Страсти по Веласкесу

– Здорово они тебя…

– Им тоже хорошо досталось, – равнодушно отозвался Голубкин.

– Не сомневаюсь, – рассмеялась я.

– Хорошая была потасовка. Ребята не скромничали, дрались от души и…

– …и ты получил удовольствие, – закончила я.

– Откуда знаешь? Тебя же там не было. Я видел, как ты мимо меня рванула.

– Один товарищ сказал. Сам он человек мирный, и его удивило, что тот, кто затеял драку, дрался с таким наслаждением.

– Это тот фраер, что с тобой был? Он быстро слинял…

– Торопился очень. Боялся, что картина из рук уплывает.

Я старалась говорить как можно беззаботнее, но голос все-таки дрогнул, и Голубкин это заметил. Не донеся бутылку до рта, он замер и с интересом уставился на меня:

– Неужели он ее у тебя спер?

Я молча кивнула.

– Хорошая картина была?

Я неопределенно пожала плечами:

– Как посмотреть.

Ответ его успокоил, и он снова занялся пивом.

– Что теперь делать собираешься? – равнодушно поинтересовался он между двумя глотками пива.

– Заеду тут в одно место – и домой.

Голубкин одобрительно кивнул:

– Лады. Мне этот городишко уже поперек горла. Тоска смертная. Только и развлечения, что за тобой и теми придурками таскаться.

– А вчерашняя драка? – напомнила я.

– Если б не это, так вообще можно было бы удавиться, – сердито огрызнулся он.

– Не злись. Может, еще что хорошее случится. Те трое, я думаю, в долгу не останутся.

Голубкин горестно скривился:

– Пустые надежды. Они еще ночью в Москву укатили.

– Проверял?

– Естественно. Но сначала с их шофером переговорил. Убедительно просил ребят отозвать и прекратить всякую возню вокруг тебя.

Голос Голубкина был полон отвращения и недовольства собой. В другое время я обязательно пристала бы к нему с расспросами, что это его так расстроило, но не в то утро.

– Ты знаешь их шефа? – уточнила я, не веря собственным ушам.

– Он меня знает, и этого ему за глаза достаточно, – сердито пробурчал Голубкин, пристально разглядывая точку на горизонте.

– Постой, постой… Это что ж получается? Ты знаком с хозяином этих парней и можешь обратиться к нему с просьбой… Так какого черта ты не утряс этот вопрос еще в Москве?! Почему не сделал так, чтобы они за мной сюда не тащились?! – забыв обо всем на свете, заорала я на Голубкина.

Тот в долгу не остался, прорычал мне прямо в лицо:

– Ты меня с кем-то путаешь, дорогая! Я не Господь Бог!

– Ага! Ты его слуга на земле, – не осталась в долгу я. – Если ты смог позвонить ему сегодня ночью, так что тебе мешало сделать то же самое несколькими днями раньше?

От едва сдерживаемого бешенства у него побелели крылья носа. Когда он наконец справился с собой, голос его упал до хриплого шепота:

– Я не буду объяснять, чего стоит такой звонок, тебе это знать необязательно. Вот только мне за него еще платить и платить… А позвонил я сегодня только потому, что ты неизвестно куда умчалась. Скажи, пожалуйста, где тебя носило? Я на этой лавке всю задницу отсидел, тебя дожидаючись. Надеялся, у тебя хватит ума сразу сюда, к машине, бежать, но ты явилась только сейчас. А на дворе, между прочим, уже полдень! Может, расскажешь, чем все это время занималась? Молчишь? И на здоровье! Мне, по большому счету, без разницы, где ты была и что делала. Это те трое тобой сильно интересовались и, когда со мной разобрались, со всех ног кинулись тебя искать. Прикинь, что они сотворили бы, встреться вы в тихом переулке? И спасать тебя было бы некому! Я не Фигаро, одновременно и здесь и там быть не могу!

Природа меня воображением не обделила, и я в тот же миг и очень живо представила себе все, что со мной могло произойти. Представила и содрогнулась. Картинка получилась страшненькая. Ребятам дали поручение проследить за дамочкой и в тот момент, когда она раздобудет заветную картину, ласково оную у нее изъять. Работа выглядела простой, никаких сложностей не предвиделось, и парни, естественно, на это настроились. Но тут неожиданно, словно черт из коробочки, появляется неизвестный нахал и затевает драку. Парни задиру, конечно, отметелили, но, зная Алексея, можно было с уверенностью утверждать, что и им прилично досталось. Неудивительно, что после драки они, пылая праведным гневом и жаждой мщения, сразу же пустились разыскивать меня. И если бы нашли, то простым изъятием картины дело бы не ограничилось.

От этой мысли меня пробрал озноб, и я с укором спросила:

– Их было трое, а ты один! Почему? Разве ты не мог прихватить с собой своих парней, если уж собрался сюда ехать?

Голубкин одарил меня тяжелым взглядом исподлобья и нехотя пробурчал:

– Не мог. Если я один, это просто драка, а если стенка на стенку – уже война.

«О господи! Во что я его втравила?» – ужаснулась я. Оправданием мне могло служить только то, что, обращаясь к нему, я толком не понимала, о чем прошу. К сожалению, легче мне от этого не стало.

– Кто же они такие? – поинтересовалась я.

– Эти-то? Служба безопасности одной конторы. Академия генеалогических изысканий называется. Но это так… прикрытие. «Крышуют» они его. Настоящий хозяин у них совсем другой. – Приятель удрученно вздохнул:

– Болтанула ты что-то лишнее, подруга, вот они к тебе и прицепились.

«Ты прав, дорогой. Не удержалась от соблазна покуражиться над коротышкой с наманикюренными ногтями. Ляпнула о картине Веласкеса, а он хозяину доложил… Погорячилась, в азарте словестной перепалки забыла, что иногда одно вскользь сказанное слово может привести к крупным неприятностям, а тебе теперь расхлебывать», – горестно подумала я, виновато глядя на Голубкина.

– Если все так сложно, зачем же ты полез?

– Ты же сама просила разобраться, – усмехнулся он.

– А ты бы отказал!

– Не смог.

Как только он это произнес, мы оба почувствовали себя неловко. Между нами повисло тяжелое, полное воспоминаний, молчание. Алексей первым пришел в себя и, натужно кашлянув, сообщил:

– А с теми, что угрожали твоей знакомой, пока не все ясно. Ребята работают. Как только что прояснится, позвоню.

– Не нужно! Оставь.

– Не дергайся. Все будет путем.

– Любишь ты валенком прикидываться, – укоризненно покачала я головой.

Голубкин закатил глаза и загундосил:

– Сами мы не местные, живем в деревне, политесам не обучены.

Была в его характере черта, которая доводила меня до белого каления. Его настроение, вне зависимости от обстоятельств, могло меняться просто на глазах. Вот как сейчас. Только что дурачился и вдруг, оборвав себя на полуслове, резко приказал:

– Все, поднимайся. Пора двигать. Время поджимает. Меня в Москве ждут.

– Я готова. Заскочим на минуту в одно место и можем отправляться.

Наше появление у дома Антонины Юрьевны ни у кого интереса не вызвало. Двор и улицы были пустынны. Оставив Алексея у машин и пообещав долго не задерживаться, я метнулась к подъезду. К Антонине Юрьевне заходить не стала и сразу поднялась на чердак. Уверенно направилась в самый дальний угол, отодвинула в сторону фанерный ящик и принялась копаться в ворохе пыльного тряпья. Не буду врать, что чувствовала себя в тот момент спокойно и уверенно. Руки у меня прямо-таки ходуном ходили от волнения, но «Христос в терновом венце» оказался на месте. Целый и невредимый, он терпеливо дожидался меня там, где я его вчера оставила, перед тем как выйти на улицу.

Увидев меня с картиной в руках, Голубкин не удивился.

– Та самая? – только и спросил он.

Я ответила молчаливым кивком и, открыв багажник, принялась осторожно устраивать бесценное полотно в специальный контейнер.

– Все-таки ты их обыграла, – удовлетворенно хмыкнул за моей спиной Голубкин.

Захлопнув крышку контейнера, я развернулась к нему лицом и ответила без тени шутки:

– С твоей помощью. Если бы не ты, все могло бы закончиться грустно. Я твоя должница. Проси что хочешь. Все сделаю.

Здоровая бровь на лице Голубкина многозначительно поползла вверх, а в глазах заплескались игривые чертенята. Испугавшись, что мое опрометчивое обещание может наложить на меня непосильное обязательство, я торопливо выпалила: