Импортный свидетель (сборник)

Кстати, Мирослав называл этот раствор «детской сывороткой», и приготовлен он был из тех выделений, которые наблюдаются в клетках мозга у детей в момент, когда они против своей воли подчиняются взрослым. Так вот, после такого мероприятия с самолетом и сывороткой некто в микрофон давал команды, и люди безропотно подчинялись. Одну только команду нельзя было дать: «Покончить с собой». Мирослав говорил, что здесь срабатывает какой-то глубоко спрятанный в человеческой психике механизм, не исследованный еще, и ничто живое не в состоянии, когда отключена кора мозга, а действует только подкорка, совершить над собой насилие. Тайна жизни стала немного приоткрываться, но только чуть-чуть. Войтецкий говорил не раз, что, когда мы найдем абсолютную формулу жизни, жизнь на Земле прекратится. А на ближайшие шесть миллиардов лет исследований хватит, в особенности если принять во внимание тот факт, что у землян многие тысячелетия наблюдается удивительная способность все отравлять, разрушать, губить…

Так вот, я не договорила насчет опыта с этим голубоглазым пареньком. Мирослав произвел над ним опыт, и это несчастное подобие мужчины превратилось в безвольную амебу. Ему можно было сказать: «работай», и он работал, «ложись», и он ложился. То есть перед вами был совершенный робот, только в живом обличье и управляемый голосом.

Мирослав Войтецкий был гениальным ученым, посему ему удалось то, чего не удавалось другим. Я уже говорила тут про вакцину добра, так вот, Мирек был убежден, что в мире и добро, и зло пребывают в равных, причем материальных, дозах. Может быть, это смешная теория. Но, по-моему, стоит послушать мнение человека, доказавшего, что его теории чего-то стоят. Я боюсь, что если бы он остался жив, не погиб бы, об этом я дальше расскажу, то он нашел бы в конце концов химически чистое добро и зло.

Мне он когда-то объяснял это, но я была дурой, девчонкой, и помню лишь, как он однажды расчертил лист бумаги на две части. На одной написал минус, на другой — плюс. Минусом он считал смерть, плюсом — жизнь. Поэтому все страдания, болезни, голод, суету жизни он относил к явлениям положительным, это означало — улыбаюсь, живу, болею, страдаю, люблю.

Боже мой, если бы не война!.. Но, как любой ученый, он был не от мира сего. Он не выдержал пыток, это я точно знаю, и ему никогда не доставляло удовольствия пытать других. Да, кстати, его опыты были безболезненны, хотя и безнравственны.

Так вот, вакцина добра — это так прекрасно и так мудро. Жаль, что до наших дней не дошла она, она бы сделала свое дело. Мирослав выбросил в атмосферу столько положительных психотропных зарядов, что, казалось, вся природа вокруг улыбалась.

— И на фоне улыбающейся природы он все-таки пытал людей? — не выдержал Кудинов.

— Я этого не знаю, но уверена, люди, которые отрезают живому ногу или заталкивают беременную в газовую камеру, должны обладать особой психикой. Откуда это появилось в людях, да еще в массовых масштабах, я судить не берусь. Может быть, тоже опыты?

— Мужа?

Фрау Гильда молчала.

— Какое это имеет значение, — наконец проговорила она, — хотя бы и его, приказы на подопытный материал подписывал не он. То, что произошло с вашими моряками на «Дюгоне», и мой рассказ вы, я надеюсь, теперь уже связали: мне просто страшно умирать, не рассказав никому того, что я знаю, вот я и рассказала. Но если вам мои сентенции кажутся нелепыми — не страшно, я к этому привыкла, к тому же у меня клеймо: психически нездорова. Но попробуйте объяснить происшествие с командой «Дюгоня» чем-то другим, а не вакциной добра и зла моего мужа.

Старуха откинулась в кресле.

— Попробуйте вообще объяснить изменения, происшедшие в сегодняшнем мире, чем-либо, кроме воздействия психотропных экспериментов, которые уже давно проделало само над собой человечество. Ведь сегодняшний мир — это мир взяточников, вымогателей, шулеров, подонков, наркоманов, воров, убийц. Хорошим людям в нем очень мало места. Такого засилия мерзости на нашей планете не было никогда. И мы с вами такие, потому что над нами произведен эксперимент, и проведен он теми, в ком эти качества, мною перечисленные, превалировали.

Кудинов, выключив диктофон, долго сидел в кресле.

Из архива Вождаева

Шведский журнал «Вя Мэншур» рассказывает о новом изощренном средстве воздействия на инакомыслящих, примененном в Гринэм-Коммоне…

В ноябре 1983 года на базу прибыли первые ракеты. Вскоре у ветеранов пикетирования появились симптомы непонятной и тревожной болезни. Тошнота и кровотечения, ожоги и выпадение волос, загадочные случаи потери памяти и самопроизвольные аборты стали необычно частыми среди женщин, расположившихся лагерем у ворот базы. Английские врачи — участники антиракетных выступлений провели медицинское обследование пострадавших. По их мнению, причиной недугов является электромагнитное излучение, исходящее из-за колючей проволоки.

3

Машина остановилась на ухоженной роскошной аллее. Из нее вышел Кудинов и осмотрелся. И вдруг увидел, что из зарослей на него смотрит человек. Глаза его были безумны, и одет он был хотя и в элегантный, но больничный костюм.

Кудинов так оторопел, что не мог отвести от него глаз, и своим испугом привлек внимание вышедшей встретить его ординаторши, которая тоже поглядела на куст и взвизгнула. Человек немедленно исчез в зарослях.

«Ничего себе обстановочка», — подумал Кудинов.

Ординаторша присела на скамью и достала из кармана халата крошечную косметичку.

— А каково мне? — раздался вдруг возле уха Кудинова резкий внятный голос.

Кудинов обернулся.

— Рад видеть вас еще раз, господин Кудинов, — сказал Федерик — это был он, — но посудите сами, каково мне, я вижу только этот контингент, — он указал на кусты, — ничего, кроме них, только больных с поврежденной психикой, и ничего больше. Вы меня жалеете?

— Нисколько, господин Федерик, — сказал Кудинов, постепенно беря себя в руки, — вы ведь себя не жалеете, целиком отдаетесь работе.

Федерик не почувствовал сарказма.

— Пойдемте, — коротко сказал он, — я предоставлю вам возможность побеседовать с вашим протеже наедине, на ваше усмотрение — в помещении или на аллее.

— А вы уже знаете, что я приехал побеседовать с боцманом?

— Иначе что бы еще могло вас привести сюда! — с улыбкой констатировал Федерик.

И Кудинов увидел, как в сопровождении санитара к ним подходил в это время высокий грузный человек с обветренным лицом, озиравшийся по сторонам.

Этот человек затравленно оглядывался в надежде увидеть знакомое лицо. Наконец, узнав, видимо, Федерика, он чуть-чуть успокоился.

— Вот, господин, Гауштман, — представил его Федерик, — перед вами русский журналист. Он приехал специально узнать о том, что произошло с командой «Дюгоня», ведь вы единственный из команды «Дюгоня», кто способен вести здравые речи.

— Мне тяжело стоять, — сказал боцман, — давайте присядем.

Кудинов и боцман сели прямо на траву.

Ординаторша, закончившая свой макияж, санитар и господин Федерик пошли, не торопясь, по аллейке.

— Что вам угодно узнать? — спросил боцман, глядя на машину, которую Кудинов оставил тут же на аллее.

— Все, что вы захотите мне сказать, — так же глядя на машину, сказал Кудинов.

И, видимо, в этот момент одна и та же мысль поразила обоих. Мгновенно, не сговариваясь, они подбежали к машине, боцман вскочил за руль, Кудинов еле успел взобраться на сиденье. С диким ревом машина выскочила за ворота и заметалась. Послышались крики.

Из архива Вождаева

Политика всюду. Она перестала быть привилегией профессионалов. Врывается в жизнь каждого. Делает политиком каждого. Затрагивает личные судьбы, общественные статусы. Семейный достаток. Рвет былые привязанности, завязывает новые. Вмешивается в дружбу, в творчество, в сокровенное мироощущение.

4

— То, что ты помчался за мной, это тебе не зачтется, все равно свое «перышко» получишь, — первое, что сказал боцман, когда машина наконец вырвалась из больничного парка и понеслась по побережью.