Бой - баба

Хмурится грозовой тучей воровской «положенец». Обидой злой наливается. Доложили урке в тот же день, что подруга его новая с наркодельцом Муратом в казино заявилась. Среди ночи. Бабок кучу в рулетку просадили. Целое состояние.

Вот профура прокоцанная! Небось и зверька на рыжье раскрутила. Уж Камыш-то знает, без брюликов к дамочке даже не подходи. Мигом отбреет.

И на хрен он стерву смазливую на «стрелку» с барыгой брал? «Женьтельмента» решил из себя покорчить, благородным разбойником прикинуться. Вот и докорчился. И спать не спал, и рога уже навесили.

Надавать бы по сопатке оторве, ребрышки пересчитать… Нельзя. Авторитет уронишь. В лицо, конечно, никто не засмеется, а в спину только ленивый не ткнет.

Мурата надо стопорить. Дать по ушам, чтоб к чужой бабе лапы грязные не тянул. Но — аккуратно. Не проливать же кровь из-за крученой вертихвостки. Бизнес страдать не должен. И фурсетку жадную проучить не мешает. Фасад не портить, а так, помять слегка. Слезу выдавить — и хорош.

Хватит динамить! Нашла кому голову морочить! Не шкет сопливый — сам пахан тебя зовет! Выбрал из толпы, честь великую оказал. Цени! Изволь соответствовать, не то быстро на место… опустим.

Извелся «положенец». Размышлениям многомудрым предался. Выгадываниям привычным.

Как бы так исхитриться, стервочку красивую в угол загнать? Чтоб сама в постель попросилась? В ногах чтоб валялась, сука такая! Прощения вымаливала!

Может, мэра припрячь? Или на иглу посадить?..

Сам не заметил уркач, как зацепила его за живое смазливая бикса. Вроде баба как баба. Среди путан не хуже есть. И помоложе… Только цыкни, вперед паровоза прыгнут. И кочевряжиться не станут…

Застит желание глаза воровскому авторитету. Сам не понял, когда с пути праведного сбился. Много у «смотрящего» прав. И власти много. Одного ему нельзя — дело с забавами путать. Закон не дозволяет. И так слухи стремные по городу ползут. А следом — рога ветвистые.

Закону следуя, должен бы «положенец» взреветь немедленно лютым зверем, аре Мурату на место его истинное указать. Попробует вякнуть, грохнуть без базара. Другого вместо зарвавшегося хачика поставить. А бабе вертлявой попросту башку оторвать. Чтоб не блудила, воров честных меж собой в разберушки не вмазывала. Иначе нельзя. Любой другой вариант на слабость «смотрящего» указывает. А это — кранты. Вилы сплошные.

Разброд пойдет в стройных рядах, шатание. Каждый в свою сторону потянет. Самое страшное наступит: вместо порядка и процветания — битвы жестокие за передел власти. «Шестерка» последняя паханом себя возомнит.

Молодняк нынче сплошь отмороженный пошел. Обязательно попробует свои порядки завести. Такие порой среди шпанюков попадаются — вообще никого не признают. Беспредел голимый.

Это у государства проигравший в отставку уходит. И то шанс имеет — назад к кормушке вернуться. Самое худшее, что неудачнику светит, — лет несколько льготного режима.

У урок все по-другому. «Смотрящий» либо на коне, либо в земле. Третьего не дано.

Уже десятки самых авторитетных воров в законе на том свете кантуются. А все потому, что власть им данную из рук выпустили. Не справились с кодлой, порядок железный поддержать не смогли. И Камышу та же участь светит. Если мер немедля не примет.

Все понимает матерый уркач. «Черный» Мурат вызов ему бросил. Внаглую к биксе «положенца» клеится. А та дура — че с нее взять?

Жлобство природное женское задавило. Решила и хачика на брюлики обсосать. Одно слово — стерва!

Но маячат перед стареющим уркой обворожительные синие глазищи. Фигурка подбористая. Речи колкие, смелые.

Проститутка — че? Что ни скажешь, все «ага». Перебазарить с шалашовкой не о чем. Пока с мыслями соберешься, что бы такое вумное ляпнуть — она уже последнее с себя стащила. Стоит голая, товар предлагает. А главное — всего боится. Боится не так повернуться, не то сказать. Боится не угодить, боится, что побьют. На хор со зла пустят или изуродуют.

Отсюда — страх, почти животный. В глаза никогда не глянет, шевелится кое-как. Будто тормозная. Улыбки настоящей хрен дождешься. Так, оскалится изредка. И то пригнувшись. Как украла… Че с такой делать? То-то и оно…

А вот Александра… Как глянет — мотор трепыхаться начинает. Жить сразу охота. Ничего для занозистой не жалко. Все бы отдал! Без базара…

Вроде ничего такого не делает. Так, одни ля-ля, тополя. Зыркнет глазищами, попкой вильнет. Или ладошку легонькую на кисть сверху положит. Просто так, за ради смеха. Ненароком вроде как. И все. Хитра-а-я, спасу нет!

На этот раз «стрелка» проводилась по-деловому. Без всяких ненужных выкрутасов типа отдельного зала в загородном ресторане и расфуфыренных телок.

Не смог унять накопившееся раздражение Камыш. С ходу его выплеснул:

— Ты чего мутишь, Мурат? Договаривались же в прошлый раз, на этой неделе — полный расчет!

Смерил внимательным взглядом авторитета наркоделец. Отметил про себя непривычную нервозность «смотрящего». Стареет городской пахан. Выдержку растерял. Положению высокому не соответствует.

Вскипела мгновенно горячая чеченская кровь. Вот гад! Ни хрена ведь не делает, только «дай» орет. Ты сначала попробуй ответь — на что?! Ментам на подогрев? Дам. Но не столько. Хватит с них и трети. Чтоб с жиру не лопнули, волки позорные. Сидельцам на зону? Тоже не откажу. Но тем и десятой части за глаза хватит. Пусть сами как хотят крутятся. Лохов тряханут, молодняк к делу пристроят. Чтоб письма слезные домой родным писали. Ходов много, мозгами только раскинуть надо. Ты лучше ответь — остальное куда? Биксам на рыжье?! Хренушки! Из своего кармана отстегивай.

Но не стал бакланить по-пустому кавказец. Предъявки объявлять, на самого «смотрящего наезжать. Лицо горбоносое непроницаемым оставил. Ответил вору ровно, ни жестом не выдав бушующей в груди ярости:

— Ты же знаешь, Камыш, менты на меня насели. Совсем оборзели, собаки. Проходу не дают. Бабок каждому отстегнул — немерено. И все мало. Помоги с волками порешить.

Хмурится недовольно «положенец». Прав, к сожалению, Мурат. Из-за новой войны на Кавказе ментов на горцев спустили. Хватают всех подряд, без разбору. Неважно, лезгин он или чечен. Один хрен виноват. И повод козырный — проверка паспортного режима. Не подкопаешься. А это плохо. Даже очень. По делу сильно бьет.

Развел беспомощно руками авторитет:

— Не могу, брат. Сам знаешь, с самой Москвы указание дадено. Здешние никто отменить не захотят. Погоны пожалеют. Пережди, кипеж сам скоро стихнет.

— Тогда и ты с долей подожди, — налились кровью миндалевидные глаза с поволокой.

Взорваться бы тут вору. Гнев неукротимый выказать, матом сорокасемиэтажным зарвавшегося ару покрыть. Но не тот сегодня Камыш. Расслабился в последние дни. Не хочет сейчас собственную войну затевать.

Сильны кавказцы. Общностью родовой спаяны. Их крошить, половину перестрелять надобно. Первого — Мурата. Правило тут простое — сначала валят главаря.

Прочих перед выбором жестким поставить: или — или. Или в «общак» положенное сдают, или бегут из города куда глаза глядят. Пока последнего не кончили.

Кровавое это занятие — воровские разборки. Денег больших стоит. Опять же бизнесу сплошные убытки. Потому каждый смотрящий обязан до последнего пытаться миром все вопросы порешать.

Хмыкнул вор со значением, терпение проявляя:

— Скольких я твоих из клетки вытащил, Мурат? Че могу — делаю. А ты грубить начинаешь, невозможного требуешь. Смотри, менты по-настоящему еще не злились.

Понял намек с полуслова кавказский наркоделец. Действительно, в случае чего не только урки — мусора с утроенной силой насядут.

Тех только подразни. А у Камыша дури хватит — подложит сам бомбу, после на чечен свалит. Громче всех глотку драть начнет: «Бей черных! Они кругом виноваты! Мурат Басайке лепший кент!»

Что было, то было. Ходил Мурат с Шамилем на Буденновск. Лицо маской прикрыв. Летчиков российских самолично поймал. Расстрелял возле забора. Ни одна сволочь о том не знала. Только — свои. А вот вор проведал как-то. Ухмыляется теперь гадко. Чуть что, сразу за ментов базар со значением заводит. Мол, не дергайся лучше, браток. Пальцы-то — вот они! Возле самого горла!