Порочные игры

У Гиа была отличная память. Выслушав меня, он тут же вспомнил одну деталь из первого допроса:

— Значит, тот человек, которого вы в первый раз не могли описать, и был Генри Блэгден?

— Да. Но я сделал это без всякой задней мысли. Тогда я просто не мог поверить, что это он. Так что вам не в чем меня упрекнуть. Я был уверен, что этот человек мертв и похоронен.

— Ладно. Вам и так досталось за это время.

— Теперь, когда вы знаете все остальное, вы должны понять, насколько я был сбит с толку. Сначала меня просто волновала судьба моего старого друга. Потом, после этих событий в Венеции, я стал думать, что наделал глупостей, но еще надеялся, что все это — какая-то ужасная ошибка. Чем больше я вникал в это дело, тем больше неприятностей оно мне доставляло. Я не мог понять смысла происходящего до тех пор, пока несколько дней назад мне не удалось выяснить, что означают эти компьютерные коды. А когда понял, содрогнулся от отвращения.

Он собрал соус со своей тарелки кусочком хлеба.

— Вы не обращались в свою полицию?

— И да, и нет.

— Что это значит?

— У меня есть знакомый в столичных подразделениях — в отряде по борьбе с терроризмом. Я знаю его много лет, он часто помогал мне в работе над романами. Я беседовал с ним об этом.

— И как он прореагировал?

— Сказал, что постарается кое-что разузнать.

— Ну и что, разузнал?

— Видите ли, это не его сфера, он взялся за это скорее по дружбе, чем официально.

— Он в курсе последних новостей?

— Нет.

— Прежде чем уехать, оставьте мне его фамилию. Я с ним свяжусь.

Гиа вытер остатки соуса со своей тарелки.

— Скажу вам как автору триллеров — кстати, за это время я успел прочесть один из них, и не без удовольствия, — в жизни вы не столь логичны, как в книгах.

— Да, не могу ничего возразить.

— Будь я на вашем месте, сразу же по возвращении из Москвы удостоверился бы, что нахожусь под защитой законной власти.

— Но ведь именно власти мне и угрожали! Причем с самого верха, так что было бы неразумно пробиваться еще выше.

Он кивнул.

— В Англии политические скандалы, как правило, неотделимы от сексуальных, так, во всяком случае, я читал. Нам-то ведь тоже особенно нечем хвастаться — мы даже избрали в парламент порнозвезду. Политики — сущее дерьмо, погрязли в коррупции. От спрута «Коза ностры» нам уже, видимо, не избавиться.

Он как ни в чем не бывало потягивал двойной кофе эспрессо, у меня от этого кофе началось сердцебиение. По выражению его лица трудно было понять, как он прореагировал на мою историю.

— То, что вы рассказали… в общем-то с опозданием… проливает свет на одну загадку, к которой я пытаюсь найти ключ. Я хочу показать вам еще кое-что.

Он поднял свое грузное тело из кресла, я обратил внимание, что счета ему не подали. На прощанье они с хозяином обнялись.

На этот раз полицейский катер повез нас вокруг лагуны на остров Торчелло, где я в третий и в последний раз видел старика живым. Пока мы шли мимо толп туристов и разрушенной церкви, Гиа молчал; наконец мы очутились у ворот большой виллы. По обе стороны стояли на страже две потрескавшиеся от времени и непогоды каменные статуи с застывшими в гримасе лицами. Казалось, именно они охраняют дом, а не двое молодых полицейских в форме, отдавших Гиа честь и открывших ворота. Над массивной входной дверью было резное украшение вроде того, которое когда-то описал Рескин [55]: «Голова могучая, нечеловеческая и чудовищная, оскалившаяся в зверском бессилии».

— Этот palazzo [56] относится к шестнадцатому веку, — рассказывал Гиа, когда мы входили внутрь. — Венеция всегда рождала чудаков. И монстров. Романтическая каша, которой потчуют туристов, сварена из жестокого прошлого. Человек, которого вы опознали, хозяин этого дома, подделал свое родство с этим прошлым — с патрицианским семейством Фоскари.

— Это была его фамилия?

— Нет. Примерный обыватель, скрытный, жил уединенно — вот почему нас привела к нему лишь его смерть. Немец, настоящая фамилия Леман, родом из Целле — до объединения это была Западная Германия. Германские власти сумели раздобыть для нас подробнейшую информацию. Во время войны Леман служил в Ваффен-СС. Был взят в плен вашими войсками, но суда избежал: некоторое время американцы использовали его как переводчика. Примерно через пять лет он всплыл в Хаммельне, где недолгое время был учителем в школе для мальчиков — преподавал английский. Как явствует из документов, его уволили после случая с одним учеником. После этого он исчез, и о нем ничего не было известно, а в 1988 году поселился здесь с фальшивым итальянским паспортом и присвоенной фамилией.

— Такие дворцы недешево обходятся, верно? Откуда он брал деньги? Не с учительской же зарплаты.

— Кто знает? — сказал Гиа. — Есть у меня некоторые предположения, но они требуют проверки.

Мы стояли в великолепном мраморном холле, со стенами, увешанными старинными знаменами, доспехами и устрашающим оружием — копьями, арбалетами и большими двусторонними мечами.

— Этот дом выдал нам много секретов. Разумнее было бы его хозяину все это уничтожить, но он, как и многие, ему подобные, тщательно хранил свидетельства своего порока.

Гиа повел меня на второй этаж в библиотеку. Эту комнату делил надвое огромный стол с зеркальной поверхностью. На нем стояло с десяток карнавальных масок — по большей части ухмыляющиеся сатиры. Впечатление было ошеломляющим: эти рожи отражались от поверхности стола в ярких лучах послеполуденного солнца и, казалось, заполняли собой всю комнату. Вдоль стен стояли резные книжные шкафы с золотыми петлями, где размещалась коллекция изданий в роскошных переплетах.

— Полюбопытствуйте. — Гиа указал на шкафы.

Несмотря на вделанные в них замысловатые замки, шкафы были открыты — видимо, полицией во время обыска. Я вынул наудачу один том из первого шкафа. Немецкое издание девятнадцатого века, насыщенное раскрашенными вручную гравюрами, изображавшими разные варианты полового акта. Как и в немецких сказках, в этих картинках была изрядная доля садизма.

Гиа достал из другого шкафа более объемистый том в кожаном переплете.

— Взгляните-ка на это. — Он передал мне книжку.

На корешке была надпись по-латыни. Я открыл его, ожидая увидеть эротику времен Помпеи, но вместо этого обнаружил отвратительную коллекцию иллюстрированных порнографических журналов для педофилов с названиями типа «Дитя-любовь», «Лолита» или «Десятилетняя Лиза и ее папа».

— Господи! — воскликнул я.

— Большая часть — из Голландии и Скандинавии. Но я покажу вам и еще кое-что.

В дальней стене в углу была дверь, облицованная корешками книг и казавшаяся частью книжных полок. Она бесшумно открылась, и я вошел вслед за Гиа в маленькую комнату без окон типа прихожей — не более пяти квадратных метров. Я невольно задрожал, ощутив атмосферу порока. Потолок и стены были обтянуты шелком с узорами. Большую часть комнаты занимал диван, за которым виднелось зеркало в старинной позолоченной раме, украшенной по углам херувимчиками в сладострастных позах.

— Это комната для свиданий, — объяснил Гиа. — Взгляните повнимательнее на херувима в правом верхнем углу зеркала. Что-нибудь замечаете?

— У него рот шире, чем у других, — ответил я, приглядевшись.

— За ним находится видеокамера, а объектив спрятан во рту. Леман снимал все происходившее в этой комнате. Если у вас достаточно крепкий желудок, я покажу вам кое-что у меня в управлении. Там дети, есть совсем маленькие; на них нельзя без боли смотреть. По последним подсчетам, в Италии пропало около четырех тысяч детей. Кто знает, сколько из них попало сюда?

Мы продолжали осмотр дома. Все комнаты были богато меблированы. Только спальня старика оказалась почти пустой: кирпичные стены, окрашенные белой краской, простая кровать под белым покрывалом и маленький прикроватный столик с белой скатертью, на котором лежала Библия в пергаментном переплете. Единственным источником света здесь были два массивных чугунных канделябра по обеим сторонам кровати. Со стены смотрел на кровать Христос, распятый на огромном кресте.