Под угрозой (в сокращении)

Бросив багаж на пассажирское сиденье, женщина устремила черный «воксхолл-астра» в поток автомобилей, пересекавших мост Ватерлоо. Свернув в туннель, она почувствовала, как быстро забилось сердце. Дыши, сказала она себе. Успокойся.

Пять минут спустя она съехала на парковку. Вынув паспорт, водительские права и прокатные документы из кармана парки, она убрала их в сумку вместе с другим паспортом — тем, который она предъявила пограничникам на вокзале. Затем, взглянув в зеркало, она снова медленно влилась в транспортный поток.

Пролистывая досье Марципана у себя в 5/АХ, Лиз Карлайл ощущала знакомое чувство болезненной неловкости. Как контролер агентов, она постоянно испытывала беспокойство. Правда была суровой до простоты: чтобы агент эффективно работал, им нужно было рисковать.

Но, спрашивала она себя, мог ли Марципан в свои двадцать лет действительно знать об опасностях, которым он подвергался? Учитывал ли он тот факт, что, если его раскроют, жить ему останется лишь несколько часов?

Имя Марципана было Сохэйл Дин, и он сам к ним пришел. Исключительно умный молодой человек пакистанского происхождения, отец которого был владельцем нескольких газетных киосков в Тоттнеме, был принят на юридический факультет Даремского университета. Будучи набожным мусульманином, он решил провести год до начала занятий, работая в маленьком исламском книжном магазине около своего дома в Хэрингее, в надежде, что это позволит ему обсуждать вопросы религии с другими такими же, как он, вдумчивыми молодыми людьми.

Однако вскоре стало ясно, что общий настрой здесь был значительно менее умеренным, чем то толкование ислама, которое Сохэйл впитывал дома и в местной мечети. Экстремистские взгляды рассматривались как нечто само собой разумеющееся, молодые люди открыто обсуждали свои намерения стать моджахедами и поднять меч джихада против Запада и предавались ликованию всякий раз, когда пресса сообщала, что террористы поразили еще одну американскую или израильскую цель.

Не желая проявлять инакомыслие, но ясно понимая, что мировоззрение, превозносящее убийство мирных граждан, отвратительно Богу, Сохэйл держался тихо. В отличие от своих коллег, он не видел причин ненавидеть страну, в которой родился. Решающий момент наступил однажды в конце лета, когда в магазин вошли три говоривших по-арабски человека, подъехавшие на старом «мерседесе». Один из коллег Сохэйла ткнул его локтем, указав на невзрачную фигуру с редеющими волосами и неряшливой бородой. Это, как узнал Сохэйл, когда троицу проводили в комнаты над магазином, был Рахман аль-Масри, выдающийся борец против союзника сатаны — Соединенных Штатов.

В этот момент Сохэйл решил действовать. В конце дня, вместо того чтобы сесть в автобус и поехать, как обычно, домой, он, справившись в телефонной книге, пришел в полицейский участок Бетнал-Грин.

Спецслужбы сработали быстро; Рахман аль-Масри был известным персонажем. Уведомили МИ-5, около книжного магазина был устроен пост наблюдения, и, когда аль-Масри уезжал на следующий день, за ним последовал хвост. Союзные разведки были уведомлены, и аль-Масри позволили свободно передвигаться. В конечном счете его взяли в аэропорту Дубая; он был арестован местной тайной полицией. После недели «интенсивного опроса» — так это было описано официально — аль-Масри признался, что приезжал в Лондон, чтобы доставить инструкции действовавшим там террористическим ячейкам. Теракты планировалось провести в Сити.

Предупрежденная заранее полиция смогла идентифицировать и арестовать всех потенциальных террористов. В процессе проведения операции особое внимание было уделено разработке легенды, которая бы уберегла от разоблачения первоисточник информации. Между Чарльзом Уэдерби и руководством спецотдела Скотленд-Ярда была достигнута договоренность о долгосрочном использовании нового агента. Уэдерби передал дело Лиз, которая съездила в Тоттнем несколько дней спустя. Первая встреча с Сохэйлом состоялась в пустой аудитории вечернего института, где тот учился на компьютерных курсах.

Его молодость поразила ее. Небольшого росточка, аккуратно одетый в пиджак с галстуком, он был очень похож на школьника. Но, беседуя с ним, она была поражена непоколебимой строгостью его морального кодекса. Ничто не оправдывает убийство, сказал он ей, и, если донос на единоверцев помог предотвратить его и защитить доброе имя ислама от тех, кто стремится к нигилистическому апокалипсису, он счастлив, что так поступил. Она спросила его, не мог бы он отложить учебу в университете еще на год, чтобы остаться работать в книжном магазине. Эта задержка серьезно угрожала мечте Сохэйла стать адвокатом.

Его недовольство было почти невидимым — мгновенный всплеск в глубине глаз. А затем со спокойной улыбкой, как будто чтобы заверить Лиз, что все будет хорошо, он согласился.

Его храбрость поразила Лиз. Она молила Бога, чтобы ей никогда не пришлось встретиться с Сарфразом и Рухсаной Дин, чтобы сообщить им, что их сын отдал жизнь за свою веру и за свою страну.

— Тяжелый случай? — спросил Дэйв Армстронг из-за соседнего стола.

— Ты знаешь, как бывает, — сказала Лиз, выходя из файла Марципана. — Иногда эта работа может быть по-настоящему грязной.

— Знаю. И тот якобы гуляш, с которым, как я видел, ты сражалась в столовой, тоже не мог улучшить тебе настроение.

Лиз рассмеялась:

— Это был вроде как случайный выбор. А что ты взял?

— Что-то куриное.

— И?

— Точно, как написано на этикетке. — Его руки быстро летали по клавиатуре. — Как прошло совещание утром?

— О-о… секунду. — Лиз снова наклонилась к экрану, где появилось изображение. Щелкнула мышкой.

— Беда?

— Уведомление от немецких коллег. У одного из изготовителей поддельных документов в Бремерхафене заказаны британские водительские права. Заплатили четыреста марок. На имя Фарадж Мансур. Говорит оно тебе о чем-нибудь?

— Нет, — сказал Армстронг. — Вероятно, какой-то незаконный мигрант, который хочет взять напрокат автомобиль. Нельзя же каждый раз кричать: «Террорист!»

— Шестерка считает, что ИТС мог запустить «невидимку».

— Откуда?

— Из одного из лагерей на северо-западе Пакистана.

— Точно?

— Нет. Только наводка. — Она сохранила сообщение.

Дверь распахнулась, и в офис ввалился суровый молодой человек в футболке с надписью «Арийское Сопротивление».

— Привет, Барни! — сказал Дэйв. — Как там мир крайне правых? Судя по стрижке, тебе предстоит поход на общественное мероприятие?

— Да. Лекция о европейских языческих традициях, а точнее, о поклонении Гитлеру нового века.

— Превосходно!

Барни ухмыльнулся:

— Хотите, покажу кое-что?

— Ты что, эксгибиционист? Быстрее давай — у меня здесь работы целый вагон.

Барни залез под стол и вытащил мягкую резиновую маску и кусок красного фетра.

— Это для рождественской вечеринки. Я нашел место, где их делают. Заказал пятьдесят штук.

Лиз, не веря своим глазам, смотрела на маску.

— Потрясающе! Так похоже, — сказала она.

— Знаю, только не говорите никому. Я хочу, чтобы это было для Уэдерби сюрпризом. Никто в этом отделе не может хранить тайну и пяти минут, поэтому я не буду раздавать их до самого праздника.

Лиз громко рассмеялась, и тяжелая судьба Сохэйла Дина временно уступила место мысли о том, как начальник их отдела окажется лицом к лицу с пятьюдесятью улыбающимися Дэвидами Шейлерами в колпаках Санта-Клауса.

Лиз вернулась в свою подвальную квартирку в Кентиш-Тауне. Зрелище было печальное. Не то чтобы там было грязно — скорее запущенно; большинство вещей так и лежали там, где она оставила их в субботу. Пульт дистанционного управления на ковре. Газеты разбросаны. На автоответчике мигает красный огонек.

В течение следующего получаса она занималась уборкой. Когда был наведен относительный порядок и она смогла передохнуть, она вынула из морозильника упаковку готовой лазаньи — там их была целая стопка, — засунула ее в духовку и сделала себе большую порцию водки с тоником.