Отложенное самоубийство

Все семейство усаживается рядышком, Ванесса с мишкой на дедовских коленях. Я пока помалкиваю — пусть родственники насладятся общением друг с другом. Начинается обычный разговор: «Как ты себя чувствуешь? Что сегодня кушал? Не забываешь принимать таблетки, которые тебе прописал врач?»

Свен говорит на кондовом городском диалекте. Еще хуже Кальта. Сразу ясно — местный кадр! Понимаю процентов тридцать. Так и хочется попросить Дженнифер: «А теперь переведи, пожалуйста, на немецкий язык». Старик оживленно рассказывает про свои пенсионерские дела, сплетничает, кто с кем крутит романы, кто с кем поругался, кто дал дуба. Мир дома престарелых замкнут и невелик, но страсти в нем кипят поистине шекспировские. Как пельмени в плотно закрытой кастрюльке.

В принципе Свен своей жизнью доволен. Обслуга, в основном женщины с Украины, кормит, поит, лечит, вывозит на природу, стоически терпит капризы вредных немецких старикашек. Свен даже продолжает заниматься своим хобби: коллекционированием поношенных кожаных мотоциклетных курток. Привез сюда из дома всю свою коллекцию и хвастается ею перед любопытными соседями. С энтузиазмом предлагает и мне показать. Огорчает его лишь отсутствие жены и любимой собаки. Но у обеих есть уважительная причина. Они давно испустили дух.

Наконец любящие родственники угомонились. Ванессе стало скучно, и, оставив мишку дедушке, она принимается бегать по террасе. Дженнифер с ласковой улыбкой молча смотрит на своего бородатого папу. Федя курит в сторонке. Мой выход на сцену. В смысле, на террасу.

— Я хотел бы поговорить с вами, герр Дево, об одном старинном деле. Деле двадцатилетней давности. Оно касается ваших родственников: сестры, племянника…

Свен совершенно не ожидает от меня такого мордоплюйства. Это видно по тому, как улыбка мгновенно пропадает с его губ. Глаза застилает грязная пелена, а клочки волос на подбородке воинственно встают торчком.

— Вы имеете в виду Кальтов? Я не желаю иметь с ними ничего общего. Будь проклята эта семейка! Не хочу больше слышать о них!

Свен взволнованно сопит. Тем не менее рассказываю упрямому старцу всю историю с самого начала. Федя тушит окурок, подходит ближе, прислушивается. Дженнифер тоже ловит каждое слово. История и впрямь довольно захватывающая. Меня не перебивают. Алоис Кальт, Беа, Крюкль, Генрих, Гудрун и Бернхард Райнер… Мои бесплодные поиски могилы Ханса и Гретель. Опускаю кое-какие детали, но в целом придерживаюсь истины. Заканчиваю, жду реакции пенсионера.

Свен некоторое время молчит. Смотрит в пол. Ушел в себя. Думает. Потом поднимает голову и внезапно хитро улыбается мне сквозь бороду:

— Так как вы, герр Росс, все-таки насчет осмотра моей коллекции курток?

Я киваю. Лукавый дед не зря же зовет меня к себе.

— Тогда пойдемте со мной, а дети пусть пока на террасе воздухом подышат. Мы ненадолго.

Дженнифер, Федя и начавшая было канючить «Хочу с дедушкой!» Ванесса остаются дышать свежим воздухом, а мы поднимаемся на лифте в квартиру Свена. Постукивая тростью по полу, старик ведет меня по длинному коридору к своей двери. Открывает, входим. Свен включает свет в полутемной гостиной. Потом жестом предлагает мне сесть на стул возле простого стола, накрытого полосатой скатертью. На столе стоит ваза с желтыми тюльпанами из пластмассы. В квартире пахнет цветочным освежителем и кислой старостью.

Он садится за стол напротив меня. Некоторое время смотрит мне в лицо. Видимо, все еще решается. Наконец со значением спрашивает:

— Значит, вы думаете, что больше никто не знает, где похоронены дети Райнеров? — И, прежде чем я успеваю ответить, отвечает за меня сам: — Вы ошибаетесь. Я знаю, где могила Ханса и Гретель, потому что сам там их похоронил.

Глава 19

Рольставни поднять! Что там у нас на дворе? На дворе двадцать девятое октября — Всемирный день борьбы с инсультом. Сижу в кухне — борюсь с инсультом по-своему: утром бутерброды и горячий кофе, вечером пройдусь вокруг дома. Вчера я опять гулять не пошел. Во-первых, боюсь Крюкля, во-вторых, нужно было обмозговать слова Свена Дево, в-третьих, неохота.

Звонкие утренние колокола напоминают, что сегодня перед обедом из Астаны во Франкфурт прилетает Марина с детьми. Скоро буду опять лакомиться фаршированными перцами. Необходимо приготовиться к встрече. Купить жене цветов. Лучше всего в «Марк ОґПоло». Там в любое время года есть цветы со всего света.

Погода не радует. Наш Городок — это вам не солнечный Майами. Неласковый северный Байрон. Тяжелые тучи своими темными клубами загромождают небо. Как там у Тредиаковского?

Так и есть. За окном начинает осторожно накрапывать. Это только поначалу осторожно, потом прорвет.

На сегодня у меня запланировано дел больше, чем волос на голом черепе Свена Дево. Поднимаю телефонную трубку, звоню в цветочный магазин. Заказываю букет красных роз. Символ любви. Букет будет составлен из голландских роз. Как уверяет меня продавщица: самая свежая поставка из Лейдена. Привет от Гоншорека? Мистический символизм пронизывает нашу реальность.

Следующий звонок делаю во дворец императора «Иди, жри!». Трубку берет Катя, секретарь императора. Прошу Катю встретить сестру. От нас до аэропорта двадцать минут по автобану. Катя не против, но ей не разрешает кот. «Иди, жри!» ни за что не останется дома один, а взять его с собой Катя не может — кот, видите ли, неважно себя чувствует! Он еще и что-то чувствует! «Иди, жри!» со своими диктаторскими замашками вполне достоин быть переименованным в Мяу Цзэдуна. Десять тысяч лет счастья председателю Мяу!

Тогда звоню Феде, отрываю его от работы. У Феди кота нет, только Ламбада в квартирантах, поэтому брат всегда готов помочь сестре. Да и вообще он отзывчивый мужик. Федя обещает сию минуту отпроситься у своего шефа-короля на пару часов и забрать Марину с детьми из аэропорта. Улажено!

Теперь главное: звонок Харуну. Журналист сразу хватает трубку — ждет, сгорая от нетерпения. В нескольких словах передаю ему разговор со Свеном Дево. Теперь я знаю, где лежат тела детей. Знаю всю трагическую историю Ханса и Гретель до конца. От детской площадки на опушке Ведьминого леса до могилы. Неужели я совершил невозможное?

— Что вы собираетесь делать дальше, герр Росс? — спрашивает меня Харун.

Сложный вопрос.

— Пока не решил. Наверное, нужно сообщить полиции. Позвоню комиссару Улю.

— А если Дево солгал или перепутал? Послал вас по ложному следу. Или просто забыл. Ведь столько лет прошло!

— На что вы намекаете, Харун?

— Может быть, сначала нам самим стоит проверить слова Дево? Как вы считаете, герр Росс?

Возможно, журналист прав. Никому не хочется выглядеть идиотом. Лучше все проверить заранее. Тем более что сейчас смерть Ханса и Гретель никого не интересует. Да, точно. Харун дело говорит. Нужно все посмотреть самому.

Быстро договариваемся с Харуном. Через полчаса он за мной заедет. Лом, лопаты, рукавицы, фотоаппарат. Инструмент мой — у Марины в подвале есть все для земляных работ. Можно взвод саперов оснастить. Фотоаппарат — инструмент журналистов. В этом я полагаюсь на афганца. Ну что же, продолжим наши игры!

На всякий случай решаю позвонить Улю. Подстраховываюсь. Не хочу, чтобы то, что я узнал, вдруг опять пропало. Уже вместе со мной. Какое-то нехорошее предчувствие.

«Халло! — Халло!» Рассказываю жизнерадостному комиссару о моей встрече со Свеном Дево. Называю ему даже место, где зарыты трупы детей.

— А где конкретно находится могила? — выпытывает Уль.

— Там есть метка, — уклончиво отвечаю я. — Я сейчас поеду туда и сам проверю, все ли на этом месте так, как рассказал Дево.

— Будьте осторожны, герр Росс, — напоминает комиссар. — Не забывайте, что вы теперь опасный свидетель. Крюкль вам больше не звонил?