Убийца среди нас (СИ)

На "Волге" подкатил долговязый Шлыков. Водитель стал разгружать и подтаскивать чемоданы поближе к сумкам Парамошкина, а Шлыков с коричневой папкой в руках (будто на совещание собрался). Поздоровавшись, стал рядом. Он был в светлом плаще, в коричневых остроносых ботинках.

-- Не слишком ли легко? -- спросил Парамошкин.

-- Да нет, плащ на подстежке, под ним свитер и теплое белье. Не думаю, что будет похолодание. -- Помолчав, добавил:

-- Сами-то тоже, смотрю, почти по-летнему.

-- Это видимость. Под курткой, как и у вас, теплые вещи. Кроме того, я же в прошлом спортсмен.

-- Ах да, этого я как раз и не учел, -- рассмеялся Шлыков. Разговор завязался сам собой. -- Знаете, -- сказал Шлыков, вот ехал я и думал, что Рюмин опоздает, во всяком случае приедет после нас. Как видите, не ошибся. Ну откуда у него такие замашки?

Только проговорили, как подъехали Рюмин со Скоркиным. Последний невысокого роста, но крепкий, одет в голубую с множеством карманов и застежек пуховую куртку, на голове черная шерстяная шапочка.

-- Веня, -- и достал сигареты.

Рюмин же здоровался шумно, радостно, будто встречался с самыми близкими людьми: обнимал, похлопывал по плечу и чуть не лез целоваться. Это Парамошкину не понравилось. Рюмин, как и Шлыков, оглядел Григория снизу доверху и тоже заметил, что тот оделся легко. Парамошкину пришлось выпятить грудь и расправить плечи, на что Рюмин тут же отреагировал:

-- Да-да, спортсмен, понимаю. Вопросов больше нет, -- и посмотрел на сумки и чемоданы. -- Так-так -- эти полосатые сумари, -- Рюмин хитро поглядел на Парамошкина, -- бьюсь об заклад, что ваши. Полагаю, не мякиной набиты. Точно? Раз так, то не зря время тратили.

-- От вас ничего не скроешь. Все-то видите и подмечаете, -- отшутился Парамошкин.

-- А как самочувствие, настроение? Радостное, тревожное или поганое?

"Вот прилип, -- подумал Парамошкин. -- До сих пор присматривается. Изучает? Нет, не с распростертой душой "челноки" в свою компанию принимают, такая, видно, у них психология". Но ему, собственно, таиться нечего. Доволен. С женой помотались не зря. Теперь главное -- довезти груз и поудачнее его продать.

-- Все нормально, еду как на праздник!

-- Даже так? -- удивился Рюмин.--Вот это похвально. Сам признаюсь, в первый раз здорово волновался. Ну а по проторенной дороге куда легче, правда?

-- Зато у первопроходцев больше славы и почета. Факт неоспоримый.

-- Это философия, хотя частично я с ней и согласен. Однако не будем углубляться. -- Повернулся к Шлыкову? -- Это не твой водитель в машине дремлет?

-- Мой, а что? -- ответил Шлыков и стал протирать очки.

-- Пусть за пивком в киоск смотается. Что-то после селедки пить захотелось.

-- Да, совсем неплохо по паре бутылочек пропустить, -- поддержал его Скоркин и полез в карман за деньгами.

-- А может, с часок потерпим? -- предложил Парамошкин. -- Как только отчалим, обещаю и пивко и кое-что покрепче.

-- Раз так, то никаких проблем, -- за всех ответил Рюмин.

"Вот же неугомонный, -- подумал Парамошкин. -- Сколько в нем энергии! До всего есть дело, всюду сует свой нос. Шлыкову и Скоркину до фени, какие у кого сумки, что в тех сумках, а этому обязательно надо знать. Ишь, "не мякиной набиты?!"

Наконец объявили посадку. Григорий будто играючись рассовал сумки вверх-вниз, на что все обратили внимание, а Рюмин похвалил:

-- Ну и силушка у тебя, братец!

Какое-то время молча постояли у окна. Вскоре позади остался шумный, светлый перрон, прощальная суета. И вот уже за окном темень. Она чередуется с мельканием придорожных и городских огней. Небо почти сплошь покрыто облаками, лишь изредка появляются голубые просветы с мерцающими далеко-далеко звездами и тут же исчезают в облачной мгле.

-- Ну что, двинемся в купе? -- предложил Скоркин. -- А то что-то ноги замерзли.

Парамошкин вошел первым. Понимал, что ему весь вечер придется быть своего рода мишенью, что именно к нему будет приковано общее внимание. Остальные-то давно знакомы, а вот что он за фрукт -- будут выяснять. Что ж, он готов и к этому.

Войдя в купе, Парамошкин достал из-под нижнего сиденья сумку с припасами. Знал, что Ирина постаралась. Скоркин тоже захотел что-то достать из висевшей над головой сетки, но Парамошкин жестом руки остановил его:

-- Я же предупредил, что угощаю. -- Все у него было продумано. Небезосновательно полагал, что перед дорогой каждый дома плотно поел, да и напиваться на ночь не резон -- поезд прибывает в Москву рано утром, а там, по словам Рюмина, еще предстояло решить кучу вопросов. Парамошкин по характеру не был скрягой, но сорить зря деньгами не любил. В этот же раз решил, что называется, взять быка за рога. Небольшой столик вскоре был заставлен бутылками и деликатесами: копченая колбаса, копченая курица, окорок, поллитровая банка красной икры. Это сразу ж вызвало всеобщий восторг.

-- Икру друг-спортсмен, когда-то вместе выступали, привез из Астрахани, -- по ходу дела пояснил он. -- Вот она сегодня как нельзя кстати.

Не отказывался от помощи: кто резал помидоры, огурцы, кто готовил бутерброды с икрой и окороком. Перед тем как открыть бутылку с настойкой, предупредил, что ее приготовила жена и просила дать оценку ее стараниям.

-- Ничего себе угощение, -- похвалил Шлыков.

-- Да уж, -- поддержал Скоркин.

-- Это все жена, я тут ни при чем, -- пожал плечами Парамошкин. Заметил, что Рюмин бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.

Аппетит разыгрался до предела. Уже раздавались недовольные реплики: хватит тянуть волынку, пора начинать. Что ж, господа хорошие, можно и начинать.

VII

Произошла маленькая заминка. Это когда нарезали, открыли и налили. Кто-то же должен речь толкнуть? Как без этого? Взяв стакан, Рюмин спросил:

-- Кому слово?

-- Говори, говори, "командор"! -- загалдели разом как о само собой разумеющемся.

-- Что ж, тогда предлагаю выпить за Гришу номер два. Его имя совсем недавно знали, почитали, ценили. Уверен, у нас он обретет второе дыхание. Добавлю: нам с ним, если откровенно, крепко повезло. Теперь будем чувствовать себя спокойней, ибо рядом человек, способный оградить нас от возможных казусов, которые, к сожалению, иногда в дороге случаются. За тебя, Григорий, за твою удачу.

Упрашивать никого не надо было, слова "командора" все поддержали восторженно. Парамошкин такой похвалы не ожидал, надо же -- закатил целую речь. Было не по себе, но, как ни говори, приятно.

Потом пили за общую удачу, за предстоящие поездки... Тост за "командора" пошел на ура. Парамошкин старался: то колбаски подрежет, то воды нальет, то бутерброд с икрой кому-то ненавязчиво подсунет. Слава Богу, что еды и пития хватало. А сам все о чем говорилось слушал да на ус мотал. В купе стало теплее и уютнее. Шлыков со Скоркиным были уже на хорошем взводе. Спать никто не хотел, да и какой тут сон, если чертовски истосковались по свойской компании, по сокровенным разговорам, которым никто не мешает. Шлыков пытался что-то напеть, но его не поддержали.

Парамошкин в меру угождал Шлыкову, обнимался со Скоркиным, клялся в верности Рюмину. Понимал, что тот хитер, умеет влиять на напарников. "Нет, не настолько прост, как казался поначалу со своей елейно-приторной улыбочкой", -- думал он.

Хлопнув вдруг себя ладонью по лбу, Рюмин с артистичной картавинкой, воскликнул:

-- Друзья мои, я должен вас сейчас так ошарашить!.. Даже представить себе не можете, о чем пойдет речь!

Все замолкли, стараясь угадать, чем же он решил их "ошарашить". А Рюмин явно не торопился, молчал, набивал цену. С этакой хитроватой ухмылкой то и дело посматривал на Скоркина, будто между ними существовал некий тайный сговор. Но какой? Скоркин даже глаза вниз опустил. Скромняга.