Конец пути

– А второй способ?

– Если Широков не выйдет на балкон и сразу завалится спать, мы вставим ему в рот воронку и будем вливать коньяк до тех пор, пока он не сдохнет!

Ирина произнесла это таким страшным, полным ненависти голосом, что Алексея передернуло. Она перехватила его напряженный взгляд и попыталась улыбнуться – улыбка вышла неестественной, вымученной.

– Алеша, если ты не хочешь, мы не будем этого делать.

– Нет-нет, я хочу, – пробормотал он, без особого, впрочем, энтузиазма. – Просто… мне не по себе от этой мысли.

Она кивнула:

– Я понимаю. Мне тоже не по себе. Но если мы этого не сделаем, нам придется расстаться.

– Расстаться? – глухо повторил он.

Ирина улыбнулась виноватой, страдальческой улыбкой, поцеловала его в лоб и сказала:

– Милый, я не могу больше рисковать. Рано или поздно он узнает о нашей связи. Или мы уберем его, или он убьет… меня.

Алексей снова задумался – так глубоко, словно полностью выпал из реальности. Несколько секунд она с тревогой, опаской и надеждой смотрела на него, а затем осторожно спросила:

– О чем ты задумался, Алеша?

– Ты не должна была делать аборт, – тихо сказал он.

В глазах Ирины появилось недоумение и удивление:

– Ты все еще об этом думаешь?

– Да, – тихо ответил он. – Он мог родиться. Наш ребенок. Но мы ему не дали. Это можно приравнять к убийству.

– Чушь, – с досадой проговорила она. – Все женщины делают это. Не забивай себе голову.

– Я все время об этом думаю.

– Я не знала, что ты у меня такой впечатлительный. Мы с тобой еще родим ребенка! И не одного! А пока не думай об этом. Не думай, понял?

Алексей вздохнул и виновато проговорил:

– Прости. Ты права, я не должен об этом думать. И, конечно, не должен был об этом говорить. Просто у меня неприятное предчувствие.

– Милый, не обращай внимания на предчувствия. Ты очень мнительный и нервный. – Она нежно улыбнулась. – Если ты будешь обращать внимание на свои предчувствия, ты в конце концов сойдешь с ума. А я этого очень не хочу.

Ирина с нежностью посмотрела на любовника. Лицо Алексея приняло какое-то отчужденное выражение, а глаза подернулись дымкой, словно всматривались в неведомый внутренний горизонт.

Он не должен был думать о ребенке. Но он не мог. Уже десять лет.

*

Десять лет назад

– Один готов! – восторженно и азартно воскликнул пятнадцатилетний школьник Алешка, сверкнув стеклами очков, и продолжил крошить роботообразных монстров из пулемета.

Чудовища на экране компьютера, обливаясь искусственной кровью, падали на пол широкого коридора, но из-за угла тут же появлялись новые, и пулемет Алексея, раскаленный докрасна, продолжал поливать врагов свинцом.

– Алеша! – донесся до него голос матери. – Алексей, а ну, поди сюда!

– Чего еще? – крикнул он в ответ, не отрываясь от игры.

– Присмотри за Владиком!

Алексей досадливо поморщился. Прерывать игру не хотелось.

– Ма, я занят!

– Подождет твой компьютер! – резонно сказала мать. – Мне надо проверить мясо в духовке!

Алексей вздохнул:

– Ладно, иду!

Он всадил еще несколько пуль в стальную грудь очередного робота-монстра, а затем поставил игру на паузу, успев за мгновение до этого понять, что противник оказался хитрее, чем он думал, и сражение еще не закончено.

Когда Алексей вошел в ванную комнату и посмотрел на копошащегося в воде годовалого братишку, тот радостно заугукал.

– Он тебя любит, – улыбнулась мать, выпрямившись и вытирая руки полотенцем.

– Да. Я его тоже, – недовольным голосом проговорил Алексей.

– Просто посиди рядом, а я через минуту вернусь, – сказала она.

– Нет проблем, – ответил подросток.

Она потрепала его по волосам и вышла из ванной. Он уставился на братишку и насмешливо спросил:

– Ну? И когда ты наконец повзрослеешь?

Малыш залепетал что-то в ответ, улыбаясь во весь рот, захлопал по воде ладошкой. Алексей посидел на краю ванны и потом взял с полки игрушку и протянул Владику.

– Слушай, вот тебе утенок! Ты поиграй, а я сейчас, ладно?

Малыш схватил резинового утенка и, смеясь, зашлепал им по воде.

– Молодец! – похвалил Алексей. – Я быстро! Только выпутаюсь из засады!

Он выскользнул из ванной, быстро прошел в свою комнату и рухнул на стул перед компьютером. Сражение продолжилось. Неизвестно, сколько времени оно длилось, но закончилось все внезапно. И навсегда.

Крик матери, который услышал Алексей, пронзил ему уши, сердце и запомнился на всю жизнь. Еще не добежав до ванны, он уже знал, что там увидит.

Мать стояла у двери, держась рукой за косяк, и словно оцепенела. Она уже не кричала, лишь хватала воздух ртом, и из ее горла вырывался страшный хрип. Алексей перевел взгляд и увидел Владика. Тот плавал в ванне, глядя открытыми глазами в потолок. Лицо его было полностью погружено в воду.

Алексея обдало ледяным холодом. Он вбежал в ванную, выхватил Владика из воды – голова малыша безвольно болталась, как у мокрой тряпичной куклы, – положил его на пол и стал делать искусственное дыхание.

Он делал и делал, делал и делал, даже когда устал, даже когда понял, что все бесполезно, даже когда квартира наполнилась чужими людьми, – делал и знал, что брата у него больше нет, мать уже никогда не станет прежней, жизнь непоправимо изменится и впереди будет только кошмар. И виноват в этом только он один.

3

– Алеша? – негромко окликнула Ирина. – О чем ты задумался?

– Ни о чем. – Он мотнул головой, прогоняя воспоминание, больше похожее на отголосок кошмарного сна.

– Иди ко мне.

Она притянула его к себе и обняла. Алексей попытался высвободиться:

– Не уверен, что мы сейчас должны…

– Именно сейчас и должны. Сейчас!

Она еще сильнее притянула его к себе и страстно поцеловала в губы.

Было это несколько недель назад, но Алексею казалось, что он до сих пор ощущает на губах вкус того поцелуя. И сейчас, стоя в ванной у зеркала и хмуро глядя на свое отражение, он размышлял.

Ребенок… А был ли ребенок? Вдруг Ирина сказала это нарочно – чтобы раззадорить его? Женщины склонны к хитрости и садизму, даже лучшие из них, об этом писали и Достоевский, и Ницше.

Хорошо, если так. Уж лучше обман, чем убийство.

Алексей вдруг ощутил на себе чей-то взгляд и завертел головой, хотя знал, что в квартире, кроме него, никого нет. Обманчивое ощущение. Это все от нервов. Надо выпить успокоительное, и чем скорее, тем лучше.

Он должен быть спокоен и тверд. Ведь сегодня ему предстоит убить человека. Взрослого. Огромного, похожего на гориллу, такого же грубого и тупого. Если вдуматься, его и человеком-то считать нельзя. Так, грубая поделка, заготовка, болванка, полуживотное, чей уровень интеллектуального развития уступил бы даже уровню неандертальца. Но главное – он настоящий лютый зверь, который бьет Ирину и когда-нибудь прибьет до смерти. А значит, нужно действовать. Сегодня!

Алексей посмотрел на свое отражение в зеркале. Лицо бледное, осунувшееся. Под глазами тени. Это от бессонницы, ведь он толком не спал уже много дней.

Он открыл кран, подставил руки под струю, набрал пригоршню холодной воды и плеснул себе в лицо. Вода немного освежила его. Он поднял голову и снова взглянул в зеркало. На мгновение аспиранту показалось, что с отражением что-то не так – двойник смотрит на него неприязненным и даже злым взглядом, а по его лицу пробежало что-то вроде легкой ряби, похожей на дрожь.

– Это все нервы, – хрипло пробормотал Алексей. – Просто нервы.

Он закрыл глаза, мысленно досчитал до пяти и снова открыл их: с отражением все было в порядке. Никакой ряби. Лицо осунувшееся, но совершенно обычное… Вдруг он заметил кое-что странное. Во-первых, зеркало слегка запотело, хотя в инструкции было написано, что зеркала в «Умном доме» не запотевают. Во-вторых, на зеркале проступил рисунок – словно кто-то начертил его пальцем на запотевшей поверхности.

Алексей взял с полки очки, надел их и вгляделся в рисунок. Это было что-то вроде спирали… Нет, точнее сказать – лабиринта, состоящего из концентрических кругов, в середине которого виднелся крестик с закрученными на манер свастики концами.