Призрак Проститутки

— Дассэр.

— Это мои оценки людей.

— Ясно.

— Опустим Гэтсби и Кирнса. Ничего хорошего о них я послать домой не могу.

Поскольку я тоже ничего хорошего сказать не мог, то промолчал.

— Порринджер получаст «Б» с минусом. У тебя отметка получше.

Должно быть, он передумал мне это показывать, так как вдруг задвинул ящик.

— Я поставил Шерману хорошую отметку за то, что он много работает и инициативен в вербовке агентов, но я вынужден приклеить ему ярлычок. Его уровень — заместитель шефа резидентуры. Выше он не пойдет, пока не научится командовать резидентурой. Так что, боюсь, на этом уровне он и застрянет, но моя обязанность — беспристрастно оценить его.

— Я понимаю всю трудность.

— А вот с тобой дело обстоит посложнее. Билл Харви — все мы знаем — мстительный мерзавец, но тут он превзошел самого себя. Он наклеил тебе ярлык «недостоин доверия» — это все равно что взрезать яремную вену. Потом неделю спустя этот ярлык снял. «По размышлении, — написал он, — считаю, что это человек с вывертами, но талантлив и достоин доверия». Когда будут решать вопрос о твоем повышении, тот, кто будет заниматься твоим делом, может задаться вопросом, что побудило Харви на сто восемьдесят градусов изменить свое мнение. Это для тебя не слишком хорошо.

— Дассэр. — Я помолчал. А потом не выдержал: — Ну и ну!

— Так что тебе нужно получить у меня безоговорочное «да».

— Наверное.

— Я думаю, ты его получишь. Я вижу в тебе нечто такое, чего многим хорошим молодым офицерам недостает. Ты способен предвидеть. И я намерен сказать, что хотя ты еще неопытен, но имеешь все данные, чтобы работать в высшем эшелоне. «Стоит не упускать из виду» — вот что я хочу добавить к твоей характеристике.

— Спасибо, Ховард.

— А все потому, что у тебя есть честолюбие.

Разве? Мне никогда не представлялось трудным сделать выбор между знанием и властью. Я всегда предпочитал первое. Или Хант увидел во мне то, чего я сам не замечал? Не знаю, то ли от «Курвуазье», то ли от оценки Хантом моих способностей, но я чувствовал, как согрела меня его похвала. Что же до оценки, данной мне Харви, поразмышляем над этим завтра.

— Главное, Хаб, извини — Гарри, не обманываться насчет себя. Нам всем хочется стать директором центральной разведки. Для меня это значит больше, чем стать президентом. Ты тоже так считаешь?

Я едва ли мог ответить отрицательно. И потому просто кивнул.

— Черт подери, именно так. Но я знаю свои шансы. У Ховарда Ханта один шанс из двадцати, может быть, из пятидесяти. Дороти говорит, что, к сожалению, я слишком благосклонно отношусь к себе. Будем считать, что у меня один шанс из ста. И этот шанс — живой нерв. Он проходит от моей макушки до кончиков пальцев на ногах. Еще лет десять — пятнадцать, и я, пожалуй, смогу претендовать на место в эмпиреях. Как и ты лет через двадцать — двадцать пять.

— Я начинаю понимать, что делает хороший коньяк.

— Ха-ха! Ну-ка повтори, Гарри. — И сопроводил свои слова глотком из рюмки. При этом он лихо щелкнул по стеклу пальцем с кольцом. — Отлично. Эндшпиль нам ясен. За высокую цель! — И поднял рюмку.

— За высокую цель.

— Позволь поставить перед тобой еще одну весьма существенную цель. Рано или поздно ты женишься.

— Этого следует ожидать.

— Хорошая жена сотрудника ЦРУ должна быть произведением искусства. Ко времени моего назначения в Гватемалу Дороти была уже в третий раз беременна. Мне пришлось оставить ее в Вашингтоне в самый тяжелый для нее период. Так что тут явно есть свои «за» и «против». С точки зрения карьеры быть холостяком — это на короткое время плюс. Ты можешь в любой момент сняться и переехать в другое место. Но если брать более долгий срок, то отсутствие жены — минус для управления. Объективно говоря, для сотрудника ЦРУ лучше всего жениться на богатой девице, вполне презентабельной, пригодной для светской жизни и достаточно самостоятельной, чтобы месяцами жить без тебя. Скажем так: пока ты не женат, пользуйся этим вовсю. Не упускай возможности, если таковая перед тобой открывается, перейти из одного отдела в другой. Расширяй поле своей деятельности. Затем, когда подвернется подходящая девушка — я имею в виду такое совершенство, как Дороти, — женись. Без этого шефом резидентуры тебе не стать. Ведь резидент — своего рода посол. Мы являемся олицетворением того, какими иностранцы хотят видеть американцев. — Он оторвал от рюмки длинный палец и выбросил его вперед под углом в сорок пять градусов. — Видишь ли, у меня есть тезис. Мы, американцы, живущие за границей, обязаны думать о необходимости сдерживать людскую зависть. Мы показали всему миру, что можно жить честно и при этом процветать, и потому нас всюду ненавидят. Следовательно, что бы мы ни делали, мы должны помнить о существовании зависти. Нас могут ненавидеть, но необходимо, чтобы люди понимали, что их зависть бессильна. Вот тут женщина и должна сыграть свою роль.

Он говорил, а я думал, что не за этим я сюда поступил. Возможно, таково было действие коньяка, но не было у меня желания стать директором, нет, меня привлекало не это, а двойная жизнь. В двойной жизни была моя надежда сохранить разум, и я кивал с умным видом, словно мы были одного года с коньяком.

15

Киттредж молчала, пока снова не потеплело и не подошло время справлять в Уругвае второе мое Рождество.

12 декабря 1957 года

Гарри, дорогой Гарри!

Хочу получать от Вас весточки и писать вам о том, как я живу. Во мне произошли такие большие перемены. Конечно, я нарушаю данное обещание. (Я отказываюсь назвать это клятвой, поскольку Хью принудил меня к тому. А дать слово в минуту величайшей слабости — это не значит дать слово от души.) Исходя из такой сомнительной логики я решила не говорить Хью, что собираюсь возобновить с вами переписку. Он не согласился бы, и в результате моя жизнь с ним стала бы невыносимой. Я не подчинилась бы, а он никогда не принял бы моего бунта. И наш брак, протекавший уравновешенно и, честно говоря, счастливо благодаря его невероятной заботе обо мне, когда я больше всего в этом нуждалась, мог бы снова попасть в шквал.

Я, несомненно, многому научилась. Живешь так, как получается, но душа жаждет большего. Исходя из этой логики, мне нужны ваши письма. Так что у меня зародилось неистребимое желание обмануть Хью, и я намерена рассказать вам о себе куда больше, чем вы ожидаете, — скоро я загружу вас длиннющим письмом.

Угадайте кто.

P. S. Можно совершенно спокойно снова пользоваться диппочтой. Однако адрес новый. Адресат по-прежнему Полли Гэлен Смит, но адрес другой: Дорога АТ-658-НФ

В ответ я отправил послание в две строки: «Сообщаю, что ваш Рождественский подарок прибыл в целости и сохранности. Жду слов и музыки».

5 января 1958 года

Дорогой Гарри!

Кристофер сейчас, наверное, привел бы вас в восторг. Каким прелестным малышом стал ваш крестник! Конечно, он еще в той стадии, которая так пугает и о которой меня предупреждали другие матери: уже ходит, но еще не говорит! Не могу вам описать, как это меня пугает, и это может длиться еще не один месяц. Единственная возможность уберечь от Кристофера мебель — это держать его либо на улице в кресле-ходилке, либо в загончике наверху. Очутившись в гостиной, он ведет себя как пьяный громила: топает всюду, вытянув ручонки, и пытается перевернуть все благоприобретенные вещицы. Господи, до чего же я его люблю! Всякий раз, как я кричу: «Нет!» — когда он намеревается сбросить на пол Эльфа ручной работы или прелестного Пимма, малыш поворачивает ко мне исполненную решимости мордашку с этакой ухмылочкой, а в глазах — коварный, как у Хью, огонек. Господи, я становлюсь просто ужасной, когда затрагивается моя любовь к собственности. Голос плоти и крови умолкает перед античной ценностью.

Вот пишу вам и вижу, что готовлю вас к большущей исповеди. Не знаю, насколько вы поняли подлинную картину той духовной пропасти, в которую я погрузилась много месяцев назад. Да, я обязана этим ЛСД, и броши, и Хью, и вам — все это я уже признала, но были еще и неуправляемые фантазии. И серьезные, совершенно конкретные трудности. О подлинной причине того, что со мной произошло, я с вами никогда по-настоящему не говорила. Это связано с моей работой в Технической службе.