Под угрозой (в сокращении)

На автоответчике было только одно сообщение. Оно было от Марка. Он звонил в 12.46 из «Нобу» на Парк-лейн, где ждал одну американскую актрису, чтобы угостить ее ланчем за казенный счет. Актриса, однако, опаздывала, и мысли Марка переключились на квартиру по адресу Инкерман-роуд NW5 и на то, что неплохо было бы провести ночь с владелицей квартиры. Может быть, после перекуса в «Игл» на Фаррингтон-роуд.

Лиз удалила сообщение. Идея встретиться в «Игле», любимом месте журналистов из «Гардиан», была безумна. Успел ли он рассказать о ней коллегам из газеты? Было ясно, что игра вышла за пределы приемлемого риска. Он играл с нею, дюйм за дюймом приближая ее к самоуничтожению.

Сделав большой глоток, Лиз позвонила ему на мобильный. Она сделает это прямо сейчас — покончит с ним раз и навсегда. Будет чертовски больно, но она хотела сама распоряжаться своей жизнью.

Она попала на голосовую почту, что, вероятно, означало, что он был дома с Шоной. Где ему и место, подумала она раздраженно.

Проснувшись, Энн Лейкби увидела, что ее муж Перри стоит перед открытым окном спальни. Окно выходило в сад, сразу за которым было море. День был ясным, воздух был свеж благодаря легкому соленому бризу, и в своем длинном китайском халате ее муж выглядел почти как священник. Его волосы были влажны и прилизаны до тусклого блеска парными расческами, инкрустированными слоновой костью, которые хранились в гардеробе. Он даже, кажется, побрился.

Старый негодник здорово начистил перышки, подумала она. Не в его духе предпринимать так много усилий в самом начале дня. Скосив глаза на будильник, она увидела, что всего семь утра.

Когда Перри закрыл окно, Энн прикрыла глаза, притворившись, что спит. Дверь закрылась, и пять минут спустя ее муж появился вновь с двумя кофейными чашками и блюдцами на подносе. Это ее по-настоящему встревожило. По своему опыту она знала, что чем заботливее муж, тем больше у него проблем.

Под позвякивание посуды Энн сымитировала пробуждение.

— Какой а-а-а… приятный сюрприз. — Она сонно поморгала и потянулась за стаканом воды, стоявшим на ночном столике. — Чему я обязана…

— Я ожидал ужасного похмелья после вчерашнего, — сказал Перри, — но милостивый Господь остановил занесенную руку. Более того, сияет солнце. Этот день создан для благодарности.

Энн уселась, откинувшись на подушки, не вполне веря в эту внимательную, приносящую кофе ипостась супруга. Он определенно что-то затевал.

— Они и правда какие-то кровожадные, — сказал Перри, имея в виду вчерашних гостей.

— Кто? Дорги и Диана? — Энн наградила прозвищем Дорги сэра Ральфа Мандэя, чья физиономия напоминала ей морду одной из королевских собак — помеси таксы с корги. Поскольку Лейкби и Мандэй владели двумя крупнейшими поместьями в Марш-Крик, они считали себя «соседями», хотя их дома находились в доброй полумиле один от другого.

— Кто же еще? Весь этот ужасный разговор о стрельбе. Взведенные курки… полный чок в пятидесяти ярдах… звучит так, как будто он вызубрил все это из книги. А она еще хуже, с нею…

— Где он стреляет?

— В каком-то заведении для поп-звезд около Хоутона. Дорги говорил мне, что один из участников сделал деньги на порно в Интернете.

— Ну а ты-то стреляешь вместе с торговцем оружием, — сказала Энн мягко.

— Верно, но в наши дни это стало очень высоконравственным делом. Теперь товар африканским диктаторам не продают прямо с борта грузовика.

Некоторое время они пили кофе в молчании.

— Ты знаешь Рея? — сказала Энн осторожно.

Перри посмотрел на нее. Рей Гантер был рыбаком, который жил в деревне и держал пару лодок и несколько сетей для ловли омаров на частном пляже в конце земли Холла.

— А что такое?

— Нам обязательно нужно терпеть, как он ходит туда-сюда по нашей земле? Меня от него дрожь пробирает.

Перри нахмурился:

— Гантеры держали там свои лодки, по крайней мере, со времен моего деда. Отец Рея…

— Знаю, но отец Рея умер. И если Бен Гантер был самым приятным стариканом, которого только можно встретить, Рей кажется настоящим злодеем. Да и собаки его не любят.

— Он, возможно, не самый блестящий собеседник в мире и, пожалуй, немного попахивает, но он ловит тебе рыбу. Думаю, мы могли бы нажить себе немало неприятностей, если бы попытались согнать его с этого места.

— По крайней мере давай узнаем, каковы наши юридические позиции в этом вопросе.

— К чему эти расходы?

— Почему бы и нет? Почему ты так… — Она поставила свою кофейную чашку на ночной столик. — Послушай, что рассказала мне Софи. Ты знаешь его сестру Кейли? Кажется, она несколько ночей в неделю работает стриптизершей в одном клубе в Кингз-Линн.

— Правда? — Перри поднял брови. — Я и не знал, что Кингз-Линн предлагает столь страшные искушения. Она не упоминала название клуба?

— Перри, перестань. Я ведь просто хочу сказать, что нынешнее поколение Гантеров вовсе не те простые рыбаки, которыми были их родители.

Перри пожал плечами:

— Tempora mutantur, et nos mutamur in illis.

— И что это должно означать?

Он прошел назад к окну. Взглянул на сияющий простор норфолкского побережья.

— Времена меняются, — пробормотал он, — и мы меняемся с ними. Рей Гантер не причиняет нам никакого вреда.

Энн вздохнула. Перри мог быть преднамеренно тупым, когда хотел. И еще она беспокоилась. Она всегда могла сказать, когда он затевал что-то, и как раз сейчас он что-то затевал.

Глава 2

Издательство «Нью-Селеб пабликейшнз» в Челмсфорде, Эссекс, занимало низкое модульное здание в промышленной зоне Риттл, что на юго-западе города. Помещения были обставлены скудно и утилитарно, но там было тепло, даже в девять утра. Мелвин Истман очень боялся холода, поэтому он все еще не снял пальто из верблюжьей шерсти, в котором и прибыл десять минут назад. Истман, невысокий человек с аккуратно уложенными волосами немного неестественной черноты, с невозмутимым видом уселся за свой стол и приступил к чтению газеты. Наконец, подавшись вперед, он снял трубку с одного из телефонов, стоявших на столе.

— Кен, сколько мы напечатали календарей «Минк Парфей»?

Сидевший уровнем ниже начальник производства поднял на него глаза:

— Тыщ сорок, босс. Должно быть, здорово будут продаваться под Рождество. А что?

— Потому что, Кен, если верить «Сан», «Минк Парфей» распадается. Мы не сможем сбыть эти календари.

— Сожалею, босс. Не знаю, что и сказать.

Истман положил трубку и нахмурился. «Нью-Селеб» не было его единственным делом — бизнес по выпуску календарей знаменитостей был создан как прикрытие для других, менее законных занятий, которые и сделали его мультимиллионером. Но его все-таки раздражало, что он мог потерять тысяч двадцать из-за капризов каких-то драных кошек вроде этих «Минк Парфей».

У стены сидел человек с узким лицом, одетый в короткую черную куртку, по имени Фрэнки Феррис — ключевой игрок одного из предприятий Истмана. Он держал в руке кружку с чаем и курил, то и дело стряхивая пепел в мусорное ведро.

Сложив и убрав газету, Истман повернулся к Феррису. Отметил про себя бледность его губ и дрожание сигареты в руках.

— Ну, Фрэнки, — сказал он, — как дела? Все платят исправно?

— Да. Без проблем.

— Какие-нибудь особые пожелания?

— Да. Экстази. Все вдруг захотели «бабочек». Говорят, они сильнее, чем «голуби».

— Чушь это, Фрэнки. Они идентичны. Как ты знаешь.

— Просто информирую, — пожал плечами Фрэнки.

Мелвин Истман кивнул и отвернулся. Он достал из ящика стола пластиковый банковский конверт и вручил его Фрэнки.

Фрэнки нахмурился. С непонимающим видом повертел конверт в руках.

— На этой неделе я даю тебе только триста пятьдесят, — сказал Истман, — потому что я явно тебе переплачиваю. В прошлую пятницу, Фрэнки, ты просадил шестьсот пятьдесят в блэк-джек в Спортивном клубе Брентвуда, а такое поведение привлекает внимание. Я не для того каждую неделю кладу тебе штуку в карман, чтобы ты швырялся деньгами на людях, понял?