Импортный свидетель (сборник)

Столь же кратким было и обсуждение.

— Сколько на первый раз, герр Войтецкий, надо произвести пробных инъекций? — прямо спросил Мильнер.

Войтецкий молчал.

— Сколько? — холодно повторил Мильнер. — Тысячу, две?

— Что вы, — с дрожью в голосе пробормотал Войтецкий. — Я пока приготовил только сто пятьдесят ампул.

— Для взрослого мозга или для недоразвитого?

— Вы хотите сказать — для детского?.. Нет, нет, сейчас никакого резона нет делать инъекции детям. Важно выяснить немедленную реакцию.

— Значит, так, сто пятьдесят мужчин или сто пятьдесят женщин?

— О, мой Бог! — прошептал, побледнев, Войтецкий.

— Ну?

В разговор вмешался Альмединген:

— Вчера вечером господин Войтецкий в частной беседе со мной дал мне понять, что он не хотел бы испытывать свой препарат на женщинах.

— Я по другому поводу это сказал! Я говорил о грядущем времени.

Мильнер без улыбки продолжил:

— То, что вчера было грядущим, сегодня становится настоящим. Хорошо! Примем во внимание пожелание господина Войтецкого. Значит, так! Господин Швабе, отберите и приготовьте для эксперимента в Пятом отделении сто пятьдесят мужчин. Здоровых, конечно, прочее вас не касается. Ординатором будет фрау Тилич… Всё!..

Из материалов дела о краже архива Вождаева

Гуманное начало в человеке, по мнению генералов Пентагона, помешает доверить ему управление Америкой будущего. Надо создать жестокий, бесчувственный мозг, равный по своим возможностям совокупности интеллектов всех гениев, когда-либо живших на земле. Этот мозг с помощью автоматических устройств должен будет управлять всем организмом страны и, конечно, военными силами. Тут уже ничего не будет зависеть от эмоций президента или его советников, которым, может быть, ничто человеческое не чуждо.

Безумная затея генералов Пентагона осуществляется. Где-то в горах создано беспримерное кибернетическое устройство — мозг с миллиардами искусственных электронных нейронов, соответствующий двадцати пяти тысячам умов выдающихся людей. Это страшное устройство впитывает информацию.

16

Конечно, в другое время и в другом месте первый опыт введения нового химического вещества был бы произведен на одном только испытуемом, только при удаче количество испытуемых было бы удвоено, утроено и лишь после долгих повторений, давших положительные результаты, умножено.

Причем первые испытания производились бы на животных в долгой строгой последовательности, скажем: мышь — крыса — кролик — собака — обезьяна…

Так именно и мыслил себе постановку опыта Мирослав Войтецкий, даже тогда, когда окончательно понял, что экспериментировать в дальнейшем ему придется на людях. Он понял это в тот самый день перевода «с повышением» из Третьего в Пятое отделение, увидев сквозь диск наблюдения людей, томившихся в одном из подвалов Центра. Постепенно он свыкся с мыслью о том, что экспериментальным материалом здесь будут люди, а животных ему будут предоставлять лишь в небольших количествах только как контрольный материал. Когда он пытался (впрочем, весьма слабо) заводить с Альмедингеном и другими разговоры о морали и аморальности, о научной и медицинской этике, о требованиях гуманности, то вызывал только ироническую усмешку и, наконец, был резко предупрежден Мильнером о необходимости всякие такие разговоры, не соответствующие неумолимым требованиям военного времени, прекратить раз и навсегда! Ибо, дескать, сама формула «военное время» заключает в себе ряд понятий, которые каждый подданный германского государства должен понять и усвоить неукоснительно. Эти понятия ясны и определенны: «время не ждет», «жестокость и беспощадность — высший закон морали», «нет ни детей, ни мужчин, ни женщин там, где есть враг», «воля фюрера освящена благословением Бога», «жизнь истинного германца дороже и святее жизни десяти тысяч врагов». И как добавление к этим своим «философским» высказываниям Мильнер давал в категорическом тоне мудрый совет: искать философские истины в каждой строке «Майн кампф» и глубже размышлять об истории арийской расы, просветляя свой разум чтением Фридриха Ницше. Еще в пятнадцатилетием возрасте Ницше увлекся личностью Александра Великого, вырабатывая в себе понятия, названные им впоследствии «точкой зрения монументальной истории». Обращаясь к изучению античного мира, еще в гимназические годы он искал в трагической эпохе героической истории, политическим показателем которой была «тирания», основы своих этико-политических концепций, которые затем вдохновляли Ницше до конца его дней.

— Как видите, — с высокомерной самодовольной усмешкой обронил Мильнер, — и мы, не меньше профессоров занятые работой, находим время для изучения трудов основоположников нашего мышления, или, может быть, герр Войтецкий, вы предпочитаете изучать Маркса?.. А?..

Войтецкий смешался и, оробев, обещал больше не затевать «нерезультативных разговоров» и не смешивать общечеловеческую мораль с моралью сверхлюдей!..

Тем тогдашний визит Мильнера в лабораторию профессора Мирослава Войтецкого и закончился…

И вот в ячейках квадратного плоского ящика на столе перед Войтецким поблескивали сто пятьдесят ампул вещества, изготовленного химико-фармакологическим цехом Центра в строгом соответствии с рецептурой, составленной профессором.

Сегодня первый день проверки его многомесячных усилий. Удача ждет его или неудача? Все предупреждены, все знают, что может случиться и так и сяк… Но времени у Войтецкого нет. Риск большой, однако ответственность за этот риск с него заранее снята. Ему верят. И это (даже ему самому уже так кажется) — главное!

Постановление

о передаче дела следователю органов госбезопасности

г. Москва

Заместитель прокурора города государственный советник юстиции 3-го класса К. С. Павлищев, рассмотрев материалы уголовного дела по факту кражи научных документов, имеющих государственное значение, из квартиры научного работника В. В. Воджаева, постановил:

1. Уголовное дело № 21/38 у следователя ОВД изъять.

2. Уголовное дело № 21/38 передать следователю госбезопасности.

Заместитель прокурора города государственный советник юстиции 3-го класса

К С. Павлищев

17

Те, кому выпала доля оказаться в камерах-резервациях, были в большинстве своем сильные духом люди, еще сравнительно недавно сильные и физически. Но после всего, что они испытали в тюрьмах, концлагерях, в пути и в подвалах Центра, после всего того, чего навидались и что пережили, истощенные, изнуренные, ежечасно готовые к смерти, но уже видящие в ней только избавление от новых страданий, они все-таки оставались людьми.

Еще там, в подвалах Центра, многие из них перезнакомились между собой и делали попытки как-то организоваться, чтобы поддерживать дух более слабых, оказывать помощь больным и изувеченным побоями и пытками, искать возможности облегчить, чем возможно, участь детей и женщин, добиваться вестей от внешнего мира…

Кто в наши дни не знает о том, что не было в годы войны такого концентрационного лагеря, такой тюрьмы, такого изолированного от мира острова, подземелья, такого глухого места, где среди согнанных в рабство пленников, заключенных, обреченных на муки и смерть жертв фашизма не находились бы борцы за освобождение, за честь и человеческое достоинство. Так было и здесь. В застенках Центра среди обреченных, попавших сюда людей, как и везде в подобных местах, находилось немало подлинных героев.

Из представленных Войтецкому ста пятидесяти человек сорока семи он лично ввел в височные доли мозга иглы с препаратом ВВ — первой модификации, изготовленной химико-фармацевтической лабораторией Центра; пятидесяти другим — мужчинам и женщинам — этот препарат в разных дозах был введен Недой Тилич внутривенно в кровь. И еще пятьдесят проглотили приятные на вкус сладенькие таблетки… Три вида ввода в организм изобретенного Войтецким препарата были произведены для сравнения и контроля.