Унесенные блогосферой (СИ)

– Что ж тебе в твоем университете совсем не платят, что ты девушке подарок принести не можешь? – продолжал злорадствовать Борис и вдруг сказал беззлобно и почти даже дружелюбно. – Кому ты рассказываешь, а, доцент?

Сандалетин встрепенулся, поднял глаза и даже потянул легонько вниз пиджак, так что плечи почти сели на место. После чего почти ничто не напоминало о недавнем падении доцента мордой об стол, кроме торчащей под подбородком рубашки.

– Это правда, у меня доказательства есть, – пробормотал Сандалетин, смелея.

– Доказательства, – Борис хмыкнул и продолжил в том же доброжелательном тоне. – Ты, давай, не мямли мне тут, а скажи сразу, какого хера ты тут делаешь, и кто тебе за это платит? У меня тут материалы по двойному убийству… Ты понимаешь, что это такое?

– По какому еще убийству? Вы вообще о чем? – встрепенулся мой горе-преподаватель.

Борис покачал головой и показал пальцем на материалы дела, в беспорядке валявшиеся на столе. Голос его снова стал строгим, как у человека, обманутого в его лучших ожиданиях:

– Ты мне баки-то не забивай, доцент. Бумажечки-то я смотрю уже разложил. Ход расследования восстанавливаешь. Саша, ты, часом не в курсе, этот филолог экспертом нигде не подрабатывает?

– Ну, в юрислингвистике он понимает не меньше Вики, было время они даже вместе работали… – сказал я, со всей ясностью понимая, что значит выражение «правду говорить легко и приятно».

– Вместе работали?! Вот как! И теперь работают?

– Нет, нет, что вы Борис Анатольевич. Они с Викой не только теперь не работают, но даже не разговаривают. Разногласия на научной почве. Я потому и удивляюсь, что он вообще здесь оказался.

Борис присвистнул.

– А что ж ты раньше мне об этом не сказал? Мы бы уже в отдел ехали по этому поводу беседовать.

Следователь склонился над самым ухом Сандалетина.

– Сдается мне, что тот, кто тебя нанял эти материалы подсмотреть, так нехиленько причастен к этим двум жмурам. Так ведь, Кирилл Михайлович? – нарочито ласково промурлыкал Борис.

– П-п-подождите, тут какое-то недоразумение, – Сандалетин даже начал заикаться и уже ничего не объяснял, а только повторял «смс, смс» и протягивал свой телефон, который потихоньку вытащил из кармана, после того, как Борис разрешил ему сидеть прямо.

– Ты здесь – недоразумение, – пробормотал Борис, взяв телефон. – Ну, и что? – проворчал он, изучив послания.

– Вы же видите, она сама меня пригласила!

– Ты кого лечишь?! Это не ее номер! – молниеносно среагировал Борис, который, как выяснилось, мастерски умел использовать сленговое богатство русского языка для психологического воздействия на задержанного. Я не слышал, чтобы он выражался подобным образом в другое время.

– Я же вам говорю, Вика вчера улетела в Москву по семейным делам, – встрял я. – У меня электронные билеты в почте и чек оплаты если надо есть. Говорю же, улетела она!

– Зачем вы врете, Александр, – с видом оскорбленной добродетели вскинулся Сандалетин, тряхнув длинной косой челкой романтического героя. – Я ее своими глазами вчера видел.

– Эту байку адвокату расскажешь. Ему за доверчивость деньги платят, – не оценил оскорбленной добродетели Борис.

– Какому адвокату?! Вы что рехнулись?! – взвизгнул Кирилл Михайлович.

За время нашей крайне содержательной и эмоционально насыщенной беседы доцент сменил уже несколько окрасок на физиономии: из красного превратился в бледно-серого, а теперь стал бледно-сизоватым, чем доставил мне неописуемое эстетическое удовольствие. Теперь это посеревшее от ужаса лицо пучило на нас глаза и пыталось доказать, что они с Викой давние друзья, что она сама оставила ключ от квартиры под ковриком, что так у них уговорено, в общем, рассказывал ровно то, что и рассчитывал услышать Борис, когда начинал разыгрывать этот спектакль вместо того, что запланировали мы с Миллер.

– Думаете, откуда я это знаю? Мозги-то включите, – верещал доцент.

– Я те щас включу мозги! – усердствовал Борис, делая вид, что замахивается над ухом Кирилла Михайловича.

Рука следователя просвистела мимо старательно зажмурившегося доцента, а сам Борис, обернулся в мою сторону, демонстрируя силу и даже некоторое изящество:

– У вас действительно ключ обычно под ковриком лежит?

Борис посмотрел на меня с деланым недоумением и осуждением.

– Нет, конечно, – снова не обманул я, ибо с этой аспирантской привычкой Вика давным-давно распрощалась.

Борис снова взял в руки телефон Сандалетина и делал вид, что внимательно изучает смс-ки. По тому, как он хмурил брови и изображал интерес, проглядывая переписку, которую я несколько минут назад сам демонстрировал ему, я понял, что такого рода театральные эксперименты далеко не редкость в ежедневной следовательской практике Бориса. Вот где театр! Никаких тебе зомби-апокалипсисов. В жизни встречаются упыри и пострашнее зомби. Наш Сандалетин яркий тому пример. Внезапно Борис выкатил глаза и посмотрел на Сандалетина строго:

– Друзья, говоришь, большие? – спросил он с четко дозированной долей металла в голосе.

– Да, мы дружим с Викой еще со времен аспирантуры, – не моргнув глазом соврал Сандалетин.

– Хреновый же из тебя друг, – посетовал следователь и зачитал. – «У меня нет причин тебя обманывать тебя». «Разве?». «Есть?». «Например, повестка из военкомата для твоего племянника».

– Да он гнобит нас второй год! – сказал я, решив, что сейчас самое время подлить масла в огонь. – Армия – это ерунда по сравнению с тем, что он Вике работать не дает.

– Это не так! – Сандалетин даже присвистнул носом, видимо, иллюстрируя, как сильно мы все в нем ошиблись.

– Ну, года три теперь точно гнобить не будет, – невозмутимо констатировал Борис. – А если еще подтвердится связь с убитыми, то глядишь и все лет десять.

– Театр абсурда! – Сандалетин схватился за голову с видом «как вы все не правы».

Только сейчас я осознал, насколько мой вчерашний травести-спектакль удался. Сандалетин явно не верил в то, что Вика в Москве. Он то и дело оглядывался на дверь и проверял, не загорится ли экран телефона. Он ждал ее с минуты на минуту, и тогда Борис решил взять быка за рога:

– Ладно, давай оформляться, актер. В общем так, вот бланк объяснения, пиши: «Такого-то числа я, такой-то, находился в квартире по адресу такому-то с целью…». Цель сам выдумаешь, говорят, ты филолог, словом владеешь. Дальше – дата, подпись.

– Ничего я писать не буду! – решительно выпрямился Сандалетин.

– Ладно, тогда мы напишем, – спокойно произнес Борис, вынимая из своего портфеля бланк протокола. – Саша, сбегай по соседям, притащи двух понятых.

Крик Сандалетина я услышал, когда был уже в прихожей:

– Я понял! Это она все подстроила, да? Да уж, чего ж еще от такой можно ожидать!

– Эй, ты полегче с «такими» и «не такими», – раздался голос Бориса, и мне показалось, что я услышал звук затрещины. – В СИЗО будешь рассказывать, кто тебе что подстроил. Мне тут утечки материалов на сторону не нужны.

– Да какие утечки?! Каких материалов?! – повизгивал Сандалетин.

Я сделал вид, что хлопнул входной дверью, а сам остался в квартире и с наслаждением затих.

– Вот этих материалов, – продолжал напирать следователь. – Которые ты тут разложил по порядочку! Я ж тебя в камере сгною, пока ты, сволочь, не признаешься.

– Да в чем признаюсь-то? – жалобно причитал наш мучитель.

– А я не знаю, что ты тут делал! Ты говоришь, пригласили, а племянник хозяйки квартиры говорит – не приглашал. Сама хозяйка в Москве. Объяснение ты писать отказываешься. Так что сейчас составим протокол, и до возвращения хозяйки по любому имею право тебя задержать.

– Как до возвращения?

– По закону! – рубил Борис. – Два дня Виктория еще в Москве будет, два дня ты в СИЗО проведешь.

– Если я напишу, как все было, вы отпустите? – после минутного молчания тихо спросил Сандалетин.

– Отпустим, когда опустим.

– Что?

– Я говорю «отпустим, отпустим», – без тени улыбки в голосе отвечал Борис. Вот уж кто действительно был прирожденным актером.