Динка прощается с детством

ма смягчилось, глаза сузились. - Ох и красиво! С уздечкою да с плеткою! Казацкое седло, черненым серебром все выложено, аж блещить!

- Да на черта оно мне! - сердито топнула Динка. - Я ведь ему сказала, что не желаю ездить боком!

- Боком, боком, ненароком!.. Я ж тебе говорю, что седло казацкое, а какой казак ездить боком? Так и пан сказал: твоя панночка, Ефим, отказалась от дамского седла, так пусть ездит на мужском!

- Не буду я ни на каком! Зачем ты взял, Ефим? Что это за дружба такая завелась?

- Ниякой дружбы, а просто ехал пан на вокзал, остановился около моей хаты, попрощался со мной за руку и внес седло. Передай, каже, твоей панночке! С тем и уехал! Что я ему мог сказать? Вот приедет весной со своей заграницы, тогда и скажешь сама!

- Втащил все-таки! Тьфу, нахальство какое!

- А никакого особого нахальства тут нет. Пан как пан, еще и лучше многих. - Голубые щелочки глаз Ефима вдруг весело подмигнули. - Коров не велел больше продавать! А ни одному человеку! Остались теперь наши богатей с носом, и Павлуха тоже! Ну, они дуже не пострадают, бо у них и свои коровы хорошие, а вот только что от зависти аж почернели! Злобятся очень! Вот потому я и говорю тебе не шлендрай зря где ни попало! Убить они не убьют, а суродуют из-за угла!

- Ладно, слышала я уже это! - махнула рукой Динка. - А Мышка дома? спросила она.

- Конечно, дома. Уже десятый час! Пешком пришла, потому как некому было ехать за ней. Я сегодня должен весь этот луг скосить, потому как завтра мы с Дмитром для солдаток косим.

- На панском лугу? Отаву?

- Хоть и отаву, а там возов десять будет. Решили всем обчеством помочь солдаткам, некому у них косить!

- Ладно, убирать сено я тоже приду, тогда скажи! - крикнула Динка и побежала домой.

На террасе Леня, сильно жестикулируя, рассказывал Мышке про ночной поход к "братьям-индейцам", все время повторяя: "Ты представляешь себе, как мы были поражены!"

Динка тоже вступила в разговор, наскоро поцеловав сестру.

- Но вы сумасшедшие, просто сумасшедшие! Я не знала, что и думать! Приезжаю - дверь заперта, и Ефим говорит, что не ночевали! Но то, что ты, Леня, рассказываешь, просто изумительно!

Динка начала в подробностях передавать сестре все, что они слышали и видели в корчме, потом серьезно сказала:

- Только об оружии и о деньгах никому нельзя говорить, кроме мамы...

- Еще бы! Они нам так доверились, ни о чем говорить не надо, даже Ефиму, хотя жаль, что Ефим верит в скрипку мертвеца. Сам, говорит, слышал...

- Ну, о скрипке-то мы когда-нибудь скажем ему, может зимой. А пока пусть все так будет!.. - согласилась Динка и живо спросила: - Ну, а где это седло, что прислал пан?

- Ах да! Чудесное седло, только, верно, очень дорогое, ну, весной расплатимся!

Мышка сбежала с крыльца. Под дубом, накрытое ковриком, лежало почти новое мужское седло, отделанная черненым серебром уздечка и легкая плетка с тонкой ручкой.

- Ох ты! Дорогой подарок! Раскутился пан! А где он сейчас? Может, еще