Компромат

— Это вы мне? — Дежкина не узнала свой голос. В горле пересохло.

— Кому же еще? Ведь у нас нет второй Клавдии Васильевны!

— Мне нравится Чайковский…

— А что именно?

— «Лебединое озеро»… — Дежкина выпалила первое, что пришло в голову.

— Вряд ли кому-нибудь удастся спеть фрагмент из этого нетленного отечественного мюзикла, — ехидно сощурился ведущий. — В таком случае вы, быть может, станцуете несколько па?

— Я? — окончательно растерялась Дежкина. — Прямо здесь? Сейчас? Станцевать?

— Почему нет? А все наши зрители поддержат вас своими аплодисментами!

Лицо Клавдии покрылось красными пятнами, она вся напряглась и, мучительно преодолевая стыд, неловко засеменила ногами, тихонько подпевая себе: «Та-та-ра-ти, та-ра-ти, ту-та… Та-та-ра-ти, тара-ти, ту-та…»

«Что я делаю? — стучало в голове. — Старая дура!»

Болельщики на трибунах зашлись в восторженном вое. Все это действо смахивало на концерт самодеятельности в сельском клубе. Или на полный дурдом.

— Ва-а-ууу! Браво, Клавдия Васильевна! — пьянел в экстазе ведущий. — Вот вам и следователь! Вот вам и очные ставки, допросы и всевозможные алиби! Какие перышки, какой носок, уж, видно, ангельский быть должен голосок! Прекрасное выступление, и надеюсь, что на такой же мажорной ноте пройдет вся наша игра! Итак, начинаем первый тур!

Включили фонограмму, и не успела Дежкина вслушаться в первые аккорды, как ее «соседка» хлопнула кулачком по красной кнопке и радостно произнесла:

— В лесу родилась елочка!

— Мало того, что она родилась, так ее еще и срубили под самый корешок! — ведущий чуть не задохнулся от нахлынувших на него восторженных чувств. — И Лариса, участница под номером один, зарабатывает двадцать пять рублей, а рубль в сегодняшней программе равен египетскому фунту!!!

«Это хорошо или плохо? — подумала Клавдия. — Что такое египетский фунт и сколько будет, если перевести его в рубли?»

Вторую мелодию она узнала сразу («На Тихорецкую состав отправится, вагончик двинется — состав останется»), но Лариса опять опередила ее и опять дала правильный ответ. То же случилось и с третьей песней, и с четвертой, и с пятой… Шестую случайно угадал стоявший в центре мужчина и получил за это двадцать египетских фунтов. На счету Дежки ной пока что не было ни гроша.

Начался второй тур, и ситуация повторилась. Все мотивчики были Клавдии знакомы, но каждый раз она не успевала за своей соперницей на какие-то считанные доли секунды.

«Надо же такому быть! — войдя в азарт, злилась на себя Клавдия. — И как это ей удается? Будто заранее знает правильные ответы. Заранее знает…»

Дежкина повнимательней присмотрелась к «первому номеру» и обнаружила, что Лариса активно перемаргивается с рыжей тетенькой. И ей сразу все стало ясно. Но как уличить подставку, не спровоцировав при этом скандала? Нужно было действовать крайне тактично и осторожно.

Как раз в этот момент с грохотом лопнул один из осветительных приборов, в студии бы объявлен минутный перерыв, и Дежкина не преминула воспользоваться благоприятной ситуацией.

— Дорогуша, — вкрадчиво обратилась она к сопернице, — разрешите мне предостеречь вас от одной ошибки, которая при определенных обстоятельствах может стать роковой.

— Предостеречь от ошибки? — натянуто улыбнувшись, насторожилась девица.

— То, чем вы сейчас занимаетесь, — продолжала ласково Клавдия, — очень подходит под одну неприятную статью уголовного кодекса…

— О чем вы говорите? — возмутилась соперница.

— Не стоит лишний раз гримасничать и обзаводиться морщинками, — посоветовала ей Дежкина. — Я все прекрасно видела. А вы прекрасно знаете, что я все прекрасно видела. Вы не забыли, где я работаю?

— Вы — следователь…

— Вот именно. — И Дежкина сложила крестом пальцы.

Конечно же она блефовала. Не существовало никакой уголовной статьи, по которой можно было бы привлечь к ответственности подобных фальсификаторов. Но разве могла об этом знать соперница?

— Мы договорились? — напоследок спросила ее Клавдия.

— Договорились… — ответила девица.

Таким образом, попранная справедливость была восстановлена. Правда, когда игра возобновилась, Дежкина угадала только одну мелодию.

— Атас! — заорала она что было мочи.

— Атас! — весело согласился ведущий.

Больше успехов не было. Зато «подставка» тоже молчала в тряпочку, хоть ее и подмывало нажать на красную кнопку.

В третий тур Клавдия не попала, но покидала подиум с гордо поднятой головой.

— Надеюсь, вы разбираетесь в юриспруденции и дедукции значительно лучше, чем в музыке, — сказал ей на прощание ведущий.

«Вот и опозорилась… — думала Дежкина, теперь уже со стороны наблюдая за перипетиями игры. — Только этого не хватало мне для полного счастья».

Вдруг над самым ухом раздалось:

— Клавдия Васильевна, где вас черти носят?

Она резко обернулась. Слава Богу! Подколзин… Живой.

— Ой, Мишенька… Как я вам рада!

— Я уже весь телецентр обегал вдоль и поперек, — оператор сурово хмурил брови. — Женька вообще ничего понять не может. «В туалет, говорит, зашла, я ее жду, жду, жду… Минут двадцать жду. А потом заглянул — пусто». Что вы в самом деле?

— Мишенька, простите, я… я… — Не находя слов, Дежкина умолкла.

И действительно, как она могла объяснить свое трусливое исчезновение? Но одному она была беспредельно рада — «джинсовый» никакой не бандит. И надо же было так обмануться! Глупость из глупостей.

— Как там начальство? — только и нашлась что спросить.

— Нормалек… Пойдемте, — Подколзин крепко взял Клавдию за локоть и буквально поволок прочь из студии, — открылись новые обстоятельства…

— Обстоятельства чего?

— Сами увидите.

Вторник. 10.37–13.38

Такса недоверчиво обнюхивала его штанину и глухо рычала.

— Вот, — сообщил Игорь, стягивая ботинок, — шел поблизости, гляжу, свет в окне горит. Дай-ка, думаю, зайду… побеседуем за бутылочкой. Мы ведь в прошлый раз так и не поговорили толком.

Ганиев протянул незваному гостю тапочки с загнутыми кверху носами и сокрушенно вздохнул.

— Я тебе так скажу, дорогой, — продолжал Порогин, пытаясь запихнуть широкую ступню в узенькую обувку, — мы с тобой по одну сторону баррикад, хотя на первый взгляд может показаться, что по разные. Ты в каких войсках служил?

— В советских, — простодушно отвечал Ганиев.

— Вот видишь — и я в советских! Стало быть, у нас много общего. За это и выпьем! — Следователь извлек из внутреннего кармана пиджака влажно поблескивающую поллитровку.

Они проследовали в кухню, опрокинули по стограммовой, закусили пловом с курагой, и пошел душевный разговор.

— Эх, Мамурджан Ганиевич, хороший ты парень, — говорил Игорь, пожевывая вязкую курагу, — но несознательный. Держишь дома черт-те что… и еще отпираешься, что тебе не принадлежит.

— Это ты про прюжинки? — догадался хозяин. — Правду рассказываю: не мои прюжинки.

— А чьи?

— Александра Александровича.

— Кто такой Александр Александрович? Где живет, с кем водится?

— Не знаю, слюшай. Он мне не докладывает. Приходит, заберет старые прюжинки, новые принесет, деньги даст — и все.

— Ага! — обрадовался Игорь. — Стало быть, деньги он тебе за это все-таки платит?

— Деньги платит, — подтвердил Ганиев, — без денег сейчас трудно. Когда с Ларисой Ивановной жили, легче было. Готовить она хорошо умела. А я не умею. Только плов варить умею, и все. Хозяйство она хорошо вела. А я не умею. Деньги с зарплаты не остаются. Жить не на что. Александр Александрович помогает.

— Так-так, — изрек гость, разливая водку в стаканы, — хороший парень этот Александр Александрович, как я погляжу.

— Хороший, — согласился хозяин.

— Помогает материально, пружинки в дом носит. Ты хоть знаешь, что это за пружинки?

Ганиев пожал плечами.

— А что в них особенного?

— Действительно, — усмехнулся Игорь, — особенного в них немного.