Рукопись из Тибета (СИ)

— Есть один человек, который в самый раз, — заговорщицки сказал я. — Верный и надежный.

— Кто такой? — оживился гарант. — Фамилия.

— Пу-тин, — по слогам сказал я. — Владимир Владимирович.

— Гм-м, — наморщил он лоб. — Это который у меня директор ФСБ?

— Точно.

— Даже не знаю, что и сказать, — почесал нос Ельцин. — Мутный он какой-то. Хотя хватка будь здоров. Взял и подловил Скуратова [249] на бабах… Но какой из него президент? Для России нужен гренадер, как я! — ткнул себя в грудь. — А у него рост метр шестьдесят с ботинками.

— Мал золотник да дорог, — изрек со своего трона Панчен — Лама. — Это именно тот случай.

— А почему я собственно должен вам верить? — подозрительно обведя лам глазами, вопросил Ельцин.

— Кто не поверил, тех уже нет, а другие далече, — бесцветно сказал я. — Например Улаф Пальме или тот же Михаил Сергеевич.

— Этот мудак тоже был здесь?! — вскинул брови гарант, имея в виду бывшего партийного соратника.

— Был. — И плохо кончил. Вот к чему приводит неверие.

— Я это свидетельствую, — торжественно прогудел Кайман. — От имени великого Будды!

— Да, дела, в тудыт тебе качель, — озадачился Ельцин. — Даже выпить захотелось.

Я взглянул на Каймана, тот понимающе кивнул, «динь-дили-динь» пропел в его руке колокольчик.

В чуть приоткрывшуюся дверь скользнул монах, просеменил к иерарху, тот что-то шепнул ему на ухо.

Служитель молча поклонился и исчез. Нетленной тенью.

— Ну, так что, как говорят у русских попов «по лампадке?» — щелкнул я себя по кадыку пальцем через несколько минут, обращаясь к погрузившемуся в нирвану президенту.

— Да, без бутылки тут хрен поймешь, — вернулся он в объективную реальность. — Приглашайте, черти!

Кайман молча встал со своего трона, сунув в подставку жезл и величаво спустился с возвышения. Далее шагнул за него, давнув скрытую в стене кнопку. Одна из панелей бесшумно откатилась в сторону, открыв потайную дверь, после чего иерарх сделал Ельцину приглашающий знак рукою.

Тот, с кряхтеньем встав, зашагал в нужном направлении.

В просторном изыскано отделанном помещении (то была комната отдыха) был накрыт стол с холодными закусками, на котором красовались несколько бутылок маотая.

— Прошу, — уселся во главе стола Кайман. Мы с гарантом, разойдясь в стороны, расположились друг против друга.

Далее, на правах хозяина, иерарх наполнил рюмки, Ельцин, покашляв в кулак, огласил тост за содружество наций, после чего все дружно дернули головами.

— Хороша водка черт! — крякнул вслед за этим гарант, нюхнув корочку хлеба — А соленого огурца нету?

— Увы, — выдохнул воздух приятель. — Мы же китайцы.

— Ну, тогда давай по второй, — махнул рукой европеец. — Где наша не бывала!

Дернули по второй. Бледные щеки самодержца порозовели.

Вскоре обстановка за столом стала непринужденной — гость начал величать иерарха Пашкой, а меня Иваном, вслед за чем пожелал песен.

«Хорошо не танцев» подумал я. Вслед за чем Кайман вызвал монаха, и тот притащил гитару.

Сначала под чутким руководством были исполнены «Степь да степь кругом», далее «По тундре», а в заключение «Интернационал». Сказались гены коммуниста.

Когда же нетвердо ступающего гаранта в тиаре Панчен — Ламы (Кайман подарил ее на память), охрана бережно выводила из дворца, он поочередно нас облобызал, обещая прислать вагон паюсный икры, а затем, подмигнул мне. — Так значит, говоришь Путин?

— А вроде ничего мужик, — сказал Кайман, после того, как грузное тело загрузили в «мерседес», и кортеж покатил от дворца, направляясь в сторону аэропорта.

— Ничего, — согласился я. — Когда спит зубами к стенке.

Глава 12. Есть только миг…

В мае 2000 года в России состоялась инаугурация нового президента. Кто им стал, известно.

А вот икры нам с Кайманом Ельцин так и не прислал, возможно, забыл или ее разворовали по дороге.

Но на душе все равно было светло и благостно.

Судьба России оказалась в надежных руках. И новый гарант стал трудиться словно раб на галерах.

По такому случаю, согласовав вопрос, с кем положено, мы взяли себе длительный отпуск.

— Панчен-Лама Кайман, по примеру Папы римского, задумал учинить религиозный вояж в Бутан, Индию, а потом Венесуэлу, куда и отправился в марте с пышной свитой. Я же вплотную занялся альпинизмом, желая покорить священный Кайлас. Из склонности к разного рода авантюрам и в назидание потомкам.

Тем более, что бывал в океанских пучинах и недрах Земли.

Для полноты ощущений осталось влезть на гору. На которой никто не бывал. Как пел в свое время всенародно любимый бард Высоцкий.

Дело упрощалось тем, что один из наших монахов — охранников из Шаолиня, шерп [250] по национальности, был кроме всего прочего отличный скалолаз. Совершивший пару лет назад восхождение на Джомолунгму [251].

— Звали его Хо, парень не боялся внеземных сил и был не прочь прославиться.

К концу апреля, под его чутким руководством, я неплохо освоил высотную науку, и, закрепив ее на практике, мы поднялись на несколько вершин в окрестностях Лхасы.

Когда же на самой высокой, озирая сверху этот чудесный мир, я сообщил связчику о своем намерении, тот без колебаний заявил, — я пойду с тобой, Учитель.

Накануне 9-го Мая (хотелось приурочить мероприятие к славной дате), со внутреннего двора Поталы в небо поднялся вертолет, в котором находился экипаж, мы с Хо и три молодых послушника.

Прострекотав над Крышей Мира, стальная птица взяла курс на запад к озеру Манасаровар, откуда планировалось восхождение.

За иллюминаторами дымились Гималаи, над которыми плыли облака, внизу синели артерии рек, темнели скальные плато и зеленели долины.

На закате Ми-8 приземлился на уже знакомом берегу, винты, совершив последний оборот, застыли, и мы сошли в почти осязаемую тишину, вдыхая легкими запахи прозрачных вод и полыни.

Пока остальные выгружали снаряжение с припасами и устанавливали палатки, мы с Хо отошли на дальнюю косу, за которой разгорались дальние зарницы, где вознесли молитвы богам, прося их милости перед рискованным предприятием.

Затем вернулись на стоянку, где уже пылал огонь, унося в фиолетовое небо искры, поужинали вместе со всеми, прихлебывая обжигающий чай и глядя на Кайлас, таинственно поблескивающий вдали вершиной. Далее проверили снаряжение и загрузили рюкзаки, приторочив к каждому по спальному мешку с ледорубом.

В путь двинулись, едва в небе поблекли звезды и заалел восток, бормоча под нос священные сутры.

Одеты мы были как тибетские монахи во время странствий: оранжевые широкие штаны с куртками, а поверх шерстяные накидки и лишь на ногах скрипели по мшистым камням альпийские шипованные ботинки.

Для начала, двинувшись по пути коры, я решил снова навестить древний монастырь с его настоятелем, где подробно расспросить о маршруте восхождения на Кайлас немецкой экспедиции, о чем сообщил Хо.

Тот без раздумий согласился.

— Изначально выбрать правильное направление, большое дело, — сказал, размеренно шагая, шерп. — Придется меньше петлять и тратить сил. Они нам пригодятся на других этапах.

Как и в прошлый раз, к монастырю, напоминавшему ласточкино гнездо над обрывом, вышли к исходу дня. Когда в ущельях заклубился белесый туман, и стало холоднее.

В его гулком зале, с почерневшем от времени Буддой Шакьямуни на пьедестале, зябко кутаясь в накидки, грелись у горящего очага два преклонных лет монаха.

— Мир вам, уважаемые кущо-ла сказал я, — и мы с Хо поклонились.

— Привет тебе гуру Уваата, приложил руку к груди старший. — Вот ты и снова здесь. — Мы рады тебя видеть.

— А где праведный Хушахе? — поинтересовался я, когда сняв рюкзаки, мы устроились у огня, протянув к нему руки. — Отдыхает?