Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)

стада вдвоем. Стоит на месте, от нас уже метрах в четырехстах.

Разделяемся: Дока забирает левее и шустро скрывается в

темноте, я беру вправо, и двигаюсь…не быстро, периодически

сайгу освещая.

Уже от меня метрах в двухстах, уже не только глаза горят,

а и саму хорошо вижу и даже слышу пофыркивание. Дока себя

никак не проявляет. Останавливаюсь – приближаться к сайге мне

больше нельзя. Через пять минут зеленые огоньки задвигались –

сайга почувствовала опасность. Медленно начала от меня

уходить. Я за ней, теперь стараясь освещать пространство

левее, что бы направить животных в сторону Доки.

Подворачивает, вперед в темноту идти не хочет. Теперь

стараюсь осветить пространство сзади ее, что бы впереди была

темнота и сайга остановилась. На какое-то время

останавливается, и … кидается галопом направо, не обращая на

темноту внимания. И сразу выстрел: одна падает, остальные уже

далеко и не останавливаются. Освещаю фарой упавшую, вижу,

как из темноты подбегает Дока, над ней склоняется.

«Местная сайга», - Дока дергает животину за шкуру, -

«еще не полиняла, волос короткий, коричневый, и держится

крепко», - пришлая сайга, то-есть северная, должна быть с

длинным серым волосом, который выдирается легко. Что бы волк

– а это главный для сайги хищник – схватив животное, получил

бы только шмат выдранной шерсти, а не богатый обед.

Через полчаса, в темноте ночи, мы шагали в сторону

лагеря, сменяя друг друга под тяжестью рюкзака. Пять часов на

охоту, от выхода из домика, и до возвращения в него. Пять часов

недобранного сна! Владимир заворочался в кровати, сонно

прогундосил:

«Как дела? Принесли чего-нибудь?»

«Работку тебе принесли!» - «обрадовал» его Дока, -

«Будешь завтра шашлыки делать, а мы», - подмигнул мне, - «в

кроватях валяться, к ним готовиться!»

«Молодцы», - не возмутился, и тихо засопел в уже и для

нас привычном состоянии невосприятия мира.

Часть тридцать четвертая.

Утром гринписовец самостоятельно поднялся пораньше,

затопил печку – это мы поняли, когда проснулись – и занялся

мясом. Причем с удовольствием – лицо, когда попал нам на

глаза, светилось благородной улыбкой, в предвкушении

наслаждения. В столовой долго шептался с Варей, и та ему

поддакивала, утвердительно кивала головой.

«Вместо ужина у нас шашлык будет», - присел к нам с

Докой за столик, - «Варя днем мясо замаринует – я его в домике

оставил, порезанное», - сообщил с важным видом, на нас не

глядя, и подвинул к себе поближе миску. Мне и Доке оставалось

лишь улыбнуться.

Пару часов в карьере я проработал в обычном темпе,

потом начал поклевывать носом, а на перекурах глаза уже

непроизвольно закрывались. Ночной недосып вылезал наружу.

Владимир пытался меня смешить, но это у него плохо

получалось, вернее, мною не воспринималось положительно, и

он наконец махнул на это дело рукой.

«Ты где-нибудь присядь, покимарь с часок», - предложил

последний вариант, - «и мне мешать перестанешь, и тебе

полегчает».

Я уже подумывал согласиться, все равно прока от меня

никакого, но здесь в карьер влетел Дока, на повышенной

скорости.

«Руду из палатки увезли утром!» - проорал громко,

заставив меня очнуться от сонного наваждения, оглянуться и

убедиться, что никого лишнего поблизости нет.

«И что, мы теперь должны от радости в лезгинку

пуститься?» - не разделил Владимир оптимизма технаря, и

повернулся ко мне, - «Деньги то не мы, а они за золотишко

поимеют!»

«И срок лет по десять каждому!» - продолжил его Дока, -

«Спеклись, голубчики, вернутся – я у шофера выпытаю, куда

руду увезли. Так что», - обернулся ко мне, - «готовься, к Михаилу

в Мирный погоним!»

Михаил – наш с Докой друг, местный опер. Которому

можно рассказать и о двух смертях в артели, с представлением

места захоронения одного из погибших, и о теперь вот

украденной руде, и о тех, кто во всем этом повинен. В прошлом,

мы с Докой несколько раз по воле обстоятельств успешно

помогли ему в раскрытии нескольких похожих преступлений,

надеюсь, что поверит нам и в этот раз.

Слова Доки взбодрили меня не хуже хорошей физзарядки,

теперь верному компаньону по расследованию криминального

дела желательно показать, что сейчас излишняя торопливость

только повредит:

«Вначале нужно узнать, куда руду повезли. Потом один

туда сгоняешь, и убедишься, что мешки с камнями лежат там

точно. Мы должны быть на сто процентов в этом уверены!»

«Сгоняю», - Дока без возражений принял мой вариант, и

не мог не улыбнуться, потому что его друг, на золоте

зацикленный, так глубоко и с таким сожалением вздохнул, что

негативное его отношение к нашим предполагаемым действиям

не нуждалось в словесной расшифровке.

Дока как в карьер прибежал, так из него и улетел на пятой

скорости. А Владимир до конца работы без конца вздыхал,

демонстрировал на лице то обиду, то неудовольствие, и с

разговорами ко мне не лез, хотя я поболтать был не прочь –

впасть в очередную дрему принесенная Докой новость не

позволяла.

После работы домик встретил удивительной чистотой,

покрытым скатертью (или чистой материей) столом с

расставленными на нем стаканчиками, мисками, ложками. И

двумя улыбками: Варюхи, и Чапы с талантливо подстриженной

мордой. Сидели они на моей кровати рядышком, как друзья

неразлучные. Собачухе я с укором покачал головой, показал

рукой, где его место – уж никак не на кровати. А Владимир с

сияющей физиономией подскочил к женщине, и заключил ее в

объятия, да так крепко, что та запищала.

«Радость ты наша!» - Владимир раскачивал ее из стороны

в сторону, - «Что б мы без тебя делали! С кем бы по душам

разговаривали!»

Варя наконец из объятий вырвалась:

«Медведь!» - это она мучителю, но с улыбкой, -

«Шашлычницу давай разжигай!» - и уже для меня, - «Чуть не

задушил!» - скосила глаза на Владимира, - «Пора бы жене его

навестить, Вон как на баб бросается!»

Здесь очень к месту появился Дока, серьезный до

невозможности. Заметил улыбки на лицах всех присутствующих,

но свою к ним не прсоединил.

«Все развлекаетесь!» - бросил в сторону Владимира, а

мне махнул рукой – предложил из домика выйти. На улице,

убедившись, что дверь в жилище закрыта, шепотом доложил:

«Я втихаря в палатку заглянул. Так вот: раньше там мешки

пробные лежали, наковальня и инструмент камни колотить. А

сейчас все лишнее убрано. И даже подметено чистенько. Руды

осталось – совсем мало!»

«Ты что, в палатку и раньше заглядывал?» -

поинтересовался для начала.

«Заглядывал», - подтвердил Дока, глядя себе под ноги -

«ее ж нужно было постоянно под контролем держать», - теперь

уставился на меня, - «Тебе не кажется, что делишки с рудой они

сворачивают?»

Если сворачивают, то надо думать, начальник, Николай

Игнатович, дал «бандюкам» команду закругляться. Печально,

команда эта говорит о приближающихся более важных событиях:

«Дело еще хуже», - Доке, как надежному партнеру, я мог

сказать всю правду, - «То, что в палатке они прибрались -

означает одно: артель на днях работу заканчивает, а мы об этом

ничего не знаем». Дока прошептал в сторону:

«Вот же гады!» - а я для него продолжил:

«Теперь и нам нужно поторопиться. Машина вернется –

сразу у шофера узнаешь, где они руду разгрузили. И как хочешь,

а смотаться туда, проверить, ты должен немедленно. Повод

найди, хоть специально какой-нибудь агрегат поломай!» -

последнее я предложил, конечно, так, для красного словца.