Динка прощается с детством

Леней, она пробиралась домой и, найдя пузырек с валерьянкой, без счета капала ее в рюмку, морщась и запивая водой.

С трудом заставила она себя сварить зеленые щи и поджарить картошку. Но обедать Леня не стал.

- Я подожду Мышку, - сказал он, отряхивая с себя пыль и не глядя на Динку. - Мне нужно закончить огород. Ешь без меня!

Но Динка тоже не стала есть. Первый раз в жизни ей не захотелось даже есть, и, равнодушно прикрыв полотенцем застывающие на столе кушанья, она снова ушла в ореховую аллею, еще более несчастная, чем была до обеда.

- Теперь я знаю, как умирают от чахотки. Такие же молодые, как я. Мне ведь только пятнадцать с половиной лет.

В аллее пели птицы, жарко светило солнце, по бокам из гущи кустов и трав выглядывали синие колокольчики и крупные белые ромашки с желтыми сердечками; далеко-далеко вдаль убегала тропинка, она вилась через луг, через ручей с переброшенной через него мокрой корягой и, поднявшись по зеленому косогору, пряталась в золотистой ржи.

А Динка уже мысленно писала свое завещание:

"Я хочу лежать в ореховой аллее. И пусть надо мной стоит маленький черный крест, пусть стоит он вечно в память безвременно погибшей молодой жизни... Не плачьте обо мне, я все равно не могу больше жить со своим характером... Отрежьте мои косы и отдайте их на память Лене, только не надевайте мне платка, он мне не идет..."

Динка уже представляла себя в белом платье, неподвижно лежащей посреди ореховой аллеи в свежем сосновом гробу. От знакомого запаха хвойного леса леса, которого никогда уже не увидит Динка, - стало нестерпимо жалостно... Динка представила убитою горем Леню, плачущих родных и строгое лицо папы...

"Не плачьте, - говорит папа. - Человек, который жил только для себя, не настоящий человек".

Динка медленно растирает на щеках слезы, и видение исчезает из ее глаз.

"Умереть - это легче всего, - думает она, - но с какой это стати мне умирать, я еще ничего не сделала для революции. Да я лучше трижды погибну в бою, да еще прежде целую кучу врагов уложу вокруг себя... Тот, кто не боится смерти, врезается в самую гущу боя, и давай, давай... По головам, по мордам... Главное, быстрота и натиск! Сбил с ног - и дальше!"

Динка забывает о своем горе и, чувствуя небывалый прилив сил, гордо вскинув голову, направляется домой. Не все еще потеряно в жизни!

Около террасы Леня моет под рукомойником голову и руки, переодевает чистую рубашку.

- Время ехать за Мышкой, - говорит он.

Динка молча приводит Приму, кормит ее с ладони кусочком хлеба, потом уходит в комнату пить валерьянку. Обычно, запрягая лошадь в таратайку, Леня весело насвистывает, но сейчас он не свистит, и, глядя в окно, Динка видит его темное от загара лицо, опущенные глаза и светлые волосы...

"Он тоже умрет, - думает Динка. - Мы не можем жить друг без друга".

* * *

- Динка! - кричит из комнаты Мышка. - Кто это выпил всю валерьянку? - Она держит в руке пустой пузырек и смотрит вокруг: не пролился ли он случайно.

- Это