Благодарю за любовь

— Победитель уходит всегда сам?

— Именно. Вы ухватили самую суть. Он не мог даже мысли допустить, чтобы кто-то его бросил. Словом, он тут же заявил, что готов ехать в Мюнхен, но я должна приехать за ним и по- мочь ему выехать. Большой нужды в моей поездке за ним не было, но так ему было нужно для самоутверждения. Муж есть муж, и пришлось мне ехать в Берлин и забирать его оттуда.

— Но вы и сами не хотели оставлять его именно той женщине?

— Представьте себе. Сама не пойму, откуда у меня появилась такая стервозность, но мне в тот момент было весьма приятно отнять Виктора у этой миллионерши.

— Вернуть свою собственность, хотя она уже и не нужна?

— Именно так. Ну, мы оба добились своего — вернули друг друга к потухшему семейному очагу. И началась наша супружеская жизнь в Мюнхене, равно мучительная и тягостная для обоих. Регина приезжала к Виктору, а я встречалась с Георгием… У нас не было с ним близких отношений, но он видел, что мужа я не люблю и не понимал, почему я живу с человеком, который стал мне чужим, и постоянно этим возмущался. А я просила его потерпеть, подождать, пока не представится удобный случай для развода. Случай представился, и тут я совершила свою вторую крупную ошибку. Я случайно узнала, что Регина потихоньку переправляет свои деньги Виктору и тот кладет их на свой банковский счет. Мне стыдно, но я все-таки расскажу вам, какой я совершила бессовестный поступок. Я увидела у Виктора перевод из Берлина на несколько тысяч марок. Я догадалась, от кого эти деньги. И вот тут я, вместо того чтобы выгнать Виктора вместе с этим его переводом, потребовала, чтобы он покрыл ими наш минус в банке! Жили-то мы за мой счет, сами понимаете, и меня очень зажало с деньгами, я тогда еще только начала работать на «Свободе». И он, к несчастью, согласился и деньги на мой счет перевел. Ну, и мы опять продолжали жить вместе… И мы уже как-то привыкли смотреть сквозь пальцы на то, что он встречается с Региной, а я с Георгием.

— А Георгий знал об этой вашей денежной операции?

— Да, я ему сказала, что не могу разойтись с Виктором, пока не отдам ему эти деньги: не хватало, чтобы эта история всплыла на бракоразводном процессе!

— А почему вы мне об этом рассказываете?

— Да потому что Георгий мне много рассказывал о вас. Я понимаю, что вам надо или говорить все, или вовсе ничего.

— Он вас правильно информировал, — кивнула Апраксина. — Ну и что же было дальше?

— Георгий взбесился, когда узнал про деньги, мы крупно поссорились Я все-таки выставила Виктора из дома. Его это в тот момент устраивало — ему все равно надо было снимать квартиру для встреч с Региной. В отместку за то, что он невольно разрушил мои еще толком не сложившиеся толком отношения с Георгием, я решила разрушить его роман с Региной. Я ей позвонила и устроила скандал. Я сказала, что пойду на все, даже убью их обоих, если она не оставит Виктора в покое. Глупость, конечно, но она, кажется, здорово испугалась… На самом деле они оба были мне не нужны, мне нужен был только Георгий, а он продолжал на меня гневаться…

Апраксина на минуту задумалась, а потом спросила:

— Скажите, Жанна, а это не вы сообщили мужу Регины о ее отношениях с Виктором?

Жанна вскинула на Апраксину тревожные серо-синие глаза.

— Как вы догадались?

— Это соответствует логике ваших поступков. Так как же?

— Да, это сделала я. В один из моих визитов к Виктору я нашла у него в записной книжке телефон Артура Равича и…

— Телефон у вас сохранился?

— Да. Я переписала его в свою книжку.

— А теперь запишите его мне на отдельном листке. — Слегка удивившись, Жанна это исполнила.

— Итак, вы позвонили Артуру Равичу и…

— Я ему открыла глаза на поведение жены и друга. Ну и в результате Виктор…

— Результат мне известен: вы разбили планы Виктора. Но вам не приходило в голову, что вы толкнули Артура Равича на месть Виктору? «Бойся гнева обманутого мужа!» — говорил царь Соломон. И очень может быть, что это Артур Равич прислал венок своему оскорбителю, чтобы посеять в его душе страх, а потом и убил его.

— Может быть. Но ведь это дело полиции, не так ли?

— Вы до сих пор ненавидите своего бывшего мужа, — вздохнула Апраксина.

— Да, ненавижу! — вскинула голову Жанна. — Это наша Милочка готова простить всех и вся да еще себя считать во всем виноватой. Она ведь любила и любит этого негодяя, который подвел ее под монастырь.

— Довел до монастыря, вы хотите сказать?

— Ну да…

— Она всегда была церковным человеком?

— Откуда мне знать? Я ее встречала в церкви, когда бывала во Франкфурте. А потом она вдруг заезжает в Мюнхен по пути в монастырь на Святую Землю. Я думаю, она приезжала, чтобы увидеться с Виктором. Они встретились, и она сразу же исчезла.

— Уехала в Иерусалим?

— Да.

— Подозрительная поспешность…

— Что-о? — Жанна уставилась на Апраксину. — Уж не думаете ли вы, что это бывшая солидаристка и будущая монахиня Милочка пристрелила Виктора? — И она громко и нервно расхохоталась.

— Напрасно смеетесь, — заметила Апраксина. — Робкие души, сосредоточившись на одном человеке, испытывающие психологическую зависимость от него, могут однажды взбунтоваться и разрушить эту зависимость самым радикальным способом.

— Идеалистка и тихоня Милочка? Нет, не могу себе представить, — она покрутила головой, встряхивая кудрями.

— Она могла несколько лет не видеть Виктора, успокоиться, выздороветь, а потом вдруг внезапная встреча — и зависимость возникает с новой силой. А душа уже не желает попадать в новый плен — ну и…

— Боже мой! — воскликнула Жанна, и глаза ее потемнели от страха. — А ведь, похоже, так оно и было. Когда Виктор перед смертью вдруг пришел ко мне мириться и сказал, что хочет восстановить наш брак, я сама послала его к Милочке. И он отправился ее искать с твердым намерением зацепиться. Зная Виктора, могу предположить, что он ее разыскал. Он ведь чувствовал, что тонет. А спасаться Виктор привык, только цепляясь за женщин, без них он был никакой пловец по жизни. Это у него с детства, он ведь вырос среди одних женщин, без них он как без воздуха. А Милочка и вправду любила его…

— А вы — нет?

— Ну… Я была им очень увлечена, а потом это прошло. А для Милочки он был вся жизнь.

Бедная Милочка! Она была так жестоко и равнодушно брошена им!

— Ради вас, как я понимаю?

— Да, ради меня, — вздохнула Жанна. — Я-то, в отличие от Милочки, на мужиков была удачлива.

— Ну, уж будто бы… — почти про себя сказала Апраксина.

— Вы что-то сказали? — не расслышала Жанна.

— Да нет, это к слову… Впрочем, почему бы и не спросить: у вас есть дети, Жанна?

— Пока нет.

— А заводить не собираетесь?

— Ну не сейчас же, когда все еще так неопределенно!

— С Георгием неопределенно?

— Я же вам проговорилась, что у нас еще ни разу не было близости с Жоржем. Он пуританин, как это ни странно среди людей искусства. Так что у меня все неопределенно — и с Георгием, и с работой. Я, возможно, переведусь в Лондон, на Би-Би-Си. А личная жизнь… Впрочем, куда спешить? Мне еще нет сорока.

— А в сорок лет думаете родить первого ребенка?

— Ну да. Сейчас все успешные женщины так делают. Сначала карьера, положение, обеспечение комфорта, а уж потом можно и ребенка родить.

— А сорок лет — это не рано? Почему бы не подождать с этим до пенсии?

— Шутите?

— Вроде того… Так в какой монастырь собиралась Милочка?

— В Гефсиманскую обитель в Иерусалиме.

Апраксина задала Жанне еще несколько вопросов о ее жизни с Виктором Гурновым, о его домашних привычках и здоровье, а затем стала откланиваться.

— Я надеюсь, вы поняли, что уж я-то в смерти Виктора не виновата? Я даже пистолета никогда в руках не держала.

— Есть много способов убить из пистолета, даже не прикасаясь к нему.

— Ну, уж киллера я бы точно нанимать не стала, мне это не по карману! — улыбнулась Жанна.

— Предположим. Во всяком случае могу сказать, что ваш рассказ мне показался вполне откровенным. Хотя я и догадываюсь, кому этим обязана: вашей возможной будущей свекрови, не так ли?