Импортный свидетель (сборник)

I. Из оперативно-розыскного дела

Вчера в 16.00 мною, нештатным сотрудником уголовного розыска Бабочкой, около пивного ларька на Семафоринской набережной, 23, был обнаружен некий Митяев Василий Афанасьевич, слесарь ДЭЗ № 45 этого же района. Из его разговора с партнером по пиву стало ясно, что он недавно или сам совершил квартирную кражу, или знает о ней. Речь шла о квартире с видом на Москву-реку. Часто повторяемые выражения: «Книг до обалденной матери» и «Техники — ну нет! А вместо техники красные обои на потолке» — свидетельствуют, что имеется в виду квартира, похожая на квартиру Вождаева. На контакт не выходил.

Бабочка

II. Из протокола допроса лица без определенных занятий Митяева Василия Афанасьевича

Год рождения 1950-й, бывший модельер, банщик, сторож. «Как это вы узнали — не понимаю. Ведь никто ничего не видел, за это ручаюсь. Но в квартире, хотя и был, не взял ничего, тут не приклеите. Он, ну этот завкафе, мне сказал: «Риску никакого, заходишь в квартиру — не наследи, надень тапочки, аккуратно посмотри стеллажи. Где речь идет о войне — точно запомни». Он, дескать, с хозяином квартиры поспорил, что точно знает, где у него что. Я, правда, пить захотел, после этого дела был, сами понимаете. Пошел на кухню, рубанул водички. Если только на стакане пальчики оставил, так вроде стер, не впервой уже. Может, по пьянке не с того стакана стирал: вспомнил уже позже, когда возвращался. Но не брал ничего, гадом буду, только посмотрел, да и брать нечего, на хрена тогда жить, только книги, книги! Есть их, что ли? Если кому они и нужны, так Ирке-гулюшке… Она их сбывает…

13

Войтецкий оказался под угрозой серьезного психического заболевания. Нервное потрясение, испытанное им, было столь велико, что по решению руководства Центра он был помещен сроком на две недели в больницу. Он полностью выбыл из строя, а без него никто продолжить его научную работу не мог, не зная особенностей придуманной им методики. Уже после адаптации Войтецкий вдруг лишился сна, впадал в бред, пугался малейшего шороха. Посетивший его вместе с профессор ром невропатологом Альмединген и даже Мильнер проявляли о нем истинную заботу (чертыхаясь и проклиная его про себя), приставили к нему двух «ангельски добрых» молодых медсестер… Словом, было сделано все, чтобы как можно скорее привести его в рабочее состояние.

Через полтора месяца он пришел в норму. Из его научной работы было исключено абсолютно все, требовавшее хоть малейшей жестокости, все, что могло доставить ему неприятность или неудовольствие. Только кристально чистые химические эксперименты, разработка теоретических положений, все, что могло увлечь его, вдохновить хорошими результатами, и… ничего более.

Центр лихорадочно по всем странам искал замену Войтецкому, но ученого, способного сделать то, на что был способен Войтецкий, нигде — ни на свободе, ни в концлагерях — не находилось. Время шло. Приходилось выслушивать неприятные напоминания, исходившие откуда-то «с самого верху», и… считаться с Войтецким. Рихард Швабе по какому-то нелепому капризу Войтец-кого был переведен в Шестое — детское — отделение, заведовать которым только что, после гибели армии Паулюса и отступления войск рейха с Кавказа, был назначен вызванный из Крыма барон фон Лорингоф со своими ближайшими сотрудниками…

Ординатором к Войтецкому была временно назначена обнаруженная в оккупированной немцами Хорватии и вышедшая там замуж за одного из офицеров фашистского корпуса Павелича молодая женщина, муж которой в бою с партизанами был убит. Сама она обосновалась в Триесте, где добывала себе средства к существованию общением с некоторыми из обитавших там в гостиницах итальянскими, австрийскими и хорватскими офицерами. В результате этого она даже угодила в руки гестапо по подозрению в шпионаже в пользу отрядов Тито, ибо у нее при обыске были обнаружены документы, из которых следовало, что она до тысяча девятьсот сорокового года была студенткой отделения генетики биологического факультета одного из высших учебных заведений США. Подозрение, однако, не подтвердилось, тщательное расследование показало, что эта женщина по имени Неда, а по фамилии, после замужества, Тилич, в действительности оказывала специальные услуги не партизанам, а портовой жандармерии Муссолини, от коей получала регулярное вознаграждение…

Неда Тилич — темноволосая, черноглазая, грациозная и миловидная женщина — после нескольких бесед с триестинскими биологами, проверившими ее биологические познания, охотно согласилась на выгодное предложение.

Приведенная Мильнером в один из зимних вечеров в домик на квартиру к Войтецкому, только что восстановившему свои силы и душевное равновесие и даже не слишком охотно оторвавшемуся от своих раскрытых на письменном столе книг, Неда Тилич изобразила из себя спорхнувшего с небес серафима.

Она сумела с первого взгляда понравиться этому сумрачному и не слишком доверчивому человеку. У нее был приятный тембр голоса, она имела хороший опыт ласкового обращения с мужчинами, что от нее в данном случае и требовалось…

Через два дня по указанию начальства и, в общем, к удовольствию страдавшего от одиночества, обуреваемого невеселыми мыслями Войтецкого, она поселилась в четвертой, дотоле пустовавшей, комнате того же домика и жизнерадостно заявила Войтецкому, что, дескать, холостяцкий быт никого не может устраивать и потому, ничуть не мешая и не досаждая ученому своим присутствием или своей болтовней, взяла над ним шефство и вкусно ему готовила, а если ему хотелось отдохнуть от работы, то и играла на итальянской гитаре, которую привезла с собой, и пела: у нее было хорошее контральто, и она знала сотни итальянских, албанских, югославских, мексиканских и каких только захочется — горных, морских, портовых и вообще всяких-всяких — песенок!

И когда, взяв в руки гитару, она тут же, при Мильнере, запела действительно прекрасным голосом, Войтец-кий почувствовал, что с души его слетел камень. С грустью, задумчиво он улыбнулся ей. «Но он все-таки улыбнулся! — отметил про себя Мильнер. — Дело теперь пойдет!»

Из материалов дела по краже архива Вождаева

В конце 40-х годов, сообщала в 1975 году комиссия Н. Рокфеллера, специально созданная для расследования преступных деяний американской разведки, ЦРУ приступило к изучению свойств некоторых медицинских лекарств, влияющих на поведение человека, и исследованию путей их применения для нужд разведки. Эти исследования были частью более широкой программы, нацеленной на изучение возможных средств контроля над поведением человека. Помимо этого велось изучение последствий радиации, электрического тока, веществ, влияющих на психику людей, их поведение и т. д.

14

Неда Тилич внесла в жизнь Войтецкого не только устройство быта. Она была первым живым существом, непричастным (во всяком случае, пока) ко всему тому античеловеческому, что творилось в Центре, в его бесчисленных подземных казематах и сооружениях, переходах, во внешне невинных корпусах, цехах и различных строениях надземного городка. После посещения Войтецкого Тильдой, когда он, работая в Первом отделении, еще почти ничего о делах Центра не знал, ему не пришлось встречаться ни с одним человеком, который появился бы с воли. Здесь были только жертвы и палачи, только испытуемые и испытатели, истязуемые и истязатели.

Все эти нескончаемо долгие месяцы он был обуреваем только горьким сознанием своего одиночества, безволия и тоски, подавленный страхом и укорами совести, неотступно преследовавшими его (перед самим собой разве солжешь?) горькими мыслями о том, что он становится соучастником величайшего преступления и что малейшая попытка выразить хотя бы в самой слабой форме протест, отступиться от тех, кто все глубже втягивает его в пучину кровавых дел, была бы не только бесполезной, но и губительной для него. Он исчез бы из мира бесследно в таких же мучениях, в каких ежедневно исчезали здесь сотни, а может быть, тысячи людей.