Благодарю за любовь

— …если не жить с ним вместе, не стирать ему носки и не готовить еду, рассчитывая скромный семейный бюджет?

— Как я рада, что вы меня понимаете!

— А он хотел на вас жениться…

— Ну да. И это так понятно. Жена у него намного старше меня, да и характер у нее стервозный. У них с Виктором был очень тяжелый брак.

— Отчасти благодаря вам, как я понимаю?

— Ну, можно сказать и так… Виктору приходилось постоянно что-то скрывать, обманывать. Ему это было тяжело…

— А вам?

— При чем тут я, не понимаю?

— Но вы же находились точно в той же позиции, что и Виктор: он лгал жене, а вы лгали мужу.

— Ах, ну это все старомодные предрассудки! Если двое людей нравятся друг другу, они, естественно, идут на сближение. Люди же не виноваты, что любят!

— Они идут на сближение, а их ближним приходится страдать. И порой мучительно ревновать.

— Да, тут, наверное, все друг друга ревновали: я — Виктора к Жанне, мой муж — меня к Виктору, Жанна — Виктора ко мне… Мы все страдали от ревности.

— Но больше всех, похоже, пострадал Виктор: из вашей любовной интрижки получился целый роман с убийством героя в конце.

Регина заплакала, глядя на Апраксину широко открытыми глазами, не забывая промокать слезы до того, как они испортят макияж. Хотя плакала она искренне.

— Но я же не ду-у-умала, что все так полу-у- учится! И я его не убивала, честное слово!

— На этот счет у меня, пожалуй, нет сомнений. Вы сами никого не убивали. Да, наверное, и пистолета в руках не держали?

— Никогда! — твердо сказала Регина, мгновенно перестав плакать. — А с Виктором и мне ведь не повезло: по-настоящему не я ему была нужна, а мои деньги.

— Да какие там у вас деньги… Подарки на рождение детей и мелочь на булавки. Виктору Гурнову нужны были деньги вашего мужа.

— Вот-вот! Я хоть и дурочка, но догадывалась об этом. Поэтому я и не собиралась разводиться с Артуром.

— Почему же вы не оставили Виктора?

— Я ведь еще так молода, это естественно, что мне хочется любить и быть любимой.

— При живом муже и троих детях?

— А хоть бы и так!

Апраксина задумалась, вертя в руках опустевшую кофейную чашку. Потом опрокинула ее на блюдце и убедилась, что гущи на дне не было.

— Скажите, Регина, а как это: днем быть в постели любовника, потом ехать домой и ложиться в постель к мужу, зная, что ваш любовник в это время ложится в постель со своей женой? Это ж какой-то группен-секс на расстоянии получается…

— Вы меня оскорбить хотите? — спросила Регина, мгновенно надувшись.

— Что вы, и в мыслях не держу! Мне только подумалось о тех разрушениях, которые неизменно сопутствуют таким усложненным романам — душевных разрушениях. Впрочем, к нашему разговору это почти не имеет отношения. Я хотела только выяснить, не были ли ваши отношения с Виктором причиной его смерти.

— Выяснили?

— Нет.

— Но я же не убивала его!

— Вы — нет.

Регина побледнела.

— Вы что, подозреваете моего мужа?

— А почему бы и нет?

— Но… но это же невозможно!

— То есть неудобно и опасно для вас? Понимаю. Но мы все это выясним. А сейчас нам пора расстаться. У меня есть еще дела в Берлине. Пожалуйста, счет! — попросила Апраксина проходившего мимо столика официанта.

— Я заплачу? — предложила Регина.

— Напротив, это я заплачу за вас. Подобные расходы оплачиваются полицией. Кстати, о полиции: будьте готовы к тому, что вас могут вызвать в Мюнхен для дачи показаний.

— Я понимаю… Вам в центр?

— Да. Я остановилась недалеко от Кудама.

— Подвезти вас?

— Нет, я поеду на метро. Хочу еще прогуляться по Лихтенбергу. Эти места знакомы мне с детства.

— Как интересно! — равнодушно сказала Регина.

Они вышли из ресторана и распрощались. Апраксина снова прошлась мимо гимназии и ратуши и вышла на Мёллендорфштрассе, вдоль которой стояли замерзшие платаны без листьев, но усыпанные шариками-плодами. «Небо в горошек, — улыбнулась Апраксина, поглядев сквозь ветви, с которых на длинных черешках свисали шарики, набитые семенами. — И кому же предстоит увидеть небо не в горошек, а в клеточку?»

Артура Равича она приняла в своем номере. Невысокий, с непропорционально широкими для своего роста плечами, он, казалось, крепко стоит на своих коротких ногах. Подчеркнуто респектабельный костюм-тройка и тонкие черные усики делали его похожим на героя-гангстера из старых американских фильмов. Только большие и печальные еврейские глаза портили картину.

Апраксина усадила его, разрешила курить и без промедления приступила к делу.

— Господин Равич! Я сразу хочу вам сказать, что у мюнхенской полиции есть серьезные основания считать вас возможным убийцей Виктора Гурнова. Если вы соберетесь с мыслями и спокойно, но со всеми подробностями расскажете все о ваших с ним взаимоотношениях, это значительно упростит мою задачу.

— Вы думаете, мне придется давать показания в полиции?

— Мне это представляется неизбежным, если из ваших показаний здесь и сейчас я не пойму, что вы непричастны к его смерти.

— Вот даже как… Что ж, я готов вам все рассказать. Но мне как-то трудно собраться с мыслями… Может быть, вы все-таки будете задавать мне вопросы, как это у вас принято?

— Как пожелаете. Пусть это будут вопросы и ответы. Скажите, когда вам стало известно об отношениях Виктора Гурнова с вашей женой?

Равич внимательно поглядел в лицо Апраксиной, потом отвернулся и потер слегка синеватый подбородок.

— Видите ли, меня ведь никто не обманывал. Меня в принципе очень трудно обмануть, госпожа Апраксина.

— Как так? — удивилась Апраксина. — Разве вы не знаете о том, что ваша жена и Виктор Гурнов имели связь?

— Да-да, — махнул рукой Артур Равич, — об их романе мне все известно с самого начала. Дело в том, что Виктор Гурнов появился в нашем доме совсем не случайно: это я подобрал любовника для своей жены. Ну что вы на меня так смотрите? Вам это кажется странным?

— Поразительным! — поправила его опешившая Апраксина.

— Я так и думал. Я понимаю, вы человек в годах, видимо, строгого старого воспитания, а потому вряд ли хорошо разбираетесь в психологии современных молодых женщин.

— Возможно. Но я вся внимание: расскажите же мне, что значит эта странная фраза: «Я подобрал любовника для своей жены».

Равич тонко улыбнулся и непринужденно откинулся на спинку кресла.

— Между тем все очень просто. Я всегда хотел жениться на совсем юной девушке, чтобы воспитать из нее такую жену, какая мне нужна. Регина подошла мне во всех отношениях: молоденькая, хорошенькая и попавшая в беду. Начать знакомство с утешения девушки, попавшей в беду, — это весьма обещающее начало. Можно сказать, что мне с ней повезло: мать Регины вскоре умерла, других родных у нее не было, и без моей помощи девочка осталась бы беспомощно барахтаться на третьей волне эмиграции — самой жесткой и прагматичной из всех трех российских волн. А она была не из тех, кто может бороться за свою жизнь и благополучие в ней. Добавьте сюда объективные сложности первых лет эмиграции: незнание языка, неумение ориентироваться в западном мире. В общем, мне выпала удачная карта: я спас тонущую женщину-ребенка и женился на ней. И мне казалось, что я был стопроцентно удачлив в своем выборе, потому что первые семь лет нашего брака Регина жила и вела себя именно так, как я хотел. Но вот Регина вошла в тот возраст, когда женщина начинает либо созревать, либо стареть.

— Тонкое замечание! — отметила Апраксина.

— Спасибо. Так вот, для успешного созревания у Регины не оказалось данных. К сожалению, мать из нее получилась никакая, по существу, мои дети материнскую любовь и заботу получают только со стороны моей матери. Правда, того и другого они от бабушки получают даже с избытком — это воистину «бабушкины дети». Не было у Регины ни профессии, ни желания какую-то профессию получить, не было даже какого-нибудь увлечения, которым она могла бы жить. Ни-че-го, что делает женщину зрелой. И ей осталось одно: к тридцати годам начать находить у себя первые признаки увядания и пугаться, что старость уже, как говорится, не за горами, а судьба ей что-то так и недодала из радостей жизни. И ей захотелось взять от жизни все, чем, по ее мнению, она одаривала каких-то других, счастливых женщин. Что с нее взять? Этой дурочке ведь не пришлось ни голодать, ни мерзнуть, она просто не знала, что счастье — это прежде всего вкусная еда в теплом доме и уверенность, что то же самое у тебя будет и завтра, и через год, и в конце жизни… — На эти его слова Апраксина удивленно подняла брови. Артур улыбнулся понимающе: — Ну ладно, если не уверенность, то хотя бы уверенная надежда. И Регина начала искать приключений на свою и мою голову. Сначала это были мальчики-жиголо в Италии, потом студент-репетитор… И я понял, что если не подойти к проблеме с умом и не принять срочные меры, то моя маленькая дурочка может преподнести мне какую-нибудь неожиданность в виде беременности со стороны или, не дай Бог, СПИДа. И я принял меры. Я начал приглядываться к одиноким молодым эмигрантам, подыскивая для Регины безопасный объект ее неутоленной жажды романтических отношений. Сам-то я отнюдь не романтик, да и не было у меня времени развлекать Регину игрой во всякие там страсти-мордасти. Я долго перебирал возможные варианты и отбрасывал их, пока не встретил Виктора Гурнова. С первого же взгляда, бросив на него только один взгляд, я понял — вот он! Лучшего кандидата мне было не найти.