У ангелов нелетная погода

Аня повернулась от окна, но все так же не хотела смотреть на Мадину.

– Мы с твоим отцом учились в одном классе. – Мадина помедлила. – Он был самым красивым и заметным парнем в школе. Спортсмен, шел на медаль… Все девочки были в него влюблены. И я тоже, но он на меня внимания не обращал… Аня помимо воли прислушалась, но Мадина продолжала рассказывать словно про себя.

– После школы он поступил в военное училище в Москве, а я в университет в Краснодаре. И встретились мы после четвертого курса, случайно. На улице увиделись. Он пригласил в кино, потом на танцы… А потом предложил выйти за него замуж. Я была счастлива, хотя родители мои возражали… Но потом смирились. Его выпуск из училища почти полностью отправили в Афганистан, на войну. Когда его ранили в первый раз, я ждала ребенка. Получился выкидыш… Врачи сказали, что детей больше не будет. Потом его ранили еще раз, тяжело. Тогда он и встретил твою маму…

Аня дернулась, как от удара. Ей стало трудно дышать, она судорожно нажала кнопку на дверце, но стекло не сдвинулось.

– Он приехал после госпиталя, все мне рассказал. – Голос Мадины стал еще тише. – Я сказала, что он свободен и может решать сам. Я и так не хотела жить, а если бы он ушел, мне было бы легче решить эту проблему. Но он остался…

А потом, когда мы уже уехали во Францию, я тут прошла обследование, и врачи сказали, что шанс есть, но очень маленький. Я долго лечилась. И Арсений все-таки родился. Правда, больше детей уже точно не будет. Вот почему мы все с ума сходим… Ты прости нас, Анечка, прости, если сможешь! – Она цепко схватила Анину ладонь горячими пальцами.

– Да ладно, – пробормотала Аня, пытаясь высвободить руку. – Я уже все сказала. Не надо меня уговаривать.

– Я не уговариваю. – Мадина беззвучно заплакала. – Я умоляю тебя, не держи зла на отца…

– Он мне не отец. – Аня упрямо сжала губы. – Он Арсению вашему отец, а мне никто.

– Ну хорошо, девочка, ты только не сердись, умоляю…

29 августа 2008 года, вторник, день

Лариса следила за солнечным бликом, который полз по желтой стене. Он косо перемещался вверх, отражаясь от распахнутой створки окна, – день неожиданно выдался по-летнему жаркий.

– Ну, ты бы хоть фрукты ела, – жалобно причитала Нателла, умоляюще глядя на подругу. – От тебя уже половина осталась!

– Ничего, – равнодушно отозвалась Лариса, – мне просто не хочется. Наверное, от лекарств. Вот кончат колоть, буду есть.

– Ну ладно, – неожиданно успокоилась Нателла. – А Машка-то была сегодня? Она вроде говорила, что собирается к тебе.

– Нет, не была, – все тем же ровным тоном отвечала Лариса. – Она говорила, в МВД пойдет и в Интерпол. Туда же, наверное, не так просто попасть?

– Машка попадет! – с удовольствием сказала Нателла. – У меня в МВД парень знакомый есть, я ему звонила, он сказал, что проведет и отведет куда надо.

– Скорей бы, – без выражения сказала Лариса. – Может быть, они помогут?

– Ларочка, ты не уходи в себя! – Нателла наклонилась над подругой. – Я тебя не узнаю, ты какая-то вообще никакая!

– Да, никакая, – послушно согласилась Лариса. – Я никакая, это правда. Из меня воздух выкачали. Я посплю, ладно? А ты иди, Нателлочка, иди домой.

Она закрыла синеватые веки, устало сложила руки на одеяле.

Нателка готова была зареветь и только нечеловеческим усилием воли, совсем ей не свойственным, не сделала этого. Он пошуршала пакетами, выкладывая в тумбочку виноград, персики, сок. Забрала то, что было принесено вчера, – нетронутое. Потопталась у двери и тихо вышла.

Метаморфоза, которая произошла с Ларисой, ее не просто поразила. Нателка даже не представляла, насколько важной была для нее постоянная поддержка Ларисы, ее уверенность в себе, ее умение справляться с проблемами.

Сейчас подруга была совсем не похожа на себя, и от этого Нателле стало страшно, как не было страшно никогда в жизни. Из-под нее словно выбили твердый надежный пол, и отныне ей предстояло шагать по зыбкой, словно студенистой поверхности. Представить, что она в какой-то момент жизни окажется сильней и спокойней, чем Лариса, она никогда бы не могла. Само собой разумелось, что Лариса сильная, а она – слабая, что Лариса может все, а она – только то, что может…

Теперь все перевернулось. И Нателла чувствовала, что она должна стать опорой подруге, но не понимала, как сможет это сделать.

Навстречу шли две молодые женщины с колясками. Они что-то оживленно обсуждали, смеялись, не глядя в коляски, в которых спали их младенцы.

«Как я могла подумать, что это такое счастье – иметь ребенка?» – Нателла даже остановилась от неожиданной мысли. Вот они идут, смеются и ничего не боятся. Как можно не бояться? А если его украдут? Если он заболеет и умрет? Это же такой ужас! Как я раньше об этом не думала, ныла, что у меня нет детей, что умру бобылкой никому не нужной? Как моя мама это все вынесла, пока я росла?

Она села на скамью, трясущейся рукой выудила из сумки сигареты, зажигалку. Какие же мы дуры, ничего не понимаем в этой жизни! Ходишь все время по краю, сколько мужества надо иметь, чтобы этого не замечать? Бесстрашные эти девчонки, что рожают детишек, ни о чем не по думав…

Нателла долго курила, пытаясь успокоиться, собрать мысли в кучку. «Поздновато я взрослею, – усмехнулась сама над собой, – другие, наверное, до этого доходят раньше». Она поднялась и пошла к метро, теперь совершенно безнаказанно глотая горькие слезы собственной беспомощности.

29 августа 2008 года, вторник, вечер

Аня шла через шеренгу мрачных дядек-таксистов, которые чуть ли не хватали за руки прилетевших пассажиров, предлагая свои услуги. Но на девчонку без багажа они не обращали ровно никакого внимания. Аня вышла на грязную площадь перед зданием аэровокзала. Прохладный, пахнущей осенним лесом ветер ударил в лицо. Она поискала глазами остановку автобуса, пошла направо, где в закутке сгрудились желтые маршрутки.

– «Планерная», кому «Планерная», чэрэс две минут отъезжаю? – с южным акцентом громко вопрошал дядька в кожаной куртке.

Аня нащупала в сумке пачку денег, которую ей на прощание сунула Мадина, хотя она сопротивлялась. Отслоила от пачки одну купюру, села в маршрутку. Не верилось, что она уже почти дома.

Она достала сотовый, в который уже раз попыталась набрать номер мамы, – трубка молчала. Набрала Алену – автоответчик бодро проверещал, что «абонент вне зоны действия сети»… Маршрутка, подпрыгивая на выбоинах и жутко громыхая, довезла ее до метро, потом она еще полчаса тряслась до «Парка культуры», почти бегом бежала до дому.

Открыла дверь, постояла в темноте коридора – в квартире пахло нежилым, хотя они с мамой отсутствовали всего-то меньше двух недель… Включила свет – посреди гостиной лежал раскрытый чемодан, мамины вещи вперемешку с ее, Аниными. Прошла на кухню, открыла холодильник: початый пакет молока, какие-то банки с консервами… Машинально включила чайник.

Где искать маму, кому звонить? Аня села в холле у телефона, начала лихорадочно листать старенькую телефонную книгу. Когда-то она смеялась над старомодностью матери, которая адреса и телефоны записывала в специальный телефонный алфавитничек, когда все нормальные люди для этих целей давным-давно пользуются телефонами или ноутбуками. И вот теперь странички, заполненные маминым аккуратным почерком, пригодились и ей…

Кто может знать, где мама? Тетя Нателла? Нашла фамилию на букву «Г» – Григорян, быстро набрала номер, послушала долгий зуммер, а потом веселый голос Нателлы: «Вай-вай-вай, дорогой, ты позвонил, а меня нет? Не горюй, скажи, как любишь меня, – я перезвоню!»

Аня посидела с трубкой в руке, тупо соображая, куда еще звонить. Получалось, что надо звонить в Париж, – этот… отец сказал, что мама в больнице, значит, он знает в какой. Но вместо того, чтобы набрать номер на сотовом, она решительно перелистала телефонную книгу, нашла букву «В», пощелкала кнопками.