Большие дела маленького Микиня

ВОБЩИМИ СИЛАМИ

Дальний Луг косят три дня.

Спят под навесом на свежем, пахучем сене. Еду варят на костре, и похлёбка приятно отдаёт дымком. В полдень купаются в речке Авоксне. Вечером поют песни, и далёкое эхо где-то подпевает косцам.

— Не жизнь, а малина! — говорит старый Мартынь.

Но у Микиня и здесь немало забот.

Надо сено ворошить, чтобы лучше подсыхало, надо натаскать хвороста для костра, на полдник набрать земляники, следить за жерлицами на перекатах, где водится много щук… Как одному управиться с таким множеством дел?

Хорошо, что иногда помогают Юрис и Сармите.

У Юриса свободного времени мало: он ездит на конных граблях. Юрис помогает только собирать хворост и следить за удочками в тихих камышах.

Зато Микинь помогает ему свозить сено к стогам. Ведь Юрис — пионер и выполняет ответственное задание!

Старый Мартынь разводит жаркий огонь, на котором весело булькает вкусная похлёбка для косарей. Он вставляет новые зубья в грабли. У некоторых торопливых косцов они цепляются за кочки и ломаются слишком часто.

Сармите собирает ягоды быстрее всех.

Микинь ещё не распробует как следует землянику, а у Сармите уже полное лукошко красных ягод. После похлёбки косари будут есть землянику с молоком.

Так общими силами они справляются со всеми большими делами.

ГРАБЛИ

Юрис ездит по покосу на конных граблях, только частые, длинные зубья сверкают на солнце… Он сидит высоко, на железном кресле, будто катается.

Микинь работает своими маленькими граблями.

Сгребает, сгребает, разбрасывает сено во все стороны и потом снова сгребает.

А грабли не слушаются его.

Куда ни взглянешь — всюду неубранные валы сена.

Что делать?

Микинь говорит:

— Юрис! Юрис! Прокатись-ка ты тут на своих конных… У моих граблей что-то зубьев не хватает!

ГОЛАВЛЬ УШЁЛ НАПИТЬСЯ

В полдень косари отдыхают. Кто-то даже сладко похрапывает. Старый Мартынь сидит на перекате с удочкой и ловит голавлей.

Микинь — в кустах — не сводит с Мартыня глаз. Подходить нельзя. Говорить тоже.

Чуть Микинь шевельнётся, Мартынь уже грозит ему своим корявым, негнущимся, пожелтевшим от табака пальцем и говорит свистящим шёпотом:

— Тих-ха! Голавль, брат, это такая рыба!..

Он страшно дымит трубкой, но комары вьются и вьются над ним. Мартынь не спускает глаз с поплавка — поплавок прыгает, словно живой.

Комары жалят и Микиня. Он хлещет по голым ногам берёзовой веточкой…

И вдруг Мартынь вскакивает и ловко подсекает голавля. Удилище выгибается дугою.

— Готов! — цедит Мартынь, не выпуская трубки изо рта, и вытягивает на берег сверкающую рыбу.

Микинь бежит к Мартыню.

Так вот он какой, голавль! Больше селёдки, пожалуй…

Мартынь снимает голавля с крючка, бросает в тень под куст и раскуривает погасшую трубку.

— Пойду на другой перекат! — говорит он. — Тут клёва больше не будет.

И пробирается через ольшаник, чуть дальше.

Голавль, изгибаясь, бьётся в траве.

Микинь остаётся стеречь голавля.

Томительно жарко…

Голавль утихает. Он только изредка широко раскрывает жабры.

Микинь смотрит, смотрит. Ему становится жалко голавля. Он бежит к Мартыню и негромко кричит ему:

— Голавль просит пить, дядя Мартынь!

Но старый Мартынь, не слушая Микиня, грозит ему пальцем.

И Микинь бежит обратно.

Голавль еле дышит. Жабры его обсохли, и рот раскрыт. Воды бы ему!

Микинь берёт голавля обеими руками и несёт к реке.

Он опускает голавля в воду и шепчет:

— Пей, пей, голавлик! Такая жара… Пей!

Голавль пьёт, пьёт. Жабры его открываются и закрываются всё быстрей…

Вдруг он с силой бьёт хвостом — раз! — и вырывается из рук Микиня. Ах-х!..

Вот какой хитрый! Поплыл в глубину, где вода прохладней. И вот его уже не видно.

Как теперь быть?

Пусть Мартынь опять забросит удочку…

ХОРОШАЯ КОПНА

Микинь складывает сено на волокушу.

Мартынь учит его:

— Клади ворох сена на одну леснику, следующий — на другую. А третий — сверху. Вот так! Хорошую копну легче везти.

А у Микиня никак не получается.

Опять на помощь приходит Мартынь.

— Всё дело в лесниках! — говорит он. — Если они не будут ветвистыми и одинаковой длины, то копна получится кривая и на первой же кочке развалится. Давай складывать сначала!

Наконец копна готова.

Юрис впрягает лошадь в волокушу и охватывает копну вожжами. Лошадь трогается. Копна скользит, как на полозьях. Ай да мы!

Микинь уже на коне.

Он сидит даже выше Юриса!

ХЛЕБ, ЗАРАБОТАННЫЙ СВОИМИ РУКАМИ

Когда прошли большие дожди, колхозники стали убирать хлеба.

Комбайн плыл по пшеничному полю, как корабль по синему морю. А Микинь, Сармите и другие ребята собирали на стерне колоски.

До полдника Микинь собрал целый ворох колосков. И ещё один.

Отец сказал ему:

— Вот, сынок, ты и заработал сам себе хлеб.

Микинь ответил:

— Мне бы лучше пирог с ветчиной!

ХЛЕБОРОБЫ

Сармите падает. Корзинка её опрокидывается. И все колоски, собранные Сармите, рассыпаются в высокой траве. А у ребят соревнование: кто соберёт колосков больше всех. Самых прилежных будут катать на разукрашенном автомобиле. А лентяи пешком пойдут.

Сармите хмурится. Она не хочет, чтобы её называли ленивицей. Она готова заплакать. Ведь она так хорошо работала!

Слёзы уже дрожат на её ресницах.

Микинь подходит к Сармите.

— Не плачь. Я помогу тебе, — говорит он.

И берётся за работу.

Слёзы сразу высыхают на глазах Сармите. Ей становится легче. Ведь вдвоём собирать колоски куда быстрей.

Вот и опять корзина её полна!

Вечером Микинь и Сармите вместе едут домой на трёхтонке, лёжа на мешках с зерном.

На борту машины полощется на ветру красный плакат: «Привет хлеборобам!»

Микинь и Сармите поют изо всех сил.

Но грузовик так грохочет, что ничего не слышно…

ПШЕНИЦА ПОЛЕГЛА

На лучшем поле полегла пшеница.

Она даже не походит на пшеницу — не поймёшь, где колосья, где стебли, всё перепуталось.

Комбайнер спрашивает:

— Что это у тебя такое, бригадир? Пшеница или овчина? С какого края подступиться, не знаю!

— Овчина не овчина, — говорит отец Микиня недовольно, — а придётся косить против шерсти.

Так и сделали.

И начисто скосили полёгшую пшеницу, хотя комбайнер и помучился.

В субботу мама отвела Микиня в парикмахерскую.

Взъерошенные пшеничного цвета вихры Микиня торчали во все стороны. Ему, занятому большими делами, некогда было и причесаться всю эту неделю.

Парикмахер сказал:

— У тебя, Микинь, волосы не волосы, а овчина. Не знаю, с какого боку и подступиться…

Микинь посмотрел в зеркало.

— Придётся косить против шерсти! — сказал он недовольно.

Парикмахер так и сделал.

И начисто выкосил голову Микиня.