Дотянуться до моря (СИ)

Деньги эти помогли хоть как-то стабилизировать ситуацию с выплатой долгов, а мне, возможно, физически выжить, потому что пара заказчиков, не желая сами тратить нервы, натравили на меня своих «крышеванов». Сильно выручил меня тогда Жора-Скальп, на одной ну очень горячей стрелке просто поручившись за меня, но без этих денег даже он не помог бы. С Аббасом все это время мы пересекались нечасто — я был занят разборками, он доводил немногие оставшиеся объекты. Встречаясь, обменивались репликами типа: «Как дела?» — «Могло быть хуже!» и мрачно расходились в разные стороны. В начале декабря, когда все срочные дела были доделаны и стройка, по сути, впала в анабиоз, он как-то позвонил мне и сказал, что дней десять его не будет. «Надо кое-куда смотаться по личным делам», — туманно объяснил он, и мне и в голову не пришло задумываться, по каким делам и куда.

Всяко-разных дел было, что называется, «за кадык», и об Аббасе я вспомнил только недели через три, уже под Новый год. Трубку долго не снимали, потом все же Аббас ответил. Я сразу уловил что-то новое, незнакомое в его голосе, в интонациях — самоуверенное, надменное и панибратское одновременно. «Ничего не хочешь мне сказать?» — мрачно поинтересовался я. «Да, пожалуй, хочу», — ответил он. Встречу он назначил в пафосном ресторане «Зурбаган» на Таганке. Поднимаясь по ступенькам заведения, я услышал приближающийся рык мощного авто, и когда я взялся за дверную ручку, прямо за спиной истошно застрекотала по заснеженному асфальту АБС. Не обернуться было невозможно. Из двери приземистой БМВ с хищно раздутыми ноздрями, на переднем крыле которой, скромно сообщая о немыслимой мощи пятилитрового турбомотора, красовался шильдик «650», вышел (вернее — вылез) Аббас. Сильно толкнула мне в руку дверь, открываемая изнутри, и на крыльцо выскочил улыбающийся халдей. «Аббас Мерашевич! — закозлил ресторанный лакей подобострастным голоском, не обращая на меня никакого внимания. — С приездом! Давненько к нам не заглядывали!» Аббас взлетел по ступенькам, почему-то нахмурившись, протянул мне руку. «Да занят был, — то ли отвечая лакею, то ли объясняя что-то мне, пробурчал он. — Ну, шеф, пошли?» Услышав из уст явно сильно уважаемого тут посетителя слово «шеф» в мой адрес, халдей подобострастно прогнулся, пропуская меня вовнутрь.

Внутри заведения было темно, тяжелые лиловые шторы с золотыми кистями навевали мысли о гареме. Густо пахло кальяном и мангалом. Сменивший лакея не менее подобострастный метрдотель проводил нас вглубь ресторанной темноты, в отдельный кабинет и исчез, задернув за собой штору.

— Из салатиков рекомендую взять коктейль из королевских креветок с авокадо, — тоном знатока произнес Аббас, протягивая мне меню в кожаном переплете толщиной с том Дюма. — А на горячее — каре ягненка. А пить будем что — водочку?

На запястье Аббасовой руки, протягивавшей мне меню, тускло посверкивал злосчастный «Ролекс», на безымянном пальце появился перстень с крупным прозрачным квадратным камнем — надо полагать, бриллиантом. Я почувствовал, что если сейчас приму из рук Аббаса меню, то только для того, чтобы швырнуть его ему в лицо. Аббас держал кожаный гроссбух на весу до тех пор, пока не задрожала рука, потом со стуком опустил фолиант на скатерть.

— Нет, а что ты хотел, шеф? — видимо, поняв, что я не настроен на прелюдию, начал он. — Ты занят разборками с Сашей Качугиным, мне ничего не говоришь, не объясняешь. Какие перспективы, куда плывем? Прорабы, работяги ходят с вопросами ко мне, я им вешаю лапшу на уши, что все хорошо, что не тонем, а погружаемся строго по плану, и скоро начнем всплывать. Но эту туфту надо подкреплять деньгами, а где деньги? Зарплаты нет уже три месяца, бонусов тоже. Я должен как-то крутиться, жить, в конце концов. Вот, взял объект, делаю, цена смешная, но позволяет перебиваться и кое-какие долги гасить. Между прочим, не мои долги, а ваши с Сашей.

— Бриллиант у тебя на пальце — карата на четыре, — ответил я. — Если достаточно чистый, то цена ему тысяч тридцать. Это называется — перебиваться? Перебиваться — это как я сейчас на заправке — думать, сколько залить в машину бензина — тридцать литров, или двадцать пять. И какого бензина — девяносто пятого или подешевле, девяносто второго.

— Не лей девяносто второй, — состроил озабоченную гримасу Аббас. — Движок запорешь, вообще ездить будет не на чем. А перстень — стекляшка, шеф! Фальшивка. Еду с переговоров с пафосными людьми, надел для понту, да снять забыл.

— Все-то у тебя фальшивое, Аббас, Мерашевич, — усмехнулся я. — Часы, перстенек вот. «Бумер» у входа — тоже подделка? Муляж? Или в прокат взял? Для понту, на переговоры съездить?

— Нет, «бумер» — настоящий, — ответил Аббас, почему-то убирая руки со скатерти под стол. — Выиграл в казино, недавно совсем. Вот, думаю, поезжу недельку, потом продам, деньги будут на производство.

Я глядел на человека, который был мне так близок, которого я называл «братом», и не узнавал его. Тот, кто сидел напротив, без зазрения совести лгал мне в лицо и ясно было, что это — далеко не самый тяжкий из проступков, который я мог бы предъявить ему как работнику и компаньону, как другу, наконец. Говорить — я хорошо чувствовал это — было не о чем. Как с Сашей в нашу последнюю встречу. Я начал подниматься, чтобы уйти.

— Куда же ты, шеф! — засуетился Аббас. — А выпить, так сказать, на дорожку?

Сразу же, как по звонку, между штор просунулась голова метрдотеля — чего изволите?

— Водки нам! — скомандовал голове Аббас. — Лучшей! Живо!

Голова кивнула и исчезла.

— Я пить с тобой не буду, — сказал я, вставая. — Ты лжец, предатель…

— Да, да, да! — перебил меня Аббас. — И выкормыш притом. Ты меня, как змею, на груди пригрел, а я отогрелся и тебя тяпнул. Ну, и много еще чего в таком же духе. Обычные стереотипы, к которым прибегают проигравшие, чтобы проигрыш не выглядел результатом их собственного недоумия, а казался результатом чьего-то вероломства и коварства. Дабы вызвать у сопереживающих сопли соболезнования. Типичная позиция слабых.

Я дернул коленом, тяжелый стул сзади меня с грохотом опрокинулся навзничь. Ворвавшийся в нашу келью официант проворно поставил на стол поднос с водкой и рюмками, подскочил ко мне, поднял стул и белоснежной салфеткой обмахнул мне штанины ниже колена.

— Погоди, шеф, не уходи! — воскликнул Аббас, наливая водку в высокий лафитник. — Не желаешь пить со мной, я выпью один, мне не впадлу. Но — не хочешь напоследок услышать кое-что интересное?

— Вряд ли ты еще когда-нибудь чем-то сможешь меня заинтересовать, — сухо ответил я, снова отодвигая ногой навязчивый стул.

— На спор! — воскликнул Аббас, поднимая вверх руки. — Если ты скажешь, что то, что ты услышал от меня, оказалось тебе не интересно, я тут же выплачиваю тебе, шеф, тысячу американских долларов. Если признаешь, что я тебя заинтересовал — ты ничего не должен. Критерий — как обычно, твое слово.

Мне захотелось съездить наглецу по роже и уйти, но Аббас всегда умел меня заинтриговать. Вот только повестись на его условия было немыслимо.

— У тебя пять минут, — сухо сказал я. — Деньги мне твои не нужны, но пять минут, так и быть, я готов слушать тебя бесплатно.

— Вполне достаточно, — ответил Аббас. — Время контролировать будем по моим часам — это очень точные часы! «Свисс Мэйд», не подделка какая-нибудь. Время пошло!

И Аббас, прогнувшись в спине, махнул рюмку водки.

— Итак, господа народные депутаты, — начал он, пародируя речь Остапа Бендера о преступной карьере Корейко. — Сейчас в течение пяти минут я расскажу вам об ошибках моего глубокоуважаемого шефа, Арсения Андреевича Костренёва, которые привели к тому, что он — еще недавно владелец большого, очень перспективного бизнеса, человек, до которого мне было — как ползком до Египта, сейчас стоит передо мной и рассказывает, что для него на заправке важна сумма, которую я постесняюсь дать местному халдею, когда он будет подавать мне пальто. Интересно? Вижу, что интересно. Итак, ошибка номер один.