Время ацтеков

на меня, – прошу я.

– Я был нормальным человеком, – признаюсь я, – обывателем, каких много.

– Ого, – приседаю я.

– Ну, – пыхчу я, – бегал по бабам, а кто ж так не делает?

– И бегал бы себе так еще годы и годы, – говорю я.

– Ну, может, в институт какой устроился бы лектором, да щупал студенток за жопы, – с трудом дышу я.

Вторая оказывается явно тяжелее первой. Я обнимаю ее за грудь, чтобы привалить к Первой, и чувствую, что грудь-то ого-го!

– Стоп! – говорю я себе.

– Этого еще не хватало, – устало делаю я себе замечание.

– Продолжим, – говорю я.

– Простите, падре, что мы вас с дамами в одном тесном помещении везли, – извиняюсь я.

– Боюсь, мне придется тащить вас по земле, – извиняюсь я.

– Вот так, – хлопаю я его по плечу.

– Вот вы и снова вместе, – говорю я им.

Первая, Вторая и падре выглядят вполне умиротворенно. Их бы отмыть, картина была бы прямо, бля, идиллической. Привал пастухов. Дафнис и Хлоя. Или как оно там? Я, честно говоря, кроме периода ацтеков толком ни хрена не знаю. Легавый храпит, и мне в голову приходит мысль.

– Не убить ли его? – бормочу я.

– А что? – спрашиваю я себя.

– Когда не будет и его, все проблемы в принципе будут решены, – решаю я, пока на словах, свои проблемы.

– А на работе он все равно взял бессрочный отпуск, – вспоминаю я.

– Типа лечить сердце, разбитое неверной женой, – вспоминаю я Свету.

– Решат, что он уехал далеко-далеко, – представляю я.

– Легавый уехал лечить раны сердца, – соображаю я, – падре уехал нарушать обет безбрачия и спасаться от комплекса вины.

– Первая уехала от приятеля или мужа, – ласково глажу я по голове Первую.

– Вторая сбежала за табором, – смеюсь я.

– Получается, что все вы уехали, остался один я, – говорю я трупам и вырубившемуся легавому.

– Я буду писать вам письма, – улыбаюсь я.

– Нежные и печальные, как я сам, – обещаю я.

– Но если убивать легавого, – проверяю я печь, – то как?

– Мне ведь не приходилось этого делать, – виновато развожу я руками перед Второй, которая начинает мне нравится все больше.

– Разве что молотком? – спрашиваю я себя.

– Как хорошо, что мы в кабинете трудового воспитания, – смеюсь я.

– Как же я устал, – жалуюсь я.

Подружка Первая смотрит на меня с сочувствием, и я начинаю подумывать о том, чтобы предпочесть ее Второй. Священник лежит на боку. Все еще со стулом. Я вздыхаю и примериваюсь молотком к голове легавого. Раз-два-три! Репетиция проходит успешно. Я даже мысленно очерчиваю то место, куда надо бить, – макушка. Аккурат в родничок. Раз-два-три! Подумав, я откладываю молоток. Легавый всхрапывает, и я укладываю его к стене. Спи, бля, страж порядка.

Не то чтобы мне было жалко легавого или я передумал насчет того, что он – тоже источник моих проблем. Нет. Все так. Он источник проблем. В том числе двух трупов. И мне его не жалко. Его нужно убить.

Но у меня есть веская причина этого не делать.

Я – не убийца.

– Не боги горшки обжигают, – говорю я.

– Поехали, – решаюсь