С утра и до вечера

прессует ее, нажимая сверху. Слизь, которую выделяют

почки колюшки, склеивает травинки в плотный ком. Рыбка

делает в нем тоннель, проползая через центр. И гнездо

готово— полый шар с двумя отверстиями на

противоположных концах.

Теперь дело за самкой.

Мимо проплывает стайка колюшек. Самец устремляется

к ним. Перед одной из рыбок он отплясывает танец любви.

Его называют зигзагообразным. Самец «зигзагом», резко

виляя из стороны в сторону, плавает перед самкой. Обычно

она отвечает на ухаживания, склоняя тело вниз, в его

сторону,— он танцует несколько ниже ее головы. Тогда самец

спешит к гнезду (она плывет за ним) и показывает в него

вход особым движением: ложится набок, головой ко входу.

Самец пляшет даже перед некоторыми рыбками другого

вида, например перед молодыми линями, которых сгоряча

принимает за колюшек-самок. Если линь почему-либо

последует за ним, то это автоматически вызывает у

обманувшейся колюшки «цепную реакцию» дальнейших, но в

данном случае уже бессмысленных рефлексов. Самец

подплывает к гнезду и, распростершись перед ним, приглашает

случайного прохожего войти в дом и отложить икру.

Он исполнял

зигзагообразный танец и перед грубой моделью самки,

которую экспериментаторы опускали на тонкой проволоке

в аквариум (лишь бы брюшко у модели было припухлое).

Живая, обремененная икрой самка тоже реагирует на грубую модель самца (лишь бы брюшко у модели было красное) и следует за ней, если модель повертеть перед самкой, имитируя

движения зигзагообразного ганца. А если подвести

модель, а за ней и самку, которая не отстает от

подделки, ко дну аквариума, а затем, подражая самцу,

положить раскрашенную фанерку плашмя, самка будет

тыкаться носом в песок, искать тут же вход в гнездо, даже

если и гнезда нет. Она больше верит сигналу мнимого

самца, чем своим глазам.

Конечно, слово «верит» употреблено условно; самка не

размышляет над тем, чему больше доверять. Она просто

бездумно, подчиняясь врожденным чувствам, реагирует на

сигналы, которые в течение многих миллионов лет отбора

выработались в их племени в виде определенной формы поведения

продолжении рода (впрочем, у самок-колюшек эти заботы не

очень обременительны). Ну и, конечно, иногда путает

возлюбленного с пешкой. Ведь и людям свойственно

ошибаться.

Есть у колюшки еще один своеобразный танец-приказ.

Исполняется он на месте, как твист. Называют его

дрожащим танцем.

Когда самка с помощью самца — он ее подталкивает —

протиснется в гнездо, самец немедленно исполняет свой

«твист».

«Твист» колюшки — приказ нереститься. Он как бы

передает самке следующее извещение: «Я и гнездо готовы

принять икринки!»

В том, что это так, легко убедиться на простом опыте:

удалите самца, как только самка заберется в гнездо. Она

долго будет ждать сигнала, что можно начинать нерест, и

не отложит ни одной икринки, пока не получит его.

Устройте ей «твист» прозрачной стеклянной палочкой,

подражая дрожащему танцу самца, и самка сейчас же

начнет нерест.

Так же ведут себя и самки американского лосося.

Индейцы уверяют, что холостую лососиху можно заставить

нереститься, если опустить в реку весло и быстро-быстро

потрясти его.

Итак, мы установили, что в «хореографическом»

лексиконе колюшки есть по крайней мере пять сигнальных

танцев и движений:

1. Боевой танец вниз головой, который означает:

«Уйди, это мой участок!»

2. Зигзагообразный танец: «Приди и будь матерью

моих детей!»

3. Наклон туловища вниз: «Я согласна».

4. Распростертая поза у входа в гнездо: «Вот дверь

моего дома».

5. Твист: «Отложи скорее икру, я о ней позабочусь».

Конечно, колюшки не вкладывают в свои танцы

никакого смыслового значения. Танцы служат для них лишь

специфическими раздражителями в цепи безусловных

рефлексов, побуждающих рыбок вести себя тем или иным

образом.

Отложив икру, самка догоняет стайку. Самец ее немного

провожает — каков кавалер!— и спешит к гнезду.

Он вновь преображается: теперь это не бойкий танцор,

а беспокойный отец семейства. Забот у него масса. Нужно

и гнездо подремонтировать — неуклюжая самка его

изрядно повредила,— и икринки получше спрятать под крышу.

Но главная забота — вентиляция гнезда.

Чтобы икринки лучше развивались, необходим приток

свежей воды. Самец подолгу стоит у двери своего дома и

машет и машет грудными плавниками. Вентилирует

помещение.

Вода течет через гнездо, смывает с икринок мусор

и приносит им свежий кислород.

В первые дни каждые полчаса самец по три минуты

проводит у входа в гнездо и гонит через него воду. Но

икринки развиваются, все больше требуется им для дыхания

кислорода, и к концу недели преданная своим родительским

обязанностям рыбка три четверти суток дежурит у гнезда,

прокачивая через него воду.

Но вот на восьмой день из икринок появляются мальки.

У самца теперь новые заботы. Детишки еще слабенькие и

неопытные. Он охраняет их и следит, чтобы они далеко не

уплывали. Мальки тесной стайкой следуют всюду за отцом,

как цыплята за наседкой.

А если какой-нибудь «озорной» малек попытается

удрать, отец бросается в погоню, хватает ртом беглеца и

водворяет на место, в стайку.

Но каждый малек один раз все-таки совершает

удачный побег. Пулей летит он вверх, к поверхности воды,

глотает пузырек воздуха и спешит назад. Отец обычно

успевает схватить его только на обратном пути.

Малек глотает воздух, чтобы наполнить им через

кишечник плавательный пузырь. Без этой капельки газа

гот не может функционировать. Ведь и легкие человека

не станут работать, если новорожденный младенец не

наполнит их с первым криком необходимой порцией

воздуха.

Две недели колюшка-самец пасет своих мальков. Они

подрастают и все дальше и дальше уплывают от гнезда. Са-

мец уже не бросается за ними в погоню. Постепенно он

теряет всякий интерес к своим детям — теряет и блестящую

окраску — и присоединяется к компании взрослых

колюшек.

А мальки начинают самостоятельную жизнь.

Идеальные отцы

Бесспорно, в состязании с цихлидами папаша-колюшка

одержал бы верх. Но прежде чем присудить ему первый

приз за отцовство, оценим шансы других претендентов.

Вот морской конек. Хвостик свернул бубликом, голову

высоко поднял, помахивает плавником-веером и плывет

вперед. Животом волны рассекает.

И не подумаешь, что морской конек — рыба. Чешуи нет.

Вместо нее костяные пластинки. Хвостик цепкий, как у

обезьяны. Головка как у сказочного Конька-горбунка.

И плавников нет: только один спинной, похожий на веер.

Рот у морского конька трубочкой. В эту трубочку, будто в

пылесос, засасывает он вместе с водой свою добычу —

рачков разных и червяков.

Позавтракав, морской конек возвращается в заросли

водорослей. Там становится «на якорь»—обвивает хвостом

стебелек и замирает в позе шахматного коня.

Был бурый, а попал в зеленые заросли — сразу

позеленел. Не хуже хамелеона может морской конек

перекрашиваться. Какая вокруг декорация, такого цвета и тело у

него. Это чтобы враги не заметили.

Не о себе одном морской конек беспокоится. У него

потомство «за пазухой».

У самцов морских коньков снизу на брюхе есть два

похожих на клапаны кожных выроста. Самка откладывает

икру на живот самцу, как раз между этими клапанами.