Немцы в городе (СИ)

— Ничего себе, неплохая у тебя дача, — одобрительно присвистывает Диана, ловя Стаса на выходе из автобуса. — Честно говоря, я не думала, что здесь все поместятся, но теперь вижу, что ты был прав, отказавшись от аренды ресторана.

— Эта дача нам от деда досталась, он был не последним человеком в обкоме партии...

— Теперь-то дача твоя, Стасик, — вклинивается в разговор тётя Валя. — Галька-то завещания не оставила, так что и квартира, и дача — твои.

— Тёть Валь, скажи честно, ты имеешь какие-то претензии? — Стас ничуть не стесняется присутствия посторонних.

— Ну что ты, Боже упаси! — закудахтала женщина, уводя племянника на пустующую кухню просторного кирпичного дома. — Ты молодой, тебе нужнее! А скажи, девушка-то есть у тебя? Семьёй обзаводиться когда планируешь?

— Нет, тёть Валь, но как появится — я тебе обязательно сообщу.

— А эта как же? В чёрном платье-то?

— Диана? Просто коллега.

— Странные у тебя коллеги, я как посмотрю. Особенно этот, с кудрями. Трётся всё время рядом, ты это, смотри там, поаккуратнее. Немчура всё-таки!

— Пойдём, тёть Валь, люди ждут, — парень хватает тётушку под руку и увлекает в полную людей гостиную.

Все уже собрались за столом и ждут тоста. Стас не сазу понимает, что ждут именно его речи, и на помощь приходит усатый завуч. Он долго разглагольствует, поминая безвременно оставившую их коллегу добрыми словами, люди рядом одобряюще кивают. В завершении речи все поднимают свои стопки и пьют не чокаясь.

Так проходит остаток вечера.

— Поезжай домой, друг, отдохни, — немного пришедший в себя Оливер хлопает Стаса по плечу, — мы здесь всё уберём.

Диана и внезапно примкнувший к ней пьяный Рихард соглашающе закивали. Тётя Валя уже успела откланяться и поспешила на вокзал, решив вернуться в Тулу ночным поездом, сославшись на то, что завтра ей на работу. Стас благодарит своих коллег и направляется к уже ожидающему его такси.

— Прости, Шнай, можно я сегодня побуду один? — нерешительно обращается он к сопровождающему его Думу.

— Конечно. Позвони завтра, как проснёшься.

Но Стас не звонит ни на следующий день, ни через день. Он взял отпуск, и никто из коллег не решается его тревожить. Хотя Диана всё же сделала пару дежурных звонков, дабы убедиться, что с парнем всё в порядке.

Шнайдер сидит у окна своей новой обители на первом этаже дома номер тридцать шесть. Сколько дней уже прошло — неделя или чуть меньше? Он обещал себе не быть навязчивым, но нетерпеливое ожидание уже давно переросло в щемящее чувство тревоги. Холодная неизвестность поглощает все его мысли, и, несмотря на раннее утро, он подумывает о том, чтобы заварить ещё чаю и открыть очередную бутылку коньяка. Его размышления пресекаются телефонным звонком. Шнайдер долго таращится в имя, высветившееся на экране, и на цифры под ним — 8:23. Восемь двадцать три утра, и он звонит.

— Да?

— Привет, Кристоф, как ты? — голос Стаса бодр и кажется даже немного весел.

— А ты как?

— Отлично! Не хочешь прогуляться?

— Сейчас? Куда?

— Да, прямо сейчас. На кладбище. Девятый день — так положено. Просто традиция. Погода сегодня хорошая.

Шнайдер смотрит в окно, на пробивающиеся сквозь негустые белые облака лучи холодного солнца. Это первое солнце с начала декабря.

— Ты заедешь?

— Конечно! Будь готов через полчаса!

Шнайдер сбрасывает звонок и переводит дыхание. Утро, солнце, прогулка по кладбищу — у него хорошее предчувствие.

К десяти, когда чёрный мерседес удачно припарковался у въезда на кладбище, уже окончательно распогодилось. Бескрайние пространства погоста нынче выглядят гораздо разнообразнее, чем накануне: прямые солнечные лучи образовали проталины в сугробах вокруг памятников и оград, благодаря чему окружающий пейзаж запестрел ландшафтным разнообразием. По расчищенным дорожкам тут и там снуют люди, тихонько переговариваясь, то надолго останавливаясь у одной из могил, то окидывая нужное надгробие скорым взглядом и на бегу перекрещиваясь, спеша прочь. У въездных ворот посетителей встречают несколько бабушек, предлагающих широкий ассортимент искусственных цветов, венков, лент и корзинок. Стас покупает целую охапку, и, не сумев охватить приобретённое великолепие в одиночку, отдаёт половину Шнайдеру.

Свежий добротный крест из светлой древесины, украшенный лишь аккуратной металлической табличкой с начертанными на ней именем и датами, возвышается над ещё не осевшим холмом из земли и снега. Аккуратно переступив через низкую оградку, Стас утыкает почву вокруг креста яркими пластмассовыми соцветиями. Всё действие занимает не более пары минут.

— Пойдём! — он покидает ограждаемое железной цепью пространство и увлекает всё ещё держащего охапку цветов Шнайдера в сторону дороги.

— А разве... — теряется тот, едва поспевая по скрипящей, утоптанной тропе за своим спутником.

— Это не ей. Я сегодня решил всех своих навестить.

Шнайдер думает, что речь о других родственниках, но он ошибается. Уверенным шагом парень достигает первой цели своего пути: даты на каменном памятнике, далеко не новеньком, свидетельствуют о том, что погребённый здесь был Стасу ровесником. Был бы, но не дожил даже до своего совершеннолетия.

— Одноклассник. Пьяная драка. Всего месяц до выпускного, — поясняет Стас.

Далее следуют могилы двух совсем ещё девочек.

— В параллельном классе учились, подружки, сиганули с многоэтажки, когда Игорь Сорин помер. У нас в городе таких несколько было, а по стране...

Шнайдер вообще не понимает, о чём речь, но с расспросами не торопится.

Ещё одно надгробие какого-то парня, снова подросткa, и вскоре Шнайдер окончательно сбивается со счёта.

— Передоз. Не вернулся из армии. Повесилась. Убили в парке. Случайно влез в чужие разборки, — только и успевает комментировать свой маршрут Стас, оставляя по несколько цветов на каждой могилке, степень ухоженности или заброшенности которых разнится от случая к случаю.

Бродя по дорогам вдоль секторов, Шнайдер внимательно вглядывается в даты на табличках. “Новое кладбище” своё название, видимо, получило не зря. Большинство покоящихся здесь людей молоды, многие даже слишком. Наконец, двое посетителей достигают края погоста — нет, это не граница, это лишь край, за которым поле, и ему тоже вскоре суждено быть поглощённым могильными рядами. У кладбища есть край, но лишь географический, он не статичен, и передвижение его в пространстве есть работа безжалостной силы по имени Время.

Шнайдер продолжает покорно следовать за Стасом, и вот, свернув с основной дороги, они пересекают редкие посадки голых тополей и оказываются в совершенно ином месте. Это тоже кладбище, но оно разительно отличается от “Нового”: надгробия здесь по большей мере старые, а то и вовсе заброшенные; вместо крестов над снежным покровом чаще возвышаются скромные металлические конструкции без религиозных символов, местами увенчанные красными звёздами, покрытыми давно облупившейся, а то и вовсе осыпавшейся краской. Пройдя вглубь, Стас останавливается у двух скромных надгробий, объединённых общей каменной плитой. Имена на них выдают, что здесь, видимо, покоятся его родственники.

— Дедушка с бабушкой, — коротко констатирует он, принимая оставшиеся цветы из рук Шнайдера и раскладывая их возле могилок, — ладно, пойдём отсюда. Ты замёрз?

— Нет, — Шнайдер чересчур энергично качает головой, — Стас, а что это за место? Я хочу сказать, почему это, старое кладбище, так сильно отличается от того, нового?

— Это кладбище другой страны. В той стране жизнь была другая.

— Смерть, ты имеешь в виду?

— Нет, жизнь. Смерть везде одна.

Скинув куртку и обувь, Шнайдер проходит в комнату. Он не может не заметить, что за ту неделю, что он не был у Стаса дома, в квартире многое поменялось. Неизвестно как, и он вовсе не собирается об этом спрашивать, но парень избавился от большинства вещей, принадлежавших его покойной матери. Одежда, косметика, бытовые безделушки, даже большая часть мебели — в комнатах и на кухне не осталось почти ничего, что напоминало бы о ней как о живом человеке. Остались только фото, сувениры, семейные реликвии — Стас бережно отобрал всё, что призвано хранить память, и нашёл каждому предмету своё место.