Современный польский, чешский и словацкий детектив

— Подлинность марок бесспорна, потому что начало этой коллекции было положено до 1850 года, -значительно заявил полковник. — Позволь, кстати, представить тебе доктора Кригера, который оказывал нам во время следствия квалифицированную помощь.

— Весьма рад, слышал о вас, — заулыбался заместитель министра, протянув руку доктору Кригеру.

— Не обижайтесь на меня, капитан, за мой скептицизм при нашей первой встрече, — извинился передо мной директор агентства. — В самом деле, кто бы мог подумать, что такие марки могут найтись в Польше?

Горько было у меня на душе. Не чувствовал я радости от своей… пирровой победы.

— Вторая марка, — указал своей палочкой Емёла, — это «Виктория», номиналом в двенадцать центов, из Канады, выпуск 1851 года. Оценивается в семь с половиной тысяч долларов… Третий и четвертый экспонаты «Ванкувер», светло-коричневого цвета, 1865 года, номинал пять центов, их стоимость определяется в две с половиной тысячи долларов… «Гавайские острова», два цента, голубого цвета, 1851 год. Нынешняя стоимость по каталогу десять тысяч долларов… Дальше — памятная марка Ньюфаундленда, с надпечаткой по случаю первого полета через Атлантику, который в апреле 1919 года так и не состоялся, бронзовый цвет, три цента. Под черной надпечаткой видно изображение головы северного оленя карибу. Оценивается в две с половиной тысячи долларов… Затем из так называемых новых классиков здесь имеется вот этот «Гондурас» 1925 года, маленькая серо-голубая марка, номинал изменен с десяти на двадцать пять сентаво. Надпечатка «Aero Correo» явилась причиной того, что заурядная марка стала наиболее редким экземпляром среди марок авиапочты во всем мире. Ее стоимость — двенадцать тысяч долларов…

— Твой отдел должен написать учебник о коллекционировании марок, — заметил заместитель министра, обращаясь к нашему неоценимому шефу.

А тот, сияющий и довольный, краснел от похвал. Заявил, что во всем этом есть также и заслуга НД.

Гости, среди которых я увидел председателя и секретаря Клуба филателистов, перешли к другому стенду, с европейскими марками.

Теперь объяснения давал майор Ковальский. В числе экспонатов были: первый и второй «Цюрих» 1848 года, с большими белыми цифрами 4 и 6 на черном гильошированном фоне, оцениваемые более чем в пять тысяч швейцарских франков; пара желто-зеленых «Женев» того же года, с черным гербом кантона, стоимость которых достигала двенадцати тысяч франков; старинная австрийская марка с Меркурием, номиналом в шесть крейцеров, цвета киновари, предназначенная для оплаты доставки газет, цена не ниже восемнадцати тысяч швейцарских франков.

Заместитель министра снова тыкался носом в марки. Директор агентства то и дело подсовывал ему каталог и давал пояснения вместе с майором Ковальским.

— Это производит определенное впечатление, — заявил, подойдя к нам, генерал. — Ведь людям, которые много лет назад приклеивали к конвертам эти крохотные бумажки, и в голову не могло прийти, что их потомки будут по этому поводу горевать и мучиться, что их машинальные действия явятся в будущем причиной не только радости или горя, но даже преступления!

— Теперь прошу подойти сюда, — попросил полковник, многозначительно поглядывая на Емёлу.

Емёла включил рефлектор, чтобы осветить единственную в своем роде коллекцию «За лот».

Заместитель министра уселся в кресло, открыл поданный ему альбом и, просматривая страницу за страницей, беседовал с нашим шефом.

— Как вижу из твоих пояснений, ты, кроме рыбной ловли, специалист и по маркам?

— Ну, кое-что мы знаем, — прозвучал вполне серьезный ответ.

У меня не было возможности поговорить с НД: то нам мешали, то он куда-то исчезал. Но вот он подвернулся мне под руку и я приготовился выложить ему все, что он заслужил и что ему давно причиталось.

К сожалению, в эту минуту мой шеф встал из-за стола и громко заявил:

— А теперь — гвоздь нашей выставки, самая дорогая и самая редкая польская марка: «Десять краковских крон». Она у нас на всякий случай в шкатулке, — добавил он, звеня ключами. — Извини, но… пожалуйста, не кури, — предупредил он заместителя министра.

Мне пришлось отступить, гости выстроились длинной шеренгой. Шли друг за другом, как в храме к ковчегу с мощами,

Емёла по очереди с Ковальским держали кляссер, где лежала голубая бумажка. Гости были одновременно поражены и разочарованы.

— Эта марка — частная собственность или она украдена из Национального банка? — с любопытством спросил генерал.

— К сожалению, этого мы еще не знаем, — ответил мой шеф.

— Разрешите, полковник, — вмешался я, — чуть не забыл. В альбоме с коллекцией «За лот» я нашел спецификацию…

— Спецификацию чего? — перебил НД.

— Марок, некогда выкраденных из банка, да будет тебе известно, — огрызнулся я в сторону НД. — «Десять краковских крон» должны находиться в музее. Так же, как и большинство экземпляров «За лот». Спецификация содержит перечень номеров штемпелей на марках, приобретенных в 1948 году. Теперь можно определить, что является, а что не является собственностью наследницы коллекционера.

— Это превосходно. Ибо законность надлежит соблюдать всегда и везде, — заключил генерал.

Теперь уже я игнорировал предпринимаемые НД попытки вступить со мной в разговор. Находка спецификации была моим, хотя и небольшим, триумфом.

Часть гостей уже пила кофе и беседовала с Кристиной, исполнявшей в секретариате обязанности хозяйки.

— Кажется, ты обещал назвать общую сумму стоимости марок, которые мы сегодня здесь видели, — напомнил генерал моему шефу.

— Об этом пусть лучше скажет НД, — ответил полковник.

— Общая сумма стоимости марок достигает нескольких миллионов франков по Иверу или нескольких десятков тысяч долларов по Скотту, — начал НД. — То, что является имуществом наследницы, согласно закону, должно вернуться в ее коллекцию. Если же говорить о том, сколько можно получить за марки, являющиеся собственностью музея…

— Будь добр! — прервал с нажимом полковник.

Он оглянулся, пододвинул генералу кресло.

Наступил момент, когда должны были начаться «переговоры на высшем уровне», в ходе которых полковник и НД запланировали уладить свои, только им ведомые дела.

— Может быть, дорогие гости пройдут в соседнюю комнату выпить кофе? — предложил медовым голосом полковник.

Он выпроваживал гостей обеими руками, как чрезвычайно заботливый хозяин. Кристина, участвовавшая в заговоре, незаметно закрыла дверь.

Мы остались среди своих…

Только теперь я до конца ощутил размеры своего поражения. Сейчас должно прозвучать повествование о том, как было раскрыто дело, А между тем Аль, Трахт и Мингель ожидают очередного допроса. Я теряю время, надо же в конце концов поговорить с наследницей, а также выяснить, кто организовал спасительную для меня телеграмму из США.

НД смежил веки и как будто дремал. Был занят своими мыслями. Очевидно, в его голове рождались идеи!!!

Емёла с Ковальским освобождали круглый столик, куда должны были подать кофе.

Наш неоценимый шеф развлекал заместителя министра. Через минуту Кристина внесла дымящийся кофе.

— Итак… — обратился генерал к НД.

Тот очнулся от дремоты, в которую впадал на совещаниях, открыл портфель и не спеша начал:

— Здесь предложения разных фирм. Я позволил себе частным образом запросить о цене этих марок на рынках Лондона и Нью-Йорка. Поскольку мои запросы расценивались как предложение продать марки, то начали поступать депеши… — Он положил на стол пухлый скоросшиватель.

Заместитель министра взял из рук полковника скоросшиватель и стал внимательно изучать его содержимое. Покашливая от волнения, он менялся в лице. Не в силах сдержать удивление, он чуть не свистнул.

— Значит, все стоит около трехсот тысяч долларов?

— Да-да, — поспешил подтвердить полковник. — И теперь ты можешь должным образом оценить общегосударственное значение работы моего, гм, скромного отдела!

— Все, что я здесь услышал, поистине необыкновенно!