Напряжение

- Тогда, если хочешь, пойдем прогуляемся, я тебе покажу город.

Они вышли на улицу и, болтая, направились к центру.

Стояли последние дни декабря, но мороза не чувствовалось, иногда падал снежок, который таял, едва, прикоснувшись к земле. Рижане готовились встречать Новый год, а ходили еще в легких пальто и без шляп.

- Ты где остановился, в гостинице? - спросил Эльмар и, увидев кивок Чупреева, продолжал: - А чего тебе делать в гостинице? Переезжай ко мне. У меня, правда, маленькая комнатенка, но уместимся, раскладушка есть. Переезжай…

- Ты что, один живешь? - поинтересовался Чупреев.

- Один. Пока, - улыбнулся Эльмар, и Чупреев отметил, что у него приятная, располагающая улыбка. - Скоро вот женюсь…

- Спасибо тебе, Эльмар, но не буду тебя стеснять, - сказал Чупреев.

- Ну как знаешь. Тогда до завтра, - протянул руку Эльмар.

Вечер только начинался, идти в гостиницу не хотелось. Блуждая по незнакомым переулкам, натыкаясь на парочки, Чупреев почувствовал себя затерянным, одиноким. Вспомнил затаенную радость в голосе Эльмара, когда Эльмар сказал: «Скоро вот женюсь», и жалел, что в ответ не мог похвастаться тем же. И от этого стало еще грустнее. Потом в голову пришла дерзкая мысль: разыскать телефон Нины Гавриловны, позвонить в Ленинград и вызвать ее сюда. Сейчас же. Сколько уже прошло - три, четыре месяца, а облик ее все еще помнился отчетливо и волновал Чупреева. Вот было бы счастье, мечтал он, походить с ней по этим улочкам, посмотреть на удивительные дома, поболтать, не думая ни о чем… Как тогда, в Геленджике. Но нет, несбыточно все это, фантазия…

Ресторан назывался «Луна». Небольшой, уютный, Он считался одним из лучших в городе. Когда-то здесь собиралась знать столицы Латвии.

Швейцар распахнул стеклянную дверь. Сняв пальто, Эльмар и Чупреев прошли по пушистым коврам и сели за круглый столик в мягкие кресла под белоснежными чехлами. Из-под роскошных люстр лился свет; искрился на столах хрусталь. Посетителей было немного, но они все время прибывали. Джаз играл без пауз; официанты лавировали между столиками, держа над головой подносы с дымящимися кушаньями. Эльмар аппетитно вдохнул запахи и облизнулся.

У микрофона, в центре эстрады, сидел мужчина в черном фраке, растягивая мехи аккордеона, украшенного перламутром, позолотой и пластмассой под слоновую кость. Мужчина безразлично смотрел в зал и думал о чем-то своем, а Чупреев вдруг почему-то вспомнил Потапенко: вот так и он когда-то выступал на эстраде, а потом погнался за деньгой, опустился и угодил за решетку.

Подошел официант, протер, больше для видимости, и без того чистые фужеры и рюмки, откупорил бутылки с пивом и, повесив полотенце на руку, попросил заказать ужин. Эльмар полистал карточку и сказал несколько слов по-латышски.

- Обрати внимание на столы справа, - тихо проговорил он, когда официант ушел. - Ждут хозяина.

- Его?

- Да, и обрати внимание на блондинку в кружевном платье… Вот так мы и потеряли друг друга, - сказал он вдруг громко и засмеялся. Чупреев впервые увидел его смеющимся и тоже рассмеялся. - Ты понял меня?

- Конечно, понял, - ответил Чупреев.

- А вот и он сам…

Эльмар выбрал хорошее место: не поворачиваясь и даже не подымая головы, можно было видеть все вокруг. Впереди шла молодая женщина, довольно миловидная, стройная, в черном, сильно декольтированном бархатном платье; в ушах - золотые серьги, на груди - кулон… Это была Вента Калныня. На полшага от нее отставал Далматов. Чупреев сразу узнал его. Усталым и надменным взглядом Далматов оглядел зал и, заметив, что ему подают знаки, повел Венту к своим. Они заняли столик, официант сразу подошел к ним и, согнувшись, замер в ожиданье.

- Ты где встречаешь Новый год? - спросил Эльмар.

Чупреев пожал плечами:

- Не думал еще. Право, не знаю…

- Прекрасно, ты придешь ко мне. У нас соберется несколько человек, я тебя познакомлю с одной очаровательной девушкой, будет тебе пара.

Эльмар потягивал вино, курил и ничем не выказывал своего интереса к происходящему в зале. Но Чупреев знал, что ни одно движение, ни один шаг всей этой компании не скрываются от него. И, поддерживая разговор, Чупреев так же внимательно наблюдал за соседними столами. Он видел, как к Далматову подошел высокий худой щеголь, наклонился и что-то шепнул ему на ухо.

- Бухгалтер «Блонды», некто Рудковский, - прокомментировал Эльмар.

Чупреев кивнул: вчера он несколько раз встречал эту фамилию в протоколах.

Похлопав по плечу Рудковского, Далматов что-то воскликнул.

- Великолепно, - перевел Эльмар.

Потом пошли танцевать, столики опустели. Далматов взял за руку женщину в кружевном платье, жестко и властно притянул ее к себе. Венту пригласил фатоватый мужчина с тонкими усиками.

Погас свет. По полу заметались синие, красные, зеленые прожектора. Гремел джаз. Все так же безразлично смотрел на танцующих аккордеонист, перебирая клавиши и отбивая лаковым ботинком такт…

Перед глазами Чупреева мелькало кружевное платье - Далматов танцевал с белокурой женщиной уже несколько раз подряд. Наконец он усадил ее на место, протянул полную до краев рюмку. Она со смехом отстранилась, тогда он выпил сам и подошел к Венте. Тотчас же блондинкой в кружевном платье завладел Рудковский. И лишь только она освободилась, ее пригласил Чупреев.

Он шутил, болтал о чем попало, заставлял женщину улыбаться, потом сказал неожиданно серьезно:

- Вы случайно не москвичка?

Она внимательно посмотрела на Чупреева и промолчала.

- Вы случайно не москвичка? - повторил Чупреев настойчиво.

- Нет, с чего вы взяли, я рижанка.

- Мне показалось, что я видел вас в Москве… А вы очень симпатичны, почему бы нам не встретиться?

- А вы не находите, что слишком смелы?

- Смелость никогда не была пороком.

Женщина положила голову ему на плечо и шепнула:

- Тридцать первого, в двадцать два. Колокольная, шестнадцать, квартира четыре…

Чупреев раскланялся с партнершей и пригласил полную брюнетку… Потом, устав, подошел к столу, где со скучающим видом сидел Эльмар. Они выпили еще по рюмке, покурили. Вдруг Эльмар взглянул на часы, заторопился. Молодые люди подозвали официанта, рассчитались и направились к выходу.

18

Старая Рига. Узкие, кривые, словно проведенные нетвердой рукой ребенка, улицы, где не разминуться, двум автомашинам, приземистые, с толстыми стенами, дома, пики церквей…

Ранним утром по одной из таких улиц шел молодой человек в стеганом, изрядно ношенном ватнике и стареньких брюках. Через плечо у него была перекинута кожаная сумка, из которой торчал электрический шнур. Поглядывая на дощечки, молодой человек отыскал Колокольную улицу и вошел в дом N 16. Это был старинный двухэтажный особняк, окруженный со всех сторон садом с вековыми липами. Украшенное лепными воинскими доспехами здание тянулось вверх и чем-то напоминало церковь. Возможно, из-за узких, стрельчатых, как бойницы, окон, а может быть, из-за неровной крыши и башенок…

Квартира N 4 находилась на втором этаже. Монтер поднялся по узкой крутой лестнице. По пути он заметил лишь одну дверь на первом этаже, запыленную, с большим ржавым замком на такой же рыжей от ржавчины щеколде. Из этого он вывел, что жилые квартиры, кроме четвертой, на эту лестницу не выходят.

На звонок открыла молодая женщина в пестром шелковом халате, непричесанная и неподкрашенная.

- Электроток, - сказал молодой человек. - Как у вас с проводкой?

- Не жалуемся, все в порядке, - грубовато ответила женщина и хотела захлопнуть дверь, но монтер вовремя поставил ногу.

- Вы-то не жалуетесь, но я должен посмотреть, а вы расписаться, что я был у вас, - напористо сказал он.

Женщина неохотно пропустила монтера в квартиру.

- Вента, закрой дверь, холод несешь, - послышался откуда-то издали низкий голос, по-видимому пожилой женщины.