На грани фола (Крутые аргументы)

"Здесь-то уж вы привираете, милостивый. Прекрасно знаете даже, чем вся история закончится", - отметит про себя проницательный читатель.

Ни в чем и ни в ком я пока не уверен. А если и уверен, это ещё не значит, что нет нужды в перепроверке.

ЗНАК ВТОРОЙ

ИЗ ЭКСПРЕСС - ДОСЬЕ "ПЕРСОНАЛИИ"

*

Чертами лица Джулия Розетти напоминала римскую богиню с картины Рубенса "Возвращение Дианы с охоты". Только, в отличие от властительницы леса, у неё были черные волосы.

Определяя её возраст, многие терялись - в затруднение вводили открытый и чуть насмешливый взгляд карих глаз в окружении едва заметных морщинок, гладкая нежная кожа рук и безупречно сложенная фигурка. Всем своим видом и манерами она как бы бросала вызов владыке времени. Да и занятия её совершенно не укладывались в рамки самодовольного мещанства и процветающего высокомерия с жалкими потугами на высокую духовность.

Унаследованные гены и католическое воспитание с детства привили итальянке повышенную чувствительность к безнравственности. В результате она стала даже побаиваться появившегося в ней строгого надзирателя, который всякий раз подсказывал, как нужно доверяться судьбе своей, не кривить при этом душой и сохранять чувство собственного достоинства. Ко всему прочему, предки из аристократического рода передали ей тонкое интуитивное понимание того, что личное достоинство требует изрядной силы воли и ума, не говоря уже о надежном материальном достатке. Сильнейшим же мотивом, способным заставить человека воздерживаться от гнусных поступков, учили они, являются личный интерес и безотказный инстинкт выживания. Без учета такого мотива нельзя познавать или предугадывать возможные действия людей, но стоит только принять их во внимание, начинаешь осознавать порок и добродетель не столько чувством, сколько разумом. Для этого, правда, каждый должен сначала разобраться в себе самом.

По мере приобретения опыта в подобном разбирательстве Джулия все больше убеждалась в том, что для большинства женщин потребность быть любимой сильнее потребности любить, а замужество может стать устойчивым, если супруге удается ненавязчиво выполнять материнские обязанности и по отношению к мужу - с помощью системы заслуженных поощрений и наказаний наподобие избранной Природой для управления людьми. Вот почему в отчаянии найти нужного им мужа-сына многие хотят иметь при себе сразу двух или больше мужей-братьев, что кажется им беспроигрышным, ибо, собрав всех воедино, как раз и получаешь надежного друга, добродушного отца, страстного любовника, забавного собеседника и выгодного делового партнера.

Лично для себя она твердо выбрала свой тип мужчины. Прежде всего мужественный, здравомыслящий, совсем не обязательно сексуально активный, но непременно знающий подлинную цену искренней женской нежности, увлеченный серьезным, интересным делом. И еще, у него должен быть твердый моральный "стержень" вместе с пониманием того, что жизнь слишком быстротечна и глупо расходовать её на мелочи. Отвечая взаимностью, Джулия требовала и от себя здравомыслия, смелости, понимания юмора, опоры на свой собственный "стержень". Только на такой "улице с двухсторонним движением" каждый может увидеть в другом самого себя, лишь тогда любому из супругов будет легче взваливать на себя часть тяжелой ноши обид и разочарований, находить баланс между желаниями брать и отдавать.

Женщин чрезмерно сладострастных, послушных преимущественно голосу плотских влечений с претензией на обладание сверхчувствительной интуицией Джулия никогда не осуждала публично. Такие вызывали у неё понимание вперемежку с жалостью. Помимо сути, полагала она, есть и множество форм поведения, которые предоставляют женщине безграничные возможности красиво и достойно дать знать даже самому толстокожему мужчине о его неотразимой сексуальности. Плотское вожделение, выраженное примитивно и бесцеремонно, в её глазах выглядело неразумно что ли, хотя бы потому как чаще всего достигало обратного эффекта с горьким осадком после мгновенного удовлетворения. Половых гангстеров, не скрывающих своей взбушевавшейся плоти, Джулия считала созданиями одноклеточными, скучными. Хотя и не по нутру ей была слишком затянутая игра "Кто не первый отдастся?", разумно сдерживаемую сексуальность она признавала первостепенным отличительным признаком цивилизованного человека.

Хотя у вызывавших сильное к ним половое влечение мужчин Джулия старалась найти для себя эмоциональную опору, в то же время она чувствовала в себе силы самой противостоять превратностям жизни. А как тут не назвать это противостояние ещё и кровавым, если в свое время её муж был застрелен у неё на глазах ворвавшимися в их дом мафиози? Полицейские нашли тогда в комнате дюжину гильз, но ни одна из пуль не оказалась смертельной для неё самой. То было местью мужу-судье за суровые приговоры, человеку, в котором она нашла эмоциональную опору и безоговорочно оказывала всяческую поддержку, работая в прокуратуре её родного Неаполя. Угрозы довершить расправу продолжались, заставили её покинуть родину и поселиться в Вене.

Привыкнуть к новой жизни было легко. Доброжелательные люди, прекрасный климат, темп жизни оставлен на усмотрение каждого и зависит только от желание его ускорить или притормозить. Хотя венское житьё-бытьё пришлось Джулии по душе, считать себя приговоренной к пожизненной эмиграции ей все же не хотелось. "За последние три года Вена стала мне очень близкой, признавалась она своим друзьям. - Австрия пока ещё меня терпит, грех жаловаться. Все зависит от того, как сложатся мои дела и хватит ли у меня сил вечно жить в изгнании."

К откровениям в последней инстанции она относилась скептически. Среди обычных житейских истин признавала необходимость для любого человека, на какой бы ступеньке социальной лестницы он не оказался, иметь своих близких надежных друзей, в ком можно было бы найти понимание и моральную поддержку на случай крайней необходимости. Вот только чем помогут друзья в моменты внезапно нахлынувшего очарования, когда ещё нет полной убежденности в эмоциональной и интеллектуальной честности понравившегося тебе человека?

В молодости на многие её решения влиял страх оказаться в полном одиночестве. Такое беспокойство подтолкнуло и к первому, довольно раннему супружеству с человеком, который оказался лишенным эмоциональной искренности. Страх развеялся в период её второго и очень удачного замужества, но вскоре вновь стал появляться после трагической гибели супруга. Спасительный выход она находила в двух её сыновьях, самых близких родственниках и работе. Принимать разумные решения, не отчаиваться помогали ей и собственные ум, терпение, сила воли.

Но вот где-то при переходе сорокалетнего рубежа Джулия вдруг начала терять уверенность при разгадывании, что из себя представляют дружба и одиночество. Все шло нормально, как неожиданно она чувствовала себя одинокой даже в общении с друзьями, не считая уже коллег и массы всякого прочего люда, претендовавшего на близкие с ней отношения. Да, дружба прекрасна! Однако есть у неё свой неизлечимый порок - зависть, от которого мало кто свободен. Дружба предусматривает полное равенство желаний и возможностей, посему стоит лишь кому-то из друзей приобрести материальных благ значительно больше другого, как прежняя искренность отношений обычно тут же исчезает.

Все чаще в её воображении стали появляться "картинки", сопровождаемые тягостным ощущением будто ей суждено очень скоро умереть или погибнуть. Тут уж невольно возникала потребность взбодрить себя чем-то совершенно новым, даже из ряда выходящим, отражающим нечто исконное в её натуре. Все чаще её одолевало предчувствие, будто по настоящему счастливой в сложившемся у неё положении можно быть, лишь научившись легко жить в одиночестве. В том самом одиночестве, когда наполняешь его разного рода приятными для души занятиями, свободно выражаешь свои мысли обо всем на свете и при этом не опасаешься размолвок с друзьями из-за несовпадения взглядов. Только вот один Бог, наверное, знает, когда одиночество приводит к духовному озарению, а когда к помешательству.