Страсти по Веласкесу

– Отлично, – облегченно вздохнула я и повернулась спиной.

Все дела с ним были окончены, и видеть его мне больше не хотелось.

– Анна, – раздался сзади неуверенный голос. – Я признаю, что вы сердитесь на меня по праву. Я поступил не очень красиво, но меня оправдывают обстоятельства. Мне хотелось бы загладить свой поступок… В общем, могу ли я для вас что-нибудь сделать?

Ничего подобного я от Бардина не ждала, но это не помешало мне отреагировать правильно:

– Можете! Отдайте мне архив, тот, что вывезли с дачи Веры Геннадиевны. Это ведь вы купили его у ее зятя?

– Да, я надеялся найти в нем упоминание о судьбе «Христа».

– Свою картину вы получили, и эти бумаги вам больше не нужны. Отдайте мне их, мне они пригодятся для работы.

Бардин кивнул не раздумывая и заспешил к подъезду. Пока он не появился снова, нагруженный уже знакомыми мне коробками, я не верила, что он отдаст мне архив.

– Получайте и прощайте, – сухо сказал он, ставя свою ношу передо мной.

Несмотря на мой царский подарок, теплыми чувствами ко мне он не пылал. Как, впрочем, и я к нему.

– Всего доброго, – равнодушно простилась с искусствоведом я и тут же забыла о его существовании, потому что в кармане у меня зазвонил мобильник.

– Нюша, ты где? – раздался в трубке жизнерадостный голос Голубкина.

– Стою на улице возле машины. Через минуту еду домой.

– А как ты смотришь на то, чтобы вместе поужинать?

– Положительно, с утра ни единой крошки во рту не было.

– Вот и отлично! Гульнем, как в прежние времена.

– А как к этому загулу отнесется твоя невеста? Подозреваю, ей это не понравится.

– Какая невеста, Нюша? – горестно заканючил Голубкин. – Сроду у меня невесты не было. Зачем она мне?

– Не лги! Ты сам мне о ней рассказывал.

– Я пошутил.

– Плохая шутка, – сдержанно заметила я, а Голубкин внезапно оживился:

– Ты расстроилась? И зря! Место рядом со мной вакантно, и ты всегда можешь его занять.

Ну что за наглец? При малейшем намеке на доброе отношение тут же норовит сесть на шею! Чтобы поставить его на место, пришлось злобно зашипеть:

– Опять за старое?

Уловив громовые раскаты в моем голосе, Голубкин струсил:

– Что я такого сказал?

– Ты опять сделал мне предложение! Или не заметил? – сурово попеняла я.

– Ну и что? – обиделся Голубкин. – Великое дело! Сказать уже ничего нельзя.

– Говори, да не заговаривайся.

– Ты, Нюрка, вместо того чтобы орать, соглашалась бы. Прикинь, лучшего мужа тебе не найти.

– Самонадеянный нахал.

Голубкин смиренно вздохнул:

– Я на тебя, Нюра, не обижаюсь. Понимаю, что ты не со зла ругаешься, от бессилия. Хочется тебе за меня замуж, ох хочется, да только характер не позволяет. Больно он у тебя… гонористый.

– Ты меня только что оскорбил!

– А вот и нет! Я тебе в очередной раз сделал официальное предложение, и ты, между прочим, должна его принять. Сколько можно тянуть?

– А если я вдруг и правда соглашусь, что делать станешь, Голубкин?

– На руках носить.

– Вот даже как? На руках покататься охота… Пожалуй, выйду я за тебя, Голубкин.

– Обещаешь?

– Конечно. Сам знаешь, обещать – еще не значит выйти замуж, – торжествующе выпалила я, очень довольная, что впервые за это долгое время последнее слово осталось за мной.