Напряжение

- Товарища Изотова, у меня к нему повестка, - робко ответила девушка и встала.

- А-а… - проговорил Шумский, догадавшись, что это Орлова. - Ну подождите.

Он отпер дверь, прошел в комнату, морщась от застоялого запаха табачного дыма. Прибрав на столе, достал из сейфа папку с делом Красильнкова, полистал акты, протоколы и после этого пригласил Орлову. Это была худенькая длинноногая девушка; Шумский увидел пылающие щеки, большие черные глаза, которые настороженно, но и доверчиво смотрели на него.

- Садитесь, пожалуйста, - густым басом проговорил Шумский. Девушка присела, положив на колени черную сумочку. - Чего вам не спится?

Она не ответила. Шумский заметил, как ее передернула нервная дрожь. Надо было дать девушке успокоиться, расположить к себе. На этот случай у Шумского нашлась забавная история про обезьяну, которая выбежала из клетки зоопарка, всю ночь разгуливала по городу и пугала прохожих. Он рассказывал мягко, со смешными подробностями, и Орлова, кажется, действительно отвлеклась от своих мыслей. Потом Шумский незаметно перевел разговор на нее, узнал, что она живет с родителями, что сегодня ночью у них никто не спал из-за этой повестки. Отец с матерью допытывались, что она натворила, а она и сама не понимает, зачем ее вызвали.

- Вы замужем, Галя? - спросил, как бы между прочим, Шумский.

- Нет.

- А собираетесь? Жених у вас есть?

Она смутилась, Шумский, чтобы сгладить неловкость, сказал:

- Я хочу заранее извиниться за вопросы, которые задаю, но я вынужден это делать, нам важно кое-что выяснить. Так что условимся заранее: вы будете отвечать искренне и не стесняясь, - так будет лучше и вам, и мне. Договорились?

Орлова обреченно кивнула, а Шумский повторил:

- Ну, так есть у вас жених?

- Нет.

Шумский порылся в бумагах, нашел фотографию, на вытянутой руке показал ее:

- Это ваша фотография?

- Моя, - изумленно проговорила девушка.

- А не вспомните, кому вы ее подарили?

Шумский встал, походил по комнате, ожидая ответа, но Орлова молчала, теребя ремешок сумочки.

- Вы часто фотографируетесь?

- Не очень.

- Ну тогда, наверное, не так уж трудно вспомнить, кому вы могли ее подарить.

- Честное слово, не помню…

- Хорошо, я вам помогу, - садясь, сказал Шумский. Он сцепил руки и поднес их к своему острому подбородку. - Вы знаете Георгия Красильникова?

- Знаю.

- И что же?..

- Да, у него может быть моя карточка.

- Вот видите? - довольно проговорил Шумский и укоризненно посмотрел на Орлову. - Оказывается, я лучше вас знаю, кому вы дарите свои фотографии. Он ухаживает за вами?

Девушка замялась, потом сказала как-то деловито, по-женски:

- Это все несерьезно.

- Почему?

- Как вам сказать? Я его мало знаю. Мы познакомились на заводе, зимой. Как-то он пригласил меня в кино, а один раз были в театре, на «Потерянном письме»…

- Вы часто с ним встречались?

- Редко. По-моему, когда ему нечего делать, он звонит мне. Ну а если я свободна, почему не пойти?

- Когда вы его последний раз видели?

- Недели две-три назад, наверно. И то мельком, в проходной.

- А каким образом попала к нему ваша фотография?

Орлова пожала худенькими плечами:

- Случайно… Я должна была сдать две фотокарточки в отдел кадров. Сфотографировалась, получила снимки и шла домой. На улице встретила Георгия. Он узнал, откуда я иду, попросил показать карточки и взял одну… Мне не хотелось отдавать, но он очень просил… Сказал, что я ему здесь нравлюсь… Я и отдала…

- И правильно сделали, - улыбнулся Шумский. - Что ж тут такого? Раз попросил, надо было дать. Тем более что причина просить была у него веская… Ну а теперь откройте сумочку и положите на стол все, что там есть.

Орлова удивленно посмотрела на Шумского и вытряхнула заводской пропуск, зеркальце, деньги, носовой платок, бутылочку с духами, раскрыла кожаный кошелек, высыпала мелочь.

Не притрагиваясь к вещам, Шумский искал губную помаду.

Ее не было.

- Складывайте все обратно, и давайте я подпишу пропуск, - решительно сказал он. - Можете идти на работу, домой, куда хотите.

Когда дверь за Орловой закрылась, Шумский расслабился, вытянул ноги, закурил. Годы работы в управлении научили его довольно точно распознавать людей с первых же минут знакомства. Походка, манера держаться, взгляд, выражение лица, голос, построение фраз и другие частности давали ему право судить о том, с кем имеет дело, еще до допроса. В пестроте человеческих характеров, в повадках каждого подследственного Шумский выискивал и выделял главное для себя - искренность собеседника, ибо искренность - сестра правды.

Перед Шумским, на том самом стуле, на котором только что сидела Орлова, перебывали разные люди - от махровых, отпетых преступников и негодяев до невинных свидетелей, нужных дознанию. Их-то, случайных посетителей его кабинета, он жалел, как жалел сейчас ни в чем не повинную девушку, которая опрометчиво дала малознакомому человеку свою фотографию. Шумский представил, с каким нетерпением дожидаются от нее вестей родители и сколько будет потом разговоров, домыслов и суждений по поводу ее поспешного и непонятного вызова в милицию. И подумал о противоречивости, несовершенности своей работы: чтобы сделать добро людям и обществу, раскрыв преступление, он, Шумский, вынужден наносить им зло. Из-за одного преступника он должен выбить из накатанной жизненной колеи десятки людей, подозревать их, сомневаться в их честности, врываться в их жизнь и держать в нервном напряжении. Почему общество, карая преступника, карает его лишь за само преступление и забывает о моральном уроне, нанесенном другим? Разве это справедливо?

Затрещал телефон. Звонил Быков - голос сильный, молодой, властный, - просил подготовиться и доложить о расследовании.

- Если можно, ближе к вечеру, Павел Евгеньевич, - сказал Шумский. - Все мои в разгоне.

- Хорошо, я сегодня допоздна, - согласился Быков.

6

Собрались в девятом часу. Изотов неторопливо выложил из папки ворох каких-то бумажек, сказал по обыкновению ворчливым тоном:

- Тридцать восемь и пять десятых Ольг Николаевн, будь они неладны. Правильно, Ольг Николаевн?

- Меня интересует, что за пять десятых, - улыбнулся Шумский.

- В жизни, или, как раньше говорили, в миру, - Ольга Николаевна, по паспорту - иначе. Как считать? Но не стоит ломать голову. Этой Ольге Николаевне шестьдесят четыре. Отпадает. Вообще после шестидесяти - шесть, от пятидесяти до шестидесяти - девять. Итого - пятнадцать. Этих - долой. Остаются двадцать четыре…

- Придется пока отложить и их, несмотря на блестящую статистику.

- Почему? - удивился, подняв белесые брови, Изотов.

- Потому что мне неприятно видеть, как маются люди, выполняя бесполезную работу.

- Ну не таи, чего у тебя там?

Вместо ответа Шумский протянул Изотову протокол допроса Гайдулина.

- Читайте оба, - кивнул он Чупрееву. - Тебе тоже пригодится.

В плотно исписанном листе были сильно подчеркнуты красным карандашом строчки.

- Что-то здесь не того… - усомнился Чупреев. - Красильников же не пил. Это подтверждают все.

- Липа, - категорично заявил Изотов. - Во-первых, он не пил; во-вторых, по своему характеру он не стал бы приставать при всех к женщине; в-третьих, по этой же самой причине не будет он рассказывать о каком-то приключении человеку, с которым не так уж близок.