Тарантул

- Какие проблемы? - обиделся я. - Твой бизнес - это твой бизнес, а у меня другие интересы.

- Какие ещё интересы? - насторожился. - А ну-ка выкажи планы на перспективу?

- Корыстные планы, Соловей, корыстные. Жить в согласии с самим собой.

Мой старый приятель хмыкнул, передернул плечами; кажется, он меня не понял. Или понял превратно, потому что тут же мне было предоставлено для удобства передвижения "Вольво", подержанное, но на инициативном ходу, подаренное братве заезжим цыганским бароном в знак признательности за радушие и гостеприимство.

И если Алеша Иванов испытывал некие душевные терзания, считая, что его снова покупают с потрохами, то Чеченец, мотающийся по промозглым улочкам городишко в теплом и удобном, как летний гамак, салоне, был вполне удовлетворен состоянием дел.

Да, я сделал свой выбор и остается одно - идти до победного конца, как это делала в слободском полуразрушенном доме, пропахшем ацетоновой смертью, девочка Победа, которая когда-то, в другой жизни, где не было страшных кроватей с панцирными сетками, нравилась мне.

За два суетных дня мне удалось переделать много дел. Прежде всего, уволился из ВОХРа, чем необыкновенно порадовал старого служаку Дыбенко, он прослезился на моем плече и сказал, что уходят из охраны лучшие люди.

- Передумал, Семен Семенович, - пошутил я, - берите взад.

- Не-не, - отчаянно замахал руками, - иди с Богом!

И я пошел через проходную, где держали жизнерадостную службу Козлов и Федяшкин.

- Небось, в бандиты подался, Леха? - догадались.

- Не, в торговлю.

- Хрен редьки не слаще, - смеялись. - Ну, желаем не пасть смертью храбрых на поле битвы.

- А вам - от баб! - и укатил на скандинавском драндулете под молодецкий свист сладкой парочки, похожей на обтрепанных петушков в курином гареме.

На общем сборе братвы, проходящем в загородной, как выразился господин Соловьев, резиденции, а проще говоря, на кирпичной даче, похожей по архитектуре на уродливый сиамский теремок, одного из местных "авторитетов" - расхитителя социалистическо-капиталистической собственности, была определена тактика и стратегия будущих наших действий.

Многие бойцы были мне знакомы по далеким светлым денькам, когда мы все в угаре носились по залитому солнцу школьному дворику, истошно галдели, жевали бутерброды с докторской колбасой и думать не думали, что наступят времена, заставляющие нас сбиваться в боевые полки. Войско насчитывало около пятидесяти человек, вооруженных всеми видами огнестрельных и холодных средств поражения противника.

- А гаубицы нет? - пошутил я.

- Если надо, купим, - погрозился "завхоз" братвы Натан Соломко; в школе считался самым аккуратным и примерным мальчиком, любил математику и ухаживал за "живым уголком" - морскими свинками, пыхтящим паровозиком ежиком, быстрой белочкой и тремя белыми мышками.

- Вот что делает с человеком любовь к природе родного края, - потрунил я.

На это Натан серьезно отвечал, выдавая мне тротиловую шашечку в двести граммов, что своей работой вполне удовлетворен, считая, если государство не способно содержать на соцобеспечении его родителей-инвалидов, то он сам проявит заботу об их безбедной старости. На такие беспорочные слова я только развел руками - вот это сыновья любовь!..

Ядро бригады составляло человек двадцать те, кто прошел школу, как пишут газеты, мужества, то бишь армию. Молодняк учился всему хорошему, как и плохому, у них, бывших солдат удачи. В резиденции даже содержался спортивный комплекс, где каждый имел возможность накачать свой устрашающий для обывателя облик.

На это я заметил: гора мышц не всегда выручает в войне. Громила по прозвищу Шкаф не поверил, мол, сделает любого одной рукой. Пришлось проводить показательный бой с неповоротливым дураком: деликатный удар ногой в его переносицу закончил яростное мельтешение мышечного механизма, рухнувшего ниц. И весь коллектив "Лакомки" понял, что надо учиться думать как, куда и кого бить. И главное - зачем и за что?

В этом смысле, дело желающего зашибить американского хруста на шантаже, было кстати. Я определил группу в пять человек и с ней обсудил несколько вариантов наших совместных действий.

Натан Соломко выдал каждому по мобильному телефончику для надежной связи; отпускал, между прочим, предметы первой необходимости для оперативной работы с таким трагическим выражением, что я был вынужден его успокоить.

- Натан, мать твою так, - сказал я, - это только начало.

Мой невидимый противник в пальто, любитель долларовых инъекций, оказался человеком слова. И это примечательно, не перевелись ещё люди дела. Прозвонился в час назначенный - и первый вопрос: накоплена ли необходимая сумма?

- Конечно. Мечтаю об одном, передать, чтобы с сердца вон!..

- Чего? Кого вон?

- Решить проблему хочу. Хотя где гарантии, что меня не сплавят дядям милиционерам.

- А они, Чеченец, ой, как тобой заинтересовались, слыхал собственными ушами.

- И где слышал?

Этот ребячий вопрос, заданный мной скорее машинально, вызвал неожиданный приступ ярости у собеседника; он заматерился так, будто это я отбирал у него политые потом и кровью кровные капиталы.

- Эй, поц? - решил успокоить шантажиста. - Сейчас тебя, недоумка, вычислю.

- Не успеешь, дурак! - рявкнул.

- А какая мне разница - все равно мои менты недалече?

- Далече-далече, - поспешил с заверениями. - У них несколько версий. Но ежели не желаешь сотрудничать?

- Да, желаю я, - устал. - Куда, где, кому передать?

Тип в пальто с готовностью ответил на эти вопросы, и я понял: имею дело с психически нездоровым клиентом в том же пальто. Или идиотом по жизни.

Дело в том, что я должен оставить "дипломат" с искомой суммой в ячейке № 217 автоматической камеры хранения на местном железнодорожном вокзальчике в десять часов утра и, закрыв дверцу на заранее обговоренный шифр, удалиться прочь.

С точки зрения здравого смысла - это была безумство. Неужели шантажист настолько был уверен в своих силах, что не просчитывал элементарных вариантов ответного удара.

Ничего не понимал? Одно было ясно, что враг бродит совсем рядом. Быть может, я с ним поутру раскланиваюсь, в обед гоняю чаи, а вечером отдаю ему свой ужин?