Страсти по Веласкесу

Герасим сжал кулаки так, что побелели костяшки, и, мерно колотя по одеялу в такт словам, он заговорил:

– Я тебе не верю. На слово. Мой комп действительно был включен. Ты действительно читала письма. Там действительно было что читать. У меня огромное число друзей и клиентов, и со всеми я переписываюсь. Ты действительно что-то там откопала и, будучи непроходимой дурой, из невинных фактов сделала далеко идущие выводы.

– Невинные факты? Выходит, текст «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 г. у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую очень щедрое вознаграждение», который я обнаружила в твоем компьютере, ничего не означает? А может, скажешь, его там вообще не было?

– Конечно, был! Ты же сама принесла мне дискету. Забыла?

– Отчего же? Помню. Только я принесла тебе дискету, а этот текст был набран тобой! Сечешь разницу? Но если тебе этого мало, там были и другие сообщения. Как тебе понравится вот такое? «Поторопите исполнителя с выполнением заказа. Сроки поджимают, времени становится совсем мало». На это что скажешь?

Герасим только выразительно покрутил пальцем у виска.

– Тебя и это не впечатляет? Отлично! Вот тебе еще одно: «В свете нашей предварительной договоренности прошу ускорить поиск подходящего специалиста. Напоминаю, задача очень и очень непростая, поэтому тот, кто будет ею заниматься, должен быть профессионалом высокого класса. На оплате не экономьте, деньги в данном случае роли не играют».

– Тут есть прямое указание на тебя и эту чертову картину? – спросил Герасим.

– По отдельности каждое выглядит невинно, но взятые вместе…

– До этого могла додуматься только ты! И знаешь почему? Потому, что ты законченная эгоистка! Ты повернула на самой себе. Тебе кажется, что весь мир вращается исключительно вокруг твой персоны. А тебе не приходило в голову, что в этих записках речь может идти о моей собственной работе? У меня есть ведь фирма, пусть и небольшая, но с хорошей репутацией и солидными клиентами. Мои ребята – классные специалисты, и очень часто мы выполняем сложные и даже щекотливые задания. Не подумала об этом? Нет? Я так и знал! Тебе ведь ни до кого нет дела, кроме себя.

Все, что он сейчас с такой яростью бросал мне в лицо, было неправдой и оттого задевало особенно больно. В какой-то момент я уже не смогла себя сдерживать и, забыв, где нахожусь, закричала во весь голос:

– Ты порешь чушь! Дело не в моем эгоизме, а в твоем предательстве! И не смотри на меня так! Все так и есть! Мы с тобой дружили, а ты меня предал. Помимо моей воли ты втянул меня в темную историю, а теперь не хочешь в этом сознаться. Ты трусишь и потому отпираешься. Ну и черт с тобой! Пусть это будет на твоей совести. Картину я тебе нашла, деньги отработала, и мы в расчете. Веласкеса оставляю тебе.

В запале я бы наговорила еще много чего, но тут за моей спиной открылась дверь и начальственный голос требовательно спросил:

– Что здесь происходит?

– Скажите ей, чтобы ушла, – простонал Герасим, без сил откидываясь на подушки.

– Немедленно покиньте палату, – приказал доктор и строго указал пальцем на дверь.

– Не нервничайте. Уже ухожу, – огрызнулась я и, осторожно прислонив картину к тумбочке, пошла к выходу.

– Ненормальная! Забирай эту мазню с собой! Оставишь – изрежу на лоскуты! – донеслось с кровати.

Этого я допустить не могла. Веласкес был гением, и, каково бы ни было мое собственное отношение к картине, допустить, чтобы зарвавшийся лгун изрезал его шедевр, я не могла. Не глядя по сторонам, я быстро вернулась и забрала «Христа в терновом венце».

– Ты в своем уме? Потратила столько времени и сил, нашла картину, а теперь несешь невесть что. Ты, часом, не заболела? – сердито гудела Даша, нависая надо мной, подобно могучему утесу.

– Я абсолютно здорова. Говорю тебе, мне нужно как можно скорее избавиться от этой картины. Она приносит несчастье, – огрызнулась я и демонстративно пересела на другой стул, подальше от подруги.

Честно говоря, я была на нее обижена. Поездка в больницу закончилась ссорой с Герой, и настроение от этого у меня было препаршивейшее. Срочно нуждаясь в утешении, я принеслась к Дарье в надежде выплакаться у нее на груди. А она вместо слов утешения вдруг начала наставлять меня на путь истинный.

Мой бунт результатов не принес, Дарья его просто проигнорировала и, как ни в чем не бывало, продолжила полоскать мне мозги.

– С чего это ты так решила? С того, что Голубкин от тебя отвернулся? – с грубоватой прямолинейностью поинтересовалась она.

Напоминание об Алексее больно резануло. Обсуждать наши с ним отношения настроения не было, и я отвернулась к окну. Мой молчаливый протест также не произвел на Дашу впечатления, и она продолжала излагать свою точку зрения на происходящее моей сгорбленной спине:

– Так в этом нет ничего сверхъестественного. В конце концов, так и должно было случиться. Ни один нормальный мужик не потерпит такого хамского отношения к себе. Алексей – не подарок, я тебе это всегда говорила, но он нормальный, сильный, самодостаточный мужчина. Сколько ты ему голову морочишь? Года два?

– Три.

– Вот видишь. Три! Да ему вся эта волынка с тобой просто надоела. Он помучился, помучился да и нашел себе девушку попроще. И картина здесь ни при чем. Если кто и виноват, так это твой характер. И не косись на меня, ты и сама это прекрасно знаешь.

– Пока я не взяла в руки эту картину, все было нормально, – пробурчала я, упрямо уставившись в окно.

– Это тебе так только казалось, – без всякого сострадания отрезала Дарья.

Снести такое я не смогла и, вскочив на ноги и развернувшись к Дарье лицом, закричала:

– Нет, во всем виновата картина! И послушай, что я тебе скажу: Алексей – это только начало! Дальше будет хуже. А я не хочу, понимаешь?

– Что хуже? С чего ты взяла?

– Антонина Юрьевна сказала!

– О боже! И ты ей веришь?

– Верю.

– Ну и дура! – потеряв остатки терпения, воскликнула Даша.

Отшвырнув в сторону стул, не ко времени оказавшийся на пути, она принялась нервно мерить комнату шагами. Мысленно порадовавшись, что Дарьины подчиненные отсутствуют и потому не видят, как буйствует их начальница, я аккуратно вернула стул на привычное место и, чтоб далеко не ходить, тут же опустилась на него. Обойдя несколько раз обширное помещение, Даша немного успокоилась и поняла, что с воспитанием она переборщила и ситуацию нужно исправлять. Поэтому, оказавшись в очередной раз в непосредственной близости от меня. Она остановилась, положила руку мне на плечо и неловко пробормотала:

– Не обижайся. Это я так… не со зла.

– Знаю, – вздохнула я.

– Послушай меня. Поезжай домой… ты ведь туда еще не заглядывала?

Я отрицательно помотала головой:

– Сразу к Гере в больницу поехала.

– Ну вот… Поезжай к себе и проверь сообщения в компьютере. Может, за то время, что ты отсутствовала, объявился твой неизвестный заказчик и даже оставил свои координаты. Свяжешься с ним, отдашь ему картину, получишь деньги… и конец! Все в ажуре, и ты избавлена от картины.

– Мой заказчик – это Гера. Я пыталась отдать ему картину, но он отказался ее принимать, – пожаловалась я.

Дарья насмешливо фыркнула:

– Тоже мне беда! Продай ее кому-нибудь другому. Ты только предложи, оторвут с руками.

Понимая, что мы с Дашей просто толчем воду в ступе и ничего путного придумать не можем, я с тоской простонала:

– Ее нельзя продавать. Это не поможет.

Дарья, помня о своей недавней вспышке, решила быть терпеливой:

– Хорошо, тогда подари. Музею. Они счастливы будут.

– Тоже невозможно. Все это неправильно. Ее у меня должны украсть. Только тогда я избавлюсь от проклятия, оно вместе с картиной перейдет к вору. Понимаешь? – прошептала я.

– Понимаю. Но это уже полный бред. Давай поступим иначе, – предложила Даша.

– Как?