Страсти по Веласкесу

Бардин изогнул губы в ухмылке и пренебрежительно кивнул на футляр:

– Все там.

Я нежно погладила шершавую поверхность цилиндра и уже вполне миролюбиво произнесла:

– Я вас не корю. Вы не знакомы с автором этой картины и потому судите чересчур строго. Тут нет вашей вины, особенно если вы не являетесь поклонником наивного искусства. Однако, как ценитель прекрасного, вы должны быть благодарны моей знакомой за то, что она сохранила шедевр Веласкеса.

При этих словах Бардин только что не подпрыгнул.

– Так вы его все-таки нашли?! – выдохнул он, подавшись вперед.

– Естественно, – скромно потупилась я.

– Но там… в футляре… ничего не было!

– Конечно, не было! Перед тем как выйти на улицу, я спрятала полотно на чердаке до лучших времен, – широко улыбнулась я. – Осторожность, знаете ли! И, как видите, поступила правильно.

– Выходит, вы знали, что я за вами слежу?

– Наверняка – нет, но предполагала. Вы слишком часто встречались у меня на пути. И в усадьбе Мансдорфов, и в поликлинике. У вас очень приметная машина. С таким ярким цветом трудно остаться незамеченным. Если собираетесь и дальше заниматься подобными делами, смените свою «десятку» на что-то менее золотистое.

Мои советы его абсолютно не интересовали, и он нетерпеливо перебил меня:

– Где картина?

– У меня! В багажнике моей машины.

Бардин посмотрел на меня как на сумасшедшую, я ответила ему задушевной улыбкой.

– Надеюсь, это шутка? – сурово спросил он и даже нахмурился.

Мне на его суровость было наплевать, и я легкомысленно пожала плечами:

– Нет, она действительно там.

Ответ его доконал. Забыв обо всем на свете, Бардин закричал так, что зазвенели хрустальные подвески на люстре:

– Сумасшедшая! Кретинка! Картина великого мастера лежит без присмотра в автомобиле! Как простой кусок раскрашенного полотна!

– Не берите в голову. Ей не привыкать! За долгие годы ее существования с ней и не такое случалось, – равнодушно сказала я.

Ошарашенный столь пренебрежительным отношением к мировому шедевру, Бардин закрыл рот и в немом изумлении уставился на меня. Воспользовавшись паузой, я деловито предложила:

– Желаете взглянуть?

Бардин торопливо кивнул в ответ.

Путь от квартиры до машины мы проделали в полном молчании. Бардин всем своим видом показывал, что он мной недоволен, а я демонстрировала полное равнодушие к его недовольству. Только когда я извлекла из футляра «Христа в терновом венце», Бардин оттаял и соизволил открыть рот.

– Так вот она какая, – благоговейно прошептал он.

– Нравится?

Бардин посмотрел на меня как на ненормальную.

– Я спрашиваю: нравится? Вы так долго ее искали, а теперь она перед вами. Нравится? – настойчиво повторила я.

– При чем здесь это? – возмущенно фыркнул он.

– Если нравится, забирайте!

Предложение было сделано от души, но Бардин обиделся:

– Это неумная шутка!

Я протянула ему картину и очень серьезно заверила:

– Я не шучу! Если вам так хочется ею владеть, владейте! Я отдаю ее вам!

– С какой стати?

– Причин много, и все они вам неинтересны. Кроме одной.

– Какой именно? – через силу усмехнулся Бардин, не в силах отвести взгляда от полотна.

– Вы – Батурин, а значит, законный наследник и картина по праву принадлежит вам.

– Откуда вы узнали… про Батурина?

– Занимаясь поисками этого полотна, я много чего разузнала, – отмахнулась я. – Может быть, вам покажется странным, но я умею складывать два и два.

– Считаете, было что складывать?

– Несомненно! Во-первых, ваш необычный интерес к этой картине.

– Не вижу ничего необычного. Картины – моя профессия, – криво усмехнулся он.

– Кто бы спорил, но по-настоящему-то интересует вас только одна-единственная картина. «Христос в терновом венце».

– Не вижу ничего странного. У этой картины необычная судьба. Разве не могла она меня заинтересовать?

– Конечно, могла! Особенно если о ней вам рассказал родной дедушка и история картины тесно переплетена с историей вашей семьи. Я ничего не путаю? Это ведь от деда вы узнали о том, что «Христос в терновом венце» был вашей семейной реликвией? И документы из архива Батуриных тоже он вам дал? Верно?

Бардин молчал, но его молчание красноречивее всех слов подтверждало мою правоту.

– А он сказал, откуда у него взялись эти письма и дневники? Если не в курсе, то сообщаю: выкрадены. В пятидесятые годы был ограблен провинциальный музей, и пропала большая часть архива Батуриных.

– Это было не воровство! Документы по праву принадлежали деду, и он их забрал! – сердито сказал Бардин.

– Да я разве осуждаю? Это я так, для ясности общей картины упомянула!

Бардина мои слова не успокоили, и, когда он заговорил, голос его звучал мрачно:

– Откуда вы узнали про моего деда?

– Путем логических умозаключений! Началось все с вашего прадеда Николая Васильевича Батурина. Как оказалось, из его троих детей после семнадцатого года в живых остался только младший ребенок. Мальчик по имени Феликс. По причине сиротства он был усыновлен старинным знакомым князя Николая, Красновым Юрием Всеволодовичем. После обретения новой семьи мальчик поменял не только фамилию, но и имя. Из аристократического Феликса превратился в демократичного Федю. Но через несколько лет приемный отец был расстрелян, и Федя попал в детский дом, где через некоторое время снова был усыновлен. Теперь уже директором этого приюта – Клейнером Иваном Ильичем. Вы знаете, что этот детский дом существует и сейчас? Я побывала в нем и побеседовала с его нынешней руководительницей. Она оказалась на редкость милой дамой. Не только снабдила меня интересными фактами, но и дала координаты дочери Ивана Ильича. И надо же, они совпали с вашими! Тот же телефон и тот же адрес! Правда, забавно все сложилось?

– Очень! Непонятно только, зачем вы потратили столько сил, разнюхивая все это?

Я пожала плечами:

– Картину искала. Ну, а в ходе расследования кое-что и о вашей родне выяснилось.

– Можете гордиться. Славно поработали.

– Что вы, – засмущалась я. – Столько еще неясного осталось. Вот, например, убийство барона Мансдорфа? Кто это сделал? Почему?

– Это было не убийство, а честная дуэль. Прадед Николай дрался с бароном и застрелил его. Между прочим, за дело. Мансдорф совершил подлость: написал княгине Батуриной письмо, в котором рассказал о внебрачном ребенке ее мужа. В результате все открылось, княгиня не пережила измены супруга и повесилась. Неясно, зачем барону понадобилось это делать…

– Говоря по совести, отношения между этими двумя были не очень… недолюбливали Мансдорф и ваш прадед друг друга.

– Это не повод поступать подло.

– Конечно, но нам сейчас трудно судить о чужих поступках. Может быть, барон сделал это из-за Екатерины Щербацкой…

– Это еще кто?

– Любовница князя Николая и дальняя родственница барона. Возможно, Мансдорф был оскорблен ее двусмысленным положением… А может быть, все дело в картине…

– В картине? При чем здесь картина?

– Барон мечтал иметь в своем собрании «Христа в терновом венце» и просил вашего прадеда уступить ему Веласкеса. Тот отказал и подарил полотно своей любовнице. Барон мог затаить обиду. Коллекционеры – люди странные… В любом случае теперь до истины мы уже не докопаемся. Да и не нужны нам чужие дела, со своими бы разобраться. Ну так что? Забираете картину?

Бардин молча смотрел на меня, не решаясь поверить, что я говорю серьезно.

– Берете? Поторопитесь, пока я не поддалась соблазну и не передумала! – улыбнулась я.

Бардин на улыбку не ответил. С бледным лицом и плотно сжатыми губами, он осторожно взял у меня картину и прижал к груди. А я, как только выпустила ее из рук, почувствовала себя необыкновенно легко. Будто тяжелый камень с груди свалился.

– Теперь ваша душа спокойна? Обид больше не держите? Простили тех, кто вольно или невольно их вам причинил?

Он наклонил голову в знак согласия.