Отложенное самоубийство

Сижу на кухне — «сегоднякаю». Пустился во все тяжкие. Баварский крестьянский хлеб, курица-гриль, булочки с корицей. Курицу и булочки я, с помощью Харуна, купил вчера после посещения клиники. Завершающий штрих — кофе. Ем — радую желудок. Одно тревожит: как бы лишний вес не набрать. Марина все грозится посадить меня на диету. Мужских диет вообще только три: «Надо меньше жрать», «Надо больше двигаться» и для самых волевых: «Надо меньше жрать и больше двигаться». Я пока не выбрал, какая из трех мне ближе. В общем, нормально питаюсь и заодно размышляю.

Теперь я могу практически точно воссоздать картину случившегося душным вечером тринадцатого июня девяносто первого года. Вот что у меня получается. Сначала Алоис Кальт.

Врач в девять часов утра начинает прием у себя в праксисе. На работу он приехал на черном «Опеле Астра». До пяти он принимает больных и никуда не отлучается. В шесть вечера Алоис Кальт оказывается у Харуна и Наджии. Домой не заезжает. Примерно в девять-полдесятого звонит домой, чтобы предупредить жену о том, что остается до утра у афганцев. Он разговаривает с Беа. Беа дома одна — Генрих уехал в кнайпу к Свену Дево. В шесть часов утра на следующий день Алоис Кальт возвращается домой. Он успевает обменяться с Беа только несколькими словами. Жена сообщает ему, что случилась беда, но она защитит семью. Через несколько минут поддатый инспектор Крюкль с полицией врывается в дом Кальтов и начинает обыск. Беа хочет признаться, что это она задавила Ханса и Гретель, но Алоис Кальт, видя, что следы указывают на его жену, объявляет себя серийным убийцей. Крюкль пытается обвинить Беа, но вынужден арестовать Кальта. Так начинается превращение заурядного семейного доктора в кровожадного «Баварского монстра». С Алоисом Кальтом на этом все. Он сходит с нашей сцены.

Следующий персонаж трагедии — Беа Кальт, урожденная Дево. Беа весь день была дома с сыном. Десять минут седьмого Генрих уезжает на белом «Фольксвагене Гольф», принадлежащем его матери, в кнайпу своего дяди. В девять-полдесятого Беа звонит ее муж от Харуна. Около десяти часов вечера Генрих возвращается домой с двумя мертвыми ребятишками в багажнике машины. Беа дает ему снотворное и укладывает спать. Говорит, что она сама обо всем позаботится. Что делала Беа Кальт с десяти вечера до шести утра, пока неизвестно. Этот промежуток времени является решающим в поиске могил Ханса и Гретель. Единственная моя зацепка — это Свен Дево. Со слов Дженнифер я знаю, что Свен живет в доме престарелых. Необходимо с ним поговорить. Возможно, он знает, что делала той ночью Беа Кальт. С ней пока тоже все.

Теперь непутевый сынок четы Кальтов Генрих. Разгвоздяй. До шести вечера Генрих болтается дома. Потом, выпросив у матери деньги, берет без ее ведома «Фольксваген» и уезжает в кнайпу. Там он сидит до девяти вечера и напивается. После девяти часов Генрих отправляется домой, но через несколько минут его останавливает Крюкль. Человек-пингвин тоже пьян и зол. Он садится за руль «Фольксвагена» и везет Генриха в полицию. По дороге пьяный Генрих засыпает. На темной лесной дороге нетрезвый Крюкль насмерть сбивает Ханса и Гретель. Видимо, он решает свалить свое преступление на спящего Генриха. Человек-пингвин бросает машину и бежит через лес. Он наверняка стер все свои следы в «Фольксвагене». Его с младшим Кальтом никто не видел. Сколько бы Генрих ни доказывал, что не он задавил малышей, никто бы ему не поверил. Решили бы, что он просто сводит с Крюклем счеты. В общем, Генрих привозит мертвых детей домой, с облегчением передает все дела в руки матери и, приняв снотворное, засыпает. Остается неясным только, как Крюкль смог впоследствии заставить Генриха молчать. А так с этим балбесом тоже все.

Остается последний герой трагедии — Хеннинг Крюкль. Грубый, жестокий, да еще, как выясняется, трусливый пингвин. Опасный тип. Его роль в трагедии теперь ясна. В дом Кальтов он заявился, чтобы арестовать Генриха. Он же знал, что Генрих был в машине, когда погибли дети. Но вместо дрожащего от страха шалопая он вдруг обнаружил Беа, которая заявила, что это она ездила в лес к источнику. А тут и Алоис Кальт признался, что это он задавил детей Райнеров, да к тому же убил многих других. Крюкль увидел возможность схватить самого «Баварского монстра», за которым он безрезультатно гонялся уже давно, и не упустил ее. Тем более что Алоис Кальт ему подыгрывал, делал все новые и новые признания. Хотел этим самым спасти от тюрьмы свою больную жену. Болван! Однако мне непонятна злость Кальта на Беа. Почему он все время хочет, чтобы именно Беа оказалась виновной в смерти Ханса и Гретель? Зачем посылал меня в монастырь на горе? Загадка.

За окном деловито шумят колокола. Я доедаю последнюю булочку с корицей и делаю последний глоток кофе. Пора на работу. Конвоирую себя к компьютеру. Усаживаю за стол. Ламбада сидит (лежит?) рядом с клавиатурой и задумчиво смотрит на темный экран. Осторожно глажу геккона по светлой в крапинку спинке. Ламбада замирает, напрягается, но не протестует. Расслабься, малыш, мы же друзья!

Включаю «комп». Проверяю электронную почту. Среди рекламного спама спрятался ответ от Алоиса Кальта. Старик ждет нас в субботу в четыре. О’кей. Приедем. Каково-то ему будет узнать, что он зря просидел за решеткой двадцать лет? Жена и сын оказались невиновны. Но теперь уже поздно пить боржоми, коль почки отвалились. Прожитую напрасно жизнь обратно не вернуть.

Лана больше не звонит. Наверное, собирается в Лондон. Вот и еще одно заполненное отделение моего сердца закроется навсегда. Безостановочный поток времени уносит женщину-кошку от меня все дальше в прошлое. Уносит так же, как унес детский садик, летнюю дачу в синих лесах, залитые солнцем лесные поляны, белую панамку, короткие штанишки на лямках. Детство… Унес жизнь, прожитую с Виолеттой… Унес маму… Я опять депрессую? Мне бы кожзаменитель, блин!

Ламбада тыкается острой мордочкой мне в палец. Просится на ручки? Нечего-нечего! Большой уже! Сажаю геккона в горшок с цветами. Пусть больше гуляет на природе. Полезно. Общение с природой оберегает от стрессов.

Возвращаюсь за компьютер. Крюкль тоже не звонит. Видимо, мое посещение Генриха в клинике прошло для него незамеченным. А может быть, он знает об этом, поэтому и затаился? Выслеживает меня на своем черном «Мерседесе»? Караулит под окнами? Мне становится страшновато. Призраки, убийцы… Какая все-таки интересная у меня жизнь!

Смотрю на часы — пора собираться к Феде на поминки. Сегодня он работает до обеда — отпросился у шефа. Шеф у них на «брюках» личность не рядовая. Король какого-то бывшего германского королевства. Федя мне рассказывал, что сам видел в Интернете церемонию восшествия своего шефа на престол. Коронацию. Теперь его величество торгует старым хламьем, но традиция неукоснительно соблюдается. Цепочка монархической династии не рвется. В прошлом Германия была разделена на множество королевств, княжеств и тому подобных феодальных владений. Значит, и тронов осталось немало. Если трон освобождается, его занимает наследник престола. На всякий случай. Чтобы не пустовал. Такое правило.

Ламбада вылез из горшка и путешествует по стене. Ждет, пока я переоденусь. Геккону собираться не нужно. Он всегда готов к переменам. Как флюгер. Так, костюм, рубашка, галстук в тон. Диктофон остается дома. Сегодня у него выходной. Смотрю на себя в зеркало. Мутные глаза, мутное лицо, мутное настроение. Типичный хрюня, как говорит Лана. Земной представитель не имеющей смысла жизни. Тщательно причесываю редкие седые волосы. Критически осматриваю себя снова. Вообще-то ничего. В целом сойдет.

Мобильник пиликает — дает добро на выход. Федя никогда по телефону зря не разговаривает. Звонит и сразу отключается. Экономит. О’кей. Ламбада, пошли!

Федя живет на втором этаже собственного дома. Первый этаж он сдает каким-то сирийцам. Затаскиваю себя наверх с Ламбадой в кармане пиджака. «Халло! — Халло!» Квартира уже наполнена беспорядочным женским мельтешением. Дженнифер, Катя, Люся, даже Ванесса бегают взад-вперед, нагруженные тарелками, кастрюлями, подносами, стаканами… У них под ногами мешается, несмотря на преклонный возраст, «Иди, жри!». Мужики вечно не дают женщинам спокойно все приготовить!