Неприкрытая жестокость

Короткое страшное дуло поднялось вверх, пистолет выстрелил.

Курт издал тонкий и пронзительный вскрик.

— Не думаю, что задела жизненно важные органы, — сказала она. — Но ты можешь надеяться. Нет никаких артерий! Только печень и живот.

Его крики делались все тише, розовая пена капала изо рта, а хлынувшая из раны на животе кровь стала темной.

Она продолжала говорить с ним, хотя не знала, слышал ли он ее в самом конце. Только когда последние огоньки жизни погасли в его глазах, она выстрелила ему в сердце.

— Шоу закончено, — сказала она, оглядывая свое обнаженное тело. — Никакие полицейские не должны это видеть.

Через некоторое время она сняла в кабинете телефонную трубку.

— Капитан Дельмонико? Это Хелен Макинтош. Я убила Додо в моих новых апартаментах в Басквош-Инлет. Они принадлежали раньше Аманде Уорбертон. Пожалуйста, вы можете все организовать?

Когда Кармайн приехал вместе с Делией, Хелен в шелковом халате невозмутимо сидела на кровати, как можно дальше от тела Курта фон Фалендорфа, не проявляя никаких признаков шока.

— Как это произошло? В подробностях? — спросил он, вставая на некотором расстоянии так, чтобы хорошо ее видеть.

Рассказывала она ясно и лаконично. Это было самое образцовое и подробное описание убийства, которое он когда-либо слышал, — она хорошо усвоила полученные знания.

— Комиссар оказался прав, когда отказался закупать эти наручники, капитан. Курт увидел их в моем кабинете и решил ими воспользоваться — к счастью для меня! Я изображала Гудини, пока он читал книгу. Кисти рук у меня довольно тонкие, и я знала, как действовать, чтобы наручники не затянулись.

— Парадокс в действии, — сказал Кармайн.

— Вы знали, кто Додо, — обвинила она его.

— Прочтя твои записи, да. Это станет твоим первым экзаменом в понедельник утром. Просмотри их и найди то, что выдало Курта. Там все есть.

— Пресс-папье?

— Да. Расходящиеся в разные стороны разноцветные дорожки из стеклянных шариков похожи на следы субатомных частиц. Я понял, потому что читаю научные журналы.

— И я поняла. Курт показывал мне фотографии, но до сегодняшней ночи я о них забыла. Мне нужно тренировать свою память. — Она посмотрела на Кармайна с осуждением: — Почему вы не арестовали его, капитан?

— Теперь называй меня просто Кармайн, Хелен. У меня не было реальных доказательств. Моей самой большой ошибкой стала уверенность, что он никогда не вносил тебя в список жертв. Ты не подходила под требуемый стереотип. К примеру, ты слишком агрессивна. Еще ты была для него источником информации — он читал твои записи, пока я не прозрел и не запер их. Моей последней ошибкой стало то, что я недооценил всю глубину его безумия.

— Как насчет девушек, которые вписываются в его стереотип, Кармайн? — спросила Делия. — Нам их поиск доставил столько трудностей.

— Да, вы с Хелен вымотались, пытаясь определить список качеств, которые его привлекали в жертвах, но всегда блуждали в тумане, — ответил Кармайн. — Мы ведь даже сейчас не можем их с точностью назвать, верно?

— Не можем, — согласилась Хелен. — Он раскрылся передо мной сегодня за ужином. Не знаю, намеренно или нет. Для него также стал полной неожиданностью мой переезд из Талисман-тауэрс, из Кэрью. Проживание в Кэрью многое для него значило, теперь я это понимаю.

«Эта молодая леди такая же несгибаемая, как старые армейские ботинки, — слушая ее, думал Кармайн. — Ответная реакция придет позже, ночью, но она будет не сильнее, чем у закаленных в боях ветеранов. Она станет одним из тех полицейских, которых преступники предпочитают обходить стороной. Изящная и смертельно опасная — вот такая наша Хелен. Я рад, что она мне нравится, и понимаю, почему все остальные мужчины-полицейские ее не любят.

— Ты же меткий стрелок, Хелен, — неожиданно сказала Делия. — Почему ты не выстрелила ему в голову?

— У меня была очень неудобная поза, — с запинкой произнесла девушка. — Мы оба оказались почти на одном уровне. Словно стреляешь в бок мишени. Второй выстрел пришелся в живот, потому что в тот момент, когда я нажала на курок, он подпрыгнул. В конце у меня получилось, я попала в сердце.

— Перед судом ты не предстанешь, но будет проведено внутреннее полицейское расследование, — сказал Кармайн. — Не ломай над этим голову. Когда офицер производит смертельный выстрел, расследование неизбежно.

Ее глаза наполнились слезами, девушка задрожала.

— Я знаю! Не забывайте, я была офицером полиции три года.

«О! Наконец признаки стресса. Слава Богу. — Кармайн уже было начал удивляться ее самоконтролю, забыв, что она — дочь ММ. — Кремень!»

— Дом Курта может подождать, — сказал он.

— Я не смогу дальше участвовать в расследованиях? — спросила Хелен.

— Сможешь. Комиссар не отберет у тебя значок и оружие. Тебе будет позволено работать по любому делу, кроме Додо, но в качестве стажера. Как бы то ни было, к концу января, думаю, ты уже сможешь подыскивать себе подходящую работу.

— Капитан! Кармайн! Как это здорово! — обрадовалась она.

— Может, тебе послужит утешением тот факт, что у меня никогда больше не будет и вполовину такого хорошего ученика, как ты. Поэтому я вдвойне сожалею об этих выстрелах.

— Вы имеете в виду, что здесь для меня не найдется свободного места, сэр?

— Боюсь, нет, Хелен. У нас тут слишком много подходящих людей, которые с трудом дослужились до звания детектива. Куда бы ты хотела поехать?

— Я подумаю.

— Вы выбрали странный момент, чтобы сообщить такие важные новости, — заметила Делия, когда они одевались в холле.

— Она не так спокойна, как хочет казаться, — ответил Кармайн. — Ее нужно было встряхнуть, пусть определится с дальнейшей судьбой.

— Я предложила остаться с ней, но она и слышать не захотела, — сказала Делия. — Объявила, что будет спать на кушетке в гостиной. Видимо, она еще не обставила другие спальни, потому, надеюсь, воспользуется моим советом.

— Каким советом, Дилс? — спросил Кармайн, опуская вниз подбитые мехом уши шапки-ушанки. На улице ощутимо подморозило.

— Я посоветовала ей больше не стелить белых ковров.

Было еще одно дело, которое Кармайн мог бы уладить и в квартире Хелен, но он предпочел потерпеть до возвращения в свой кабинет. Капитан перебрал содержимое сумки Хелен, изъятой в целях расследования, и нашел ее личную записную книжку. Номер телефона Дагмар располагался на букву «Ф» — Фалендорф; он так и думал. Взглянув на железнодорожные часы, он решил, что Дагмар уже наверняка у себя в офисе. После смерти Джозефа объем работы, должно быть, только возрос, если, конечно, он что-либо делал за столь существенную зарплату.

На том конце она назвала свое имя — значит, линия была рассчитана исключительно на личные звонки.

— Фрау фон Фалендорф, говорит капитан Кармайн Дельмонико. Возможно, вы меня помните? Я — начальник Хелен Макинтош.

— Да, капитан?

— Боюсь, у меня очень плохие новости, мадам. Ваш брат, Курт, умер несколько часов назад.

Когда он замолчал, только едва уловимые помехи на линии говорили ему, что она все еще слушает; тишина при обрыве связи была бы иной, более оглушающей.

— Фрау фон Фалендорф?

— Да, я здесь. Курт умер? Курт? — В ее голосе звучало недоверие. — Мой маленький Кюртхен? Как?

— Он был застрелен, мадам, когда пытался убить офицера полиции.

— Вы говорите, что Курт пытался совершить убийство?

— Он уже убивал прежде, мадам. Профессор фон Фалендорф был убийцей-насильником, известным нам, как Додо, — ответил Кармайн.

И опять тишина. Кармайн не нашел в себе силы, чтобы ее прервать. Наконец женщина заговорила:

— Вы уверены, что он называл себя Додо? Уверены, что Курт и Додо — один и тот же человек?

— Абсолютно, фрау фон Фалендорф. Абсолютно.

— Как странно, что Курт выбрал Didus ineptus! Вы ведь эту птицу имеете в виду, говоря «додо»?

— Да. Почему странно?