Благодарю за любовь

— Да, Ирина Фаддеевна мне звонила и просила принять вас.

— Я ее поблагодарю и скажу, что вы были со мной в основном откровенны.

Жанна усмехнулась, но ничего больше не сказала.

Покинув Жанну Гурнову, Апраксина поехала прямиком к инспектору Миллеру в полицейское управление, в результате чего в следственных материалах о смерти Виктора Гурнова появилось еще несколько написанных по-немецки страниц.

— К сожалению, все это сплошная психология, — сказал инспектор Миллер, читавший страницу за страницей прямо с принтера. — Результаты баллистической экспертизы, как ни странно, у нас тоже сомнительные. Мнения экспертов разошлись: один утверждает, что расположение пулевого отверстия почти исключает самоубийство — просто выстрел сделан с близкого расстояния и после драки, о чем говорит синяк на лбу убитого.

— А что говорит второй эксперт?

— Он утверждает, что такой же выстрел мог произвести самоубийца, но при известных обстоятельствах.

— Каких же?

— Если он был неумелым стрелком, если стрелял в состоянии паники и если он вообще боялся оружия, то есть держал его почти на вытянутой руке.

— Это, конечно, вечно и во всем сомневающийся Михаэль Берг?

— Да, он.

— За это я его и ценю, — кивнула Апраксина.

Затем она посвятила Миллера в свои ближайшие планы: она намерена совершить две поездки — в Берлин и в Израиль. Инспектор согласился, что это необходимо, и сам заказал на имя графини два билета: на завтра в Берлин — поездом, а оттуда на послезавтра — в Тель-Авив, уже самолетом.

ГЛАВА 9

РЕГИНА И АРТУР РАВИЧИ

Когда-то Апраксина не любила Западный Берлин. «На меня там нападают сразу две болезни — стенокардия и клаустрофобия». Клаустрофобия — это всем было понятно: город и вправду сообщался с остальным миром по воздуху да по двум узким коридорам; а вот стенокардию приходилось объяснять тем, кто не знал русского и не понимал каламбура «стена — стенокардия». Но многие ненавидели Берлинскую стену до спазма в сердце, как Апраксина. Теперь же, после объединения Германии, ей очень хотелось побывать в бывшем Восточном Берлине, ведь она его знала еще девочкой, задолго до возведения стены, и ее детские воспоминания были теплы и светлы.

Прилетев в Берлин и добравшись до заказанного номера в отеле близ Кудама, Апраксина тотчас принялась за дело. Она позвонила Равичам, попросила к телефону Регину и, коротко представившись, сообщила ей о смерти Виктора Гурнова, наступившей в новогоднюю ночь.

Регина ахнула и, помолчав с минуту, — Апраксина ее не торопила — спросила дрожащим голосом:

— Мне очень жаль, что наш знакомый умер, но я не понимаю, почему мне об этом сообщает сотрудник полиции, а не его вдова?

Коротко, не телефонным, а телеграфным стилем Апраксина выложила Регине все, что знала о ее отношениях с Гурновым и ее поездках в Мюнхен, а затем предложила назначить встречу.

— Где вы обычно встречались с Виктором, когда он приезжал к вам в Берлин?

— Это далеко, в Восточном Берлине, в районе Лихтенберг. Может, лучше встретиться в центре, в каком-нибудь кафе?

— В каком отеле останавливался Виктор? — продолжала гнуть свою линию Апраксина.

Регина назвала отель.

— Вот там мы и встретимся через час.

— А может, лучше в итальянском ресторане возле отеля?

Это Апраксина решила ей уступить.

— Хорошо. Ждите меня в ресторане, я могу опоздать.

— А как я вас узнаю?

— Я сама к вам подойду.

Назначив свидание Регине, Апраксина тут же позвонила в фирму Артура Равича и попросила секретаршу передать шефу, что звонит по поводу смерти его друга Виктора Гурнова. Равич взял трубку через полминуты.

— Госпожа Гурнова, примите мои соболезнования, но на похороны Виктора я не приеду. Если вам нужны деньги…

— Я не Жанна Гурнова, я сотрудник мюнхенской полиции графиня Елизавета Апраксина, — холодно сказала Апраксина и договорилась с ним о встрече во второй половине дня, сказав ему адрес своего отеля. Положив трубку, она оделась и отправилась в Лихтенберг. По пути она купила в журнальном киоске у метро карту Берлина: ездить по бывшему Восточному Берлину, ориентируясь по детским воспоминаниями, она не решилась.

Выйдя на бывшей Шталиналлее, теперь уже Франкфуртераллее, дальше она пошла пешком, ориентируясь по карте. Но выйдя на Мёллендорфштрассе, она увидела первое знакомое здание — уютную старую ратушу из красного кирпича, с деревянной голубятней наверху и зеленой башенкой над ней. Здесь, в Лихтенберге, когда-то жила их знакомая семья с двумя девочками, и они с тетей ездили сюда в гости, она гуляла с подружками в этом маленьком парке перед ратушей…

— Здравствуй, тортик! — улыбнулась Апраксина. Здание ратуши было построено в виде сегмента круга: округлая и широкая его сторона выходила в парк, а чуть срезанный острый угол был фасадом. Украшенное еще двумя башенками пониже той, что торчала над голубятней, с майоликовыми гербами на стенах, здание и впрямь было похоже на гигантский кусок фруктово-шоколадного торта. Оказывается, она его помнила с детства… Она прошла через небольшой заснеженный парк, вышла к гимназии, которую тоже сразу же вспомнила: в старинном здании было не больше трех одинаковых окон, а над входом был изображен «круг Соломона» со знаками Зодиака. «Интересно, что тут теперь?» — подумала Апраксина и, глянув на часы, свернула ко входу, чтобы прочесть табличку у дверей: к ее удивлению, это по-прежнему была гимназия… Она обошла ее и по Ратхаузерштрассе вышла к отелю.

Портье был любезен, взглянув на ее удостоверение сотрудника мюнхенской полиции, он достал книгу регистрации постояльцев и нашел запись о пребывании Виктора Гурнова.

— Но он часто останавливался у нас и до этого! — сказал портье, не дожидаясь вопроса Апраксиной.

— Всегда один?

— Да. Но к нему приходила молодая дама. Она приезжала на авто.

— А мужчина средних лет к нему не заходил?

— Нет, такого я не припомню: только эта дама, и она всегда была одна. Хотите осмотреть номер, в котором он останавливался последний раз?

— Нет, спасибо. Я узнала все, что мне было нужно.

Апраксина поблагодарила портье, попрощалась и вышла из отеля.

Итальянский ресторан на углу она уже заметила, когда шла к отелю, поэтому искать его ей не пришлось, и она подошла к нему одновременно с подъехавшим автомобилем, за рулем которого сидела молодая женщина с напряженным лицом. Апраксина подождала, пока та припарковала машину и вышла, а потом подошла к ней.

— Здравствуйте, госпожа Равич. Я Елизавета Николаевна Апраксина.

Лицо Регины стало еще более испуганным.

— Как вы узнали меня? Нашли у Виктора мои фотографии?

— Нет. Я вас вычислила. Пойдемте, у нас будет долгий разговор.

— Но я не понимаю, что от меня нужно полиции? А вы правда оттуда?

— Да. — Апраксина достала из сумочки и протянула Регине удостоверение. Та едва взглянула на него и судорожно вздохнула:

— Я все равно не понимаю, что от меня нужно полиции.

— А я вам все объясню! — пообещала Апраксина, первой заходя в ресторан. Они прошли внутрь и разделись. В ресторане было почти пусто, и Апраксина выбрала столик у окна, выходящего на засыпанную снегом террасу: тент с нее был убран на зиму. «Какая хорошая, снежная зима нынче в мокром Берлине», — подумала Апраксина. Она села и взглянула на застывшую в нерешительности Регину.

— Постарайтесь успокоиться, — почти приветливо сказала графиня. — Хотите что-нибудь выпить?

— Да, коньяк… Можно я закурю?

— Пожалуйста. А я, пожалуй, выпью кофе и закажу себе что-нибудь поесть, я толком не успела позавтракать в отеле.

Подошел официант-итальянец, и Апраксина сразу же очаровала его, поздоровавшись по-итальянски. Но затем оба перешли на немецкий, обсуждая меню. Апраксина заказала себе кофе «латте», «кардинальские креветки» и салат из помидоров с моццареллой и чесночным хлебом. Регина попросила только кофе и коньяк. Пока ждали напитки, Апраксина молча и рассеянно наблюдала за тем, как Регина курит: одну сигарету она докурила до половины, затушила ее в пепельнице, а потом сразу же достала из пачки вторую.