдесят секунд… сорок пять… сорок… Здесь на моем пути встало неожиданное препятствие: самосвалы не всегда успевали увозить выгружаемую мною землю. Ты, надеюсь, понимаешь, что если я дорожил каждой секундой, то так же должны были поступать и шоферы. Но не все из них болели за дело. Случались и неполадки, заторы. Как я негодовал, когда ковш повисал в воздухе: не было на месте очередного самосвала!

Забил я тревогу, пошел в партбюро участка, начали вместе думать, как этой беде помочь. И придумали. Решили организовать комплексные бригады, а это значит, что к каждому экскаватору прикрепили определенные машины на все время работы. Шоферы начали строго следить за порядком. Разгильдяев и лодырей стали подстегивать товарищи.

После создания комплексных бригад землеройные работы на канале пошли быстрее.

Дело стронулось с мертвой точки, и я снова беспрепятственно мог выигрывать секунды. Тридцать шесть, тридцать четыре, тридцать три, тридцать одна, тридцать, двадцать девять с половиной… Ты понимаешь, Гриц, каждая последующая секунда давалась все труднее и труднее. Наконец наступил великий день, когда учетчик торжественно объявил мою выработку за смену: три тысячи кубометров! В тот день я чувствовал себя так, словно выиграл решительное сражение. О моем рекорде написали в газетах, сообщили по радио…

— Тогда и мы с мамой прочитали о тебе, — сказал Гриша, — и мама подумала, что этот Анатолий Бурак, возможно, и есть ее троюродный брат, который пишет ей письма один раз в пять лет.

— Да, это я и оказался, — улыбаясь, подтвердил Анатолий. — Помню, как я обрадовался, получив от твоей мамы письмо после многолетнего перерыва. Но письмо и опечалило меня: я узнал о гибели твоего отца…

Ну, вот так-то я попал в знатные механизаторы, и руководство решило выдвинуть меня на управление «Большим шагающим». Нескольких человек — меня и членов будущего экипажа «ЭШ-14/65» — направили на Уральский завод тяжелого машиностроения принимать машину, на которой мы будем работать. Мы пробыли там два месяца и вернулись на Дон в длиннющем поезде, который привез части нашего великана. С нами приехал и конструктор «Большого шагающего» помогать собирать и осваивать машину.