Напряжение

- А теперь скажите мне, - вмешался Шумский, - кто приезжал к вам из Риги? Учиться играть на аккордеоне. Ведь вы еще и аккордеонист, не правда ли?

- Да, но сейчас я играю только дома, изредка, больше для души.

- Вы не ответили мне, - настаивал Шумский.

- Не знаю, кого вы имеете в виду.

- Далматов, например, брал у вас уроки?

- Далматов?.. Далматов?..

- Ну что же вы так долго, Потапенко, вспоминаете? Он же у вас жил довольно продолжительное время. И не один. Разве не так?

- Да, да, жил, - закивал Потапенко. - Ну и что такого? Вы же сами хорошо знаете, зачем тогда спрашиваете?

- Проверить хотим. Вдруг ошибаемся? А где Далматов работает?

- Не знаю, не интересовался.

- Вот это уж нехорошо, - с нарочитым сожалением сказал Шумский. - Жить неделями бок о бок с человеком и не поинтересоваться, где он работает… Позвольте не поверить. Зря вы так говорите. Вы прекрасно понимаете, что нам выяснить, где работает человек, ничего не стоит… А вам от запирательства будет только хуже. Ну а Вента Калныня? Она что, жена Далматова?

- Не знаю.

- И где работает, тоже не знаете. Так?

- Не знаю. Ничего не знаю, - закричал вдруг Потапенко, вскакивая; кровь прилила к его лицу. - Ни-че-го…

- Сидите, сидите, - махнул рукой Шумский. - Что вы нервничаете? Спокойней… Кстати, вы знакомы с Красильниковым? Георгием Петровичем? Гошей?! Он шьет у вас что-нибудь? Или вы учите его играть на аккордеоне?

- Первый раз о таком слышу.

- Прекрасно, другого ответа я и не ожидал от вас… Жаль, но мы вынуждены вас арестовать. Собирайтесь.

Потапенко порылся в шкафу, надел старенький пиджак, повязал на толстой шее галстук. Потом, кряхтя, натянул пальто и сунул ноги в полуботинки. Огляделся, как бы прощаясь со своим жилищем, и, покачиваясь, вышел из комнаты, которую Изотов, уходя последним, опечатал.

15

Шумский плохо спал эту ночь: часто просыпался, сон был чуткий. Снился Потапенко, Шумский разговаривал с ним, но разговор носил какой-то странный характер: Шумский чувствовал, что задает совсем не те вопросы, которые следовало бы задать, и Потапенко выскальзывает у него из рук, хотя, казалось бы, все улики против него. Потом Шумский проснулся и долго лежал с открытыми глазами, разглядывая на стене неподвижную желтую полоску от уличного фонаря.

Боясь разбудить Ирину, он встал, осторожно, тихо прошел в кухню, там собрался, перекусил и, написав жене записку, отправился в управление.

В сейфе лежали изъятые у Потапенко вещи. Шумский вынул свернутый пиджак, встряхнул его и повесил на распялку, подумав, что необходимо сегодня же вызвать Назарчук для опознания этого пиджака.

Пришел Изотов, хмурый по обыкновению, невыспавшийся, но, увидев Шумского, улыбнулся и сказал вместо приветствия:

- Что-то не спится сыщику Шумскому.

- Слушай, я не понял, зачем тебе понадобился этот дурацкий телефонный справочник и журналы мод? Может, объяснишь?

Изотов загадочно ухмыльнулся и, держа в неведении Шумского, полез в сейф, достал папку с делом Красильникова. Потом, отбросив справочник и журналы, полистал общую тетрадь. Где-то в самом конце от страницы был наскоро оторван кусок, и Изотов, торжествуя, приложил на это место записку, найденную у Красильникова. Все изгибы, зубцы неровно оторванной бумаги точно совпали.

Шумский восхищенно взглянул на Изотова:

- Гений! Простой, обыкновенный гений! Нет, конечно, в ленинградском управлении работают только гении, я давно убедился в этом. Как приятно: ходишь по коридору, сидишь за одним столом в буфете с гением, - не находишь, а?!

- Теперь понял, зачем я взял справочник и журналы? Если бы я спрашивал только о тетради, он наверняка понял бы, что? меня в ней заинтересовало, и отказался бы от нее…

В комнату заглянул Чупреев и, увидев Изотова с Шумским, склонившихся над столом, проговорил громким шепотом:

- Корпите, братцы? Бог на помощь!

- А-а, еще один гений! Ну-ка заходи, заходи… Вот кстати!

- Конечно, куда-нибудь сгонять надо, не иначе.

- Отгадал, дружище. Ты у нас - как пророк. В Ригу нужно прокатиться, - пожимая руку, сказал Шумский.

- Конечно, если бы не надо было ехать, разве так бы меня встретили? - смеялся Чупреев.

- Ну что ты, что ты…

- Шучу я. - Чупреев подсел к столу. - Что нового?

- Что нового? Да есть кое-что…

Шумский сел на диван, вынул папиросу и стал разминать табак, рассказывая о допросе Назарчук, поисках аккордеониста и его аресте.

- Да, но, по твоим же словам, Назарчук говорила что у аккордеониста интересная жена, а этот холост, усомнился Чупреев.

- Об этом мы думали. Чепуха. Мы просто доказываем, что Красильников не очень-то любил говорить правду своей возлюбленной. Ему нравилось, что он его ревновала. Ну он и расписывал красавиц, которых вовсе не существовало на свете. А с Потапенко у него были, по-видимому, деловые связи. Смотрите. - Шумский поднялся, резко чиркнул спичкой, закурил. - У Красильникова в портфеле брюки и рубашки. Потапенко шьет. Конечно же, он шил и Красильникову. Коричневый-то пиджак я не зря взял с собой! Я не сомневаюсь, что это его, Красильникова, пиджак, Назарчук о нем говорила. Дальше. Записка и заявление написаны рукой Потапенко. Экспертиза это доказала. И мы тоже. У него найдена губная помада, и цвет ее схож с той… - Увидев, что Чупреев хочет что-то сказать, Шумский поднял руку. - Так что причастность Потапенко к убийству Красильникова не вызывает сомнений.

- В чем же тогда причина убийства? - спросил Чупреев.

- Ишь какой шустрый, - усмехнулся Шумский, - все ему вынь да положь… Думать надо. Ты, наверное, когда маленький был, в кубики играл? У нас приблизительно то же: голова есть, и ноги нашлись, а туловище еще гуляет…

Изотов и Чупреев засмеялись.

- Ладно, хвост я вам достану, так и быть, - в тон проговорил Чупреев.

- Должно быть, здесь умышленное убийство, - сказал Изотов. - Но вряд ли Потапенко убил его из-за портновских дел.

- Я, Витя, не утверждаю, что Красильникова убил Потапенко, - откликнулся Шумский, - хотя, может быть, это и так. По-видимому, ты прав: портняжничанье только ширма, а общее дело у них какое-то было. Не исключено, что спекуляция. Но чем, кто в ней замешан?..

Это предположение могли подтвердить или отклонить только свидетели, люди, знающие Потапенко. Он сам назвал нескольких заказчиков, а те в свою очередь - других.

В последние дни с утра до позднего вечера Шумский и Изотов принимали бывших клиентов Потапенко. От них узнали, что брал Потапенко умеренно, исполнял быстро, аккуратно и в назначенный срок, с деньгами не торопил. А главное, брался переделывать ношеные вещи, что не каждое ателье принимало.

Шумский по обыкновению не торопился закончить допрос. Он давал вволю наговориться болтливому собеседнику и забрасывал вопросами неразговорчивого. Дубенский, бухгалтер артели «Металл», был как раз не речист. Говорил он медленно, словно боялся сказать что-нибудь лишнее, и унылым, тусклым голосом.

- Кроме того, что вы у него шили, были еще какие-нибудь цели вашего прихода к Потапенко? - спросил Шумский.

- Нет… Хотя… один раз он предложил мне купить у него рубашку. Денег у меня при себе не было, и я ходил за ними домой.

- Рубашку? Она была новая или ношеная?

- Новая, - помолчав, ответил свидетель.

- Какая рубашка - шелковая, полотняная, верхняя, нижняя? Не стесняйтесь, рассказывайте, - подталкивал бухгалтера Шумский, теряя терпение.

- Трикотажная, шелковая, - мигая ресницами, произнес после паузы Дубенский и замолчал. Он не чувствовал раздражения Шумского и спокойно сидел перед ним, заложив ногу на ногу.

- За сколько вы ее купили? Когда?

- С полгода назад… За сорок рублей.

- Потапенко объяснил вам, почему продает ее? Может быть, у него было несколько рубашек?

- Нет, у него была одна. Он сказал, что купил ее, но она оказалась ему мала…

Шумский не придал значения этому несущественному и малоинтересному эпизоду, но по всем правилам внес его в протокол и попросил Дубенского принести показать рубашку. Шумскому не так уж важно было ее видеть, но практика по своим жестким законам учила, что о любой мелочи, попавшей в его поле зрения, следователь должен знать все. На всякий случай.