Неделя холодных отношений

Птица, уже почти не различимая в яркой, слепящей солнечной высоте, суматошно шарахнулась, взмахнула сильно крыльями и полетела дальше уже совсем как-то обиженно и надменно.

А к Сашкиным ногам с небес упала рыбка.

Неожиданно.

Он-то совсем даже и не заметил, что птица-чайка до покушения на неё летела обедать.

Целая плотва.

Мягкая ещё, только что из воды.

Сашка не удивлялся. Он вышел на берег в поисках еды и был твёрдо убеждён, что еду он сегодня обязательно добудет. С чудесами, без чудес, кусок медведя или рыбку с небес – он всё равно должен был принести пищу к костру и накормить больного отца.

«А она не тухлая?».

Пристально отвернув пластинку жабр плотвички, Сашка с удовлетворением отметил несомненную свежесть божественного дара.

«Как он удивится, а я…! Ничего не буду говорить, сварю, а он – спросит: «Что это? Откуда у нас такая-то вкуснотища?!».

Рыбу Сашка тоже спрятал в карман куртки, но в другой, не в тот, где уже хранилась мёрзлая синица. Он как-то слышал от отца, что в продовольственных магазинах продавцов сильно ругают за то, что те иногда путают места хранения мясных и рыбных продуктов, и что их, продавцов, тогда за это лишают премий.

«Так, три тысячи пятьсот…. Пора бежать. Спасибо тебе, тот, кто наверху».

– Ну что, Айболит! Опять зверствовать примчался?

Капитан Глеб Никитин глядел на сына лёжа, подперев голову грязным кулаком.

– Давай, давай, издевайся над беззащитным пациентом…. Сначала микстурки хлебнём – это самое важное дело, потом обсудим наш план на день.

– А чего обсуждать-то? Лечимся, обедаем.

В голосе Сашки звучало скрываемое до времени торжество.

Примерно так ожидает королевский шеф-повар небрежной похвалы монарха по поводу какого-нибудь там очередного сногсшибательного крем-брюле…

– Обедать? Это хорошо…

Глеб с трудом приподнялся и сел у огня.

– Сейчас я немного подышу и сходим, посмотрим птичек в ловушках, может что попалось…

– Не вздумай вставать! Лежи, кому сказано! Тоже мне, весь потный, а вздумал ещё хорохориться!

И жестом протянутой ладони Сашка остановил отца.

Капитан Глеб с изумлением взглянул на сына.

– Постой, постой, где-то я это уже слышал…. И с такими же интонациями. Точно! Яблонька от яблочка…. Твоя мама славно умеет справляться с некстати простудившимися мужчинами.

– Вот и хорошо. Договорились. Ты лежишь, а я пока приготовлю обед.

– Обед? Какой, из чего?

Волшебным движением Сашка вытащил пойманную синицу из кармана за лапки, заулыбался испачканным в костровой копоти забавным лицом.

– У нас имеется дичь!

– Ого! Ты уже сам всё проверил?!

– А то, пошёл, посмотрел…

– Ну, ты у меня прямо-таки таёжный монстр, следопыт какой-то, гроза степей! Вот порадовал, так порадовал….

Разговаривая, капитан Глеб Никитин попытался незаметно встать, но не успел.

– Лежать! Кому сказано?! А то сладкой рябиновки на десерт не получишь!

– Да, его сын не по годам был грозен…

Глеб улыбнулся, в очередной раз послушно укладываясь на свою тёплую циновку.

– Ладно, тащи микстуру.

Добавить заливной воды в большую миску с остатками старых костей, поставить её на камни в огонь, ненадолго окунуть птицу в другую банку, с приготовленным раньше кипятком…. Получше и почище пощипать.

Всё это получилось у Сашки лихо и уверенно.

«Отрубить голову….».

Он незаметно оглянулся на отца.

«Ладно, лапки ей нужно рубить вот так, кажется…. Да, два раза „тюк“ и всё. Теперь рубить птице голову… Она, кажется, моргнула…».

Сашка зажмурился.

– Помочь?

Из-под надвинутой на голову куртки капитан Глеб одним глазом наблюдал за душевными терзаниями своего сына.

– Не, я сам. Сейчас…

«Сжать её в кулак, голову высунуть, положить на корень…».

Чёрный «Центурион» был, конечно, ножом без биографии, но зато очень острым и необходимо тяжёлым.

– Ф-фу!

Пока что-то в приготовленной конструкции не изменилось и не вернулось обратно, Сашка быстро бросил голое тельце синички в кипящую воду.

Торжествующе обернулся

– А у меня ещё и рыба есть!

– А это что ещё за фокусы? Ты без меня выходил на лёд?!

Под страхом немедленной расправы пришлось быстро, очень быстро признаться.

Капитан Глеб хохотал, насколько позволял ему это делать частый сухой кашель, по глотку отпивал без гримасы горькое ивовое лекарство, искренне восхищался удачей сына.

Под интересные разговоры Сашка выпотрошил плотву, бросил и её в суповую банку.

– Осталось немного подождать. Так, какие дела у нас остались?

Ещё на берегу Сашка заботливо вспомнил, что отец утопил в полынье свою кепку и теперь спит у костра с непокрытой головой.

«Не дело больному человеку существовать зимой без головного убора…»

Больной, согревшись питьём, опять задремал, и это вдвойне обрадовало его сына. Стараясь не шуршать своей курткой, Сашка снял её, тихо повесил на ближний сучок, стянул и свитер. Примерился, чтобы ненароком ничего не перепутать, и решительно захватив один из рукавов толстого свитера левой рукой и зубами, окромсал его ножом.

Оранжевых пластмассовых ниток у них в хозяйстве имелся приличный запас, как управляться с ножом в деликатных целях, Сашка давно уже научился у отца.

Через десять минут симпатичная вязаная шапочка была готова.

Сашка примерил её на себя, остался очень доволен личными головными ощущениями, и поэтому захотел немедленно разбудить отца для очередных лечебных процедур.

«Нет, не стоит спешить, сейчас всего лишь две тысячи четыреста».

И всё-таки, вместе с наступающей вечерней темнотой к спокойной и чистой мальчишеской душе подкрадывался липкий ужас завтрашнего дня.

«Эту-то ночь мы обязательно продержимся. А завтра? Получится всё так, как говорил отец? Если же он не угадал?

Мне всё равно, что про меня будут думать потом, когда мы вернёмся. Я не убивал, я же не убивал! Мы не знаем, кто так поступил с Вадимом. И зачем…».

Словно почувствовав что-то неладное рядом, капитан Глеб открыл глаза и внимательно повернулся лицом к сыну без привычно бодрых слов.

Приготовленную Сашкой еду они разложили по банкам тоже молча, почти траурно. Делали вид, что у обоих кушанье слишком горячо, что каждому обязательно нужно озабоченно дуть в свою банку, брать её по очереди то одной, то другой рукой, гримасничать словно обжигаясь.

Глеб не выдержал первым.

– Хорош, прекращаем клоунаду. Тебя что, слишком грустные мысли посетили?

– Да.

– Какие?

– Не поверишь. Сидел недавно и вдруг подумал, что и у тебя была возможность Вадима убить…. Когда мы только пришли сюда, разбежались по сторонам искать место для ночлега, то ведь почти час не виделись, правда? У тебя же время было, а мог ты его за меня, за то, что он так со мной…, что с Евой…. Ну, вроде как внезапно встретил его там, на обрыве, вы быстро поссорились, вот…. Ты меня извини, ладно?

Словно гигантская тяжесть последних дней прорвалась сквозь Сашку. Он зарыдал, не стесняясь уже отца, не пытаясь вытирать, как и прежде, рукавом свои сильные и светлые слёзы. Глухой звук собственных рыданий оглушал, обильные слёзы слепили. Но не настолько, чтобы Сашка внезапно не насторожился…

Его отец хохотал.

Сначала беззвучно, жестко пряча внутри горячего горла рвущийся наружу заодно с сильным и радостным смехом кашель. Потом, обессилев, начал понемногу выпускать звуки хохота из себя.

– Т-ты чего?! Па, с тобой всё в порядке?

Не умея быстро остановиться, капитан Глеб утвердительно кивнул.

– Чего смешного-то?! Плохо ведь!

Глеб приподнялся на локте, сильно хлопнул угрюмо сидящего рядом Сашку по плечу.

– П-погоди…. Сейчас объясню.

Неудержимо закашлялся, сложился, упав на бок, почти пополам, громко сплюнул мокрый комок в сторону. Обтёр рукавом рот, слезящиеся смехом глаза. Прочно сел у огня.