Порочные игры

От этой беседы у Виктора явно испортился аппетит, и он отодвинул тарелку с недоеденным завтраком.

— Рассуждения о том, зачем да почему, его уже не воскресят. — Он сказал это подчеркнуто выразительно, и на том разговор наш закончился.

Еву я увидел лишь перед самым ленчем, когда забрел в библиотеку, где она полулежала в кресле.

— Я, видимо, должен принести вам свои извинения, — сказал я, игнорируя требование ее братца оставить в покое этот предмет. — Я не хотел вас огорчить, вспомнив о Генри.

— Что сказал Виктор? — спросила она. — И почему он все время встревает? Он иногда бывает ужасно глуп.

— Как прошла месса? — спросил я, полагая, что это лучший способ сменить тему.

— Месса? Я не была в церкви целую вечность. Я просто совершала моцион. В Англии непременно толстеешь, здесь так много едят. С тех пор как мы приехали, я прибавила несколько фунтов.

Это была типичная жалоба всех дистрофиков.

— И надолго вы теперь в Англию?

— Кто знает? — Как и ее брат, она любила отбивать у собеседника охоту разговаривать. Говоря друг о друге, они разыгрывали недовольных супругов. Не испытывая ни малейших материальных затруднений, они тем не менее сетовали на свою судьбу, находя повод для недовольства всем и вся за пределами своего узкого мирка. Они занимали меня как писателя, потому что считали себя вне критики и вызывали невольное желание пробить панцирь их превосходства, потрясти их, привести в замешательство. Не могу сказать, что я в этом преуспел, — Виктор и Ева оставались абсолютно индифферентны к окружающему. В их же собственном мирке капризы и грубость были непременными, усердно культивируемыми атрибутами общения.

Вытянутое лицо Евы напоминало мне элегантные манекены в витринах магазинов одежды, которых лишь по ошибке можно было принять за людей.

Я хотел спросить ее о Софи, но тут в библиотеку вошел Виктор.

— Вот ты, оказывается, где, а я тебя всюду ищу, — сказал он, бросив на нее вопросительный взгляд, который, очевидно, служил и предупреждением. — Китти предлагает прокатиться верхом.

— Да? Вот уж чего мне совершенно не хочется. Я только что вернулась с прогулки и собираюсь принять ванну.

Я не преминул вставить:

— Ева решила остаться грешницей и пропустила мессу.

Ева обернулась к нему.

— Да, Виктор, чего ради ты сказал Мартину, что я пошла в церковь? Иной раз уписаться можно от твоих глупых выдумок.

Горячность сестры его обескуражила, и он растерялся, но тут же сказал:

— Значит, я извинюсь перед Китти, раз ты не хочешь?

— Да, именно не хочу. Мы с Мартином собираемся в деревню — купим каких-нибудь газет поинтереснее. У Китти всегда одна мутота.

— Ну хорошо. — Мне показалось, что Виктор вот-вот заплачет. — Желаю приятно провести время. — Он повернулся и вышел из комнаты.

— Вы видели его лицо? — спросила она, едва за ним закрылась дверь. — Ведет себя как последний раздолбай. Привык все решать за других, а я этого терпеть не могу.

— Но вы тоже любите решать за других. С чего вы взяли, что я поеду с вами в деревню? Может быть, у меня свои планы или мне как раз нравится мутота?

— А если я попрошу?

— Вот это уже другое дело.

— Пожалуйста.

— О, уверен, вы можете это сказать более проникновенно.

— Ну пожалуйста, Мартин, не будете ли вы таким душечкой и не отвезете ли меня в деревню?

— Вот это уже лучше. Ладно. Только не задерживайтесь в ванной. Мне было бы жаль терять все утро.

— А я и не собиралась в ванную, — сказала она. — Это я просто так сказала. Для Виктора. Можно ехать сейчас же.

Мы вышли к моей «хонде». Бросив на нее взгляд, Ева заметила:

— Эти маленькие дешевые машинки — просто прелесть, правда?

Она оглянулась на дом, а я открыл дверцу.

— Он смотрит на нас. Где-то там притаился и смотрит. Безумец.

— А почему он ведет себя так?

— Вы не догадываетесь?

— Нет, как вы могли заметить вчера вечером, я не большой мастер разгадывать загадки.

— Он ревнует.

— Думаю, в данном случае у него нет для этого никаких причин, — сказал я, когда мы тронулись с места.

— Ну кто знает? Все течет…

Я промолчал. Когда мы подъехали к деревенскому магазину, я остался в машине, а она пошла покупать всякую макулатуру со сплетнями. Затем появилась и крикнула:

— Я не взяла с собой денег!

— Сколько вам нужно?

Она шлепнула мне на колени кипу газет.

— Посчитайте, а то я в арифметике полный нуль.

Я протянул ей пять фунтов. Она взяла и спасибо не сказала. Вернувшись и сев в машину, Ева пробежала глазами всю кипу, побросав на заднее сиденье приложения с рекламой викторианских оранжерей и комплексных туристических поездок, и по дороге выдала мне краткое обозрение.

— На этой неделе сплошная скука. Чарльз и Ди, согласно уверениям безымянного близкого друга, снова готовы помириться. Как вдохнуть новую жизнь в ваш брак с помощью масла грецкого ореха. Тайная жизнь — Мадонна пытается скрыться от своих фэнов. Ничто в сравнении с теми, кого вы найдете в Америке. Никаких запретов и куча веселья — можно подумать, что Мерилин Монро жива-здорова и работает в какой-нибудь семье девушкой au pair. [61] А вот то, что я называю «вдохновляющим»: все эти английские газетенки помешались на сиськах. Посмотрите-ка вот на эту. — Она развернула передо мной страницу. — Пятьдесят четыре дюйма, а ей всего семнадцать. Корова. И что, такие штучки возбуждают мужчин?

— Некоторых, возможно.

— Но не вас?

— Нет, не меня.

— А вам какие нравятся?

— Трудно сказать.

— А Софи? Она возбуждала вас?

— Да, когда-то, — ответил я, не отрывая глаз от дороги.

— Она многих возбуждала.

— Неудивительно, она была очень красивой девушкой.

— Была? Но, может быть, она и сейчас красивая?

— Да. Наверное, так. Мы с ней давно не виделись.

— Значит, она в вашем вкусе?

— Пожалуй.

— Вы очень скрытный, да?

— Да нет, просто наш разговор мне кажется странным.

— Почему? Потому что о сексе? Вы не любите говорить о сексе?

— В подходящей компании, в подходящем месте.

— Что же сейчас тебе не подходит? — Она перешла на «ты». — Кстати, не хочешь ли ты меня трахнуть? Или ты, как те типы в твоих романах, предпочитаешь порядочных английских девушек, которые занимаются этим только в постели? Видишь, я прочитала кое-что из твоей писанины.

Я въехал на травную обочину и заглушил мотор. Не ты одна умеешь играть в эту игру, подумал я.

— Что тебе нужно, Ева? Острые ощущения на заднем сиденье маленькой дешевой машинки? Или же тебе нужен твой братец?

— Мой братец?

— Да, именно братец.

— При чем здесь он?

— Я думал, ты мне это объяснишь. Ты соблюдаешь осторожность, ведь чуть что — и дело кончится вот этими бульварными газетками, которые тебе так нравятся. В общем, не знаю, что это за игры, но я в них не играю.

— А Генри играл, — сказала она.

— Оставим Генри в покое. — Мне хотелось наговорить ей дерзостей, но я сдерживался, надеясь узнать побольше о том, что происходило все эти годы.

— Генри не был тебе другом, — сказала она, — он был наш. И твоя драгоценная маленькая Софи тоже. Не теряя времени, она прыгнула к нему в постель, — язвительно добавила она.

— Это для меня не новость.

— Ты не знаешь и половины. Генри и со мной спал. Я была единственной женщиной, которая ему действительно нравилась. Я давала ему то, что он хотел. Ему было скучно с твоей Софи. Он женился на ней, только чтобы досадить тебе.

— Хочешь сделать мне больно? Напрасно стараешься! Кстати, я не трахаю дистрофичек. У моей женщины должно быть хоть какое-никакое тело.

Она шлепнула меня по щеке, но, поскольку мы сидели бок о бок, удар оказался несильным.

— Как ты смеешь так разговаривать со мной?

Я завел мотор и выкатил машину на дорогу. Остаток пути мы проехали в полном молчании. До конца уик-энда ни она, ни ее брат со мной больше не разговаривали.