Пороги рая, двери ада

Фомичев был красен, как свежесваренный рак, и печален. Очевидно, схватка Васьки с сопроматом окончилась в пользу последнего. Безнадежно махнув рукой, он поплелся по коридору. Я соскочила с подоконника, спугнув голубей, и устремилась за ним. Около лестницы я окликнула:

— Василий!

Он обернулся и равнодушно взглянул на меня. Видимо, я выглядела не лучшим образом, потому что ни малейшего интереса в его взгляде не появилось.

— Ну, чего тебе? — вяло спросил он и тяжко вздохнул.

— Поговорить надо. Причем срочно и обязательно, — строго произнесла я, чувствуя, что это единственно верный тон в данный момент. Ваське явно было не до разговоров.

— Слушай, может быть потом, — простонал он. — У меня башка раскалывается. Я бы пива выпил и спать пошел, а?

— Спать пойдешь чуть позже. А сейчас, так уж и быть, идем в бар, ударим по пивку. Я угощаю, — сжалилась я над похмельным двоечником.

Васька явно обрадовался и побрел вперед, показывая дорогу в пивнушку.

Мы устроились у окна с бокалами. Василий сдул пену и присосался к своему, словно к источнику жизненной силы. Я отхлебнула чуть-чуть. Не люблю пиво, если честно. Ну, не нравится мне это горькое пойло, что поделаешь.

Дождавшись, пока Васька утолит жажду, спросила:

— Ты знаешь, где живет Марина?

— Марина? Какая именно Марина? Марин-то много, — резонно переспросил он.

— Та, у которой ты снимаешь квартиру. Мне ее непременно нужно найти.

— А зачем? — насторожился он, видимо заподозрив, что решила перешибить у него жилье, предложив хозяйке большую плату.

Я и сама задавала себе тот же вопрос. Зачем я разыскиваю неведомую Марину, если моя животрепещущая задача — найти Федора? И все-таки, интуиция, моя единственная подруга в последнее время, заставляла выяснить, почему документы на квартиру, хозяйкой которой все считают эту самую Марину, лежали в Севкином сейфе. Кто же такая эта Марина?

Пожав плечами, я выдала Василию заготовленную версию о том, что Марину просил разыскать один ее знакомый. Сам знакомый сейчас далеко, на посланные письма Марина не отвечает, вот он и написал мне, чтобы я выяснила, куда она исчезла.

Фомичев после всего сказанного окончательно насупился и принялся размышлять. Потом тяжело вздохнул и полез по карманам. Из одного выудил потрепанную зачетку, что не прибавило ему настроения. В другом обнаружился кошелек, распечатанная упаковка презервативов и блокнот. Вид у блокнота был такой, словно его гоняла по пустырю свора собак. Листики немедленно рассыпались и смешались с презервативами.

Васька принялся сосредоточенно разбирать бумажки и пакетики, внимательно осматривая каждый. Наконец он выудил нужный и продиктовал адрес: пос. Перово, ул. Кулебякина, 6.

Я удивилась, ведь Клава сказала, что Марина уехала далеко, а Перово это почти город. Вернее, большой спальный район.

— А квартира? — спросила я у меланхолично засовывающего презервативы в коробочку Васьки.

— Нет квартиры. Наверное, частный дом, — буркнул он и допил пиво. Потом с сожалением посмотрел на опустевший бокал.

Я протянула ему купюру:

— Продолжай банкет без меня, ты их честно заработал.

Оживившийся Василий кинулся к стойке за новой порцией целебной жидкости, а я поспешила к своей машине, полная сомнений, не испортила ли я окончательно взаимоотношения легкомысленного студента с сопроматом. Наверняка ведь будет пьянствовать до самой переэкзаменовки.

Пока я разыскивала Фомичева, тень, в которой я постаралась укрыть машину, сползла с нее, и теперь в салоне царило душное пекло. Я опустила стекла и вырулила со стоянки. До Перова я доехала в рекордное время — за полчаса. Когда-то это было пригородное село, теперь застраиваемое кирпичными и панельными домами. Но кое-где еще оставались островки частного сектора.

Улица Кулебякина оказалась прямым проспектом, который затем неожиданно превращался в кривоватую не заасфальтированную улочку. Дом номер шесть был обычным деревенским пятистенком, когда-то покрашенным в голубой цвет, а теперь облезлым и неухоженным. За забором сновали куры и цыплята. На мой громкий стук долго не было ответа, но я не унималась и, наконец, послышалось громыханье щеколды, и покосившаяся дверь распахнулась. На пороге куталась в ветхий пуховый платок древняя старушка с мясистым носом, украшенным бородавкой, похожей на кочан цветной капусты.

— И чего стучишь? Чего барабанишь? — фельдфебельским тоном рявкнула старуха.

— Добрый день. Мне Марина нужна, — максимально приветливо произнесла я и заулыбалась.

— Какая такая Марина? — удивилась бабка и неожиданно громко лязгнула зубами.

Я вздрогнула, а старуха с озабоченным видом сунула в рот два пальца и сосредоточенно принялась что-то там устанавливать на место. Наконец она завершила малоэстетичную операцию, поцокала языком и пожаловалась:

— Вот ведь морока! Такие деньжищи заплатила, а протезы сделали барахло. Соскакивают.

— Извините, но мне сказали, что по этому адресу живет Марина. Я по поводу покупки квартиры, — не отставала я.

— Да говорю тебе, не знаю я никакой Марины. Живу одна. А Марина на нашей улице есть.

Никипелова фамилия, живет в шестнадцатом доме. Может она? предположила старуха, после чего невежливо закрыла дверь прямо у меня перед носом.

Я спустилась с крыльца и поплелась к воротам. Наверное, Васька перепутал номер дома, что немудрено — листки его записной книжки были затертыми и помятыми. Запросто мог единичку в номере не заметить.

Тут что-то в старухином дворе на мгновение показалось мне странным. Но размышления о том, не придется ли мне искать Марину и в домах под номерами двадцать шесть, тридцать шесть и так далее, сразу отвлекли от так и не успевшего сформироваться ощущения.

Дом шестнадцать выглядел более новым и радостным. Во дворе на веревке сушилось белье — детские колготки разных размеров и расцветок, а также трусики, маечки, шортики и платьица. Пахло чем-то фруктово-сладким. Умаянный пес дрых, наполовину вывалившись из конуры. На меня он даже не глянул, когда я направилась к веранде. На стук отозвалось несколько детских голосов.

Через минуту меня обступили четверо разновозрастных девочек и мальчиков с русыми вихрастыми головенками. Пятый, самый младший, мной не заинтересовался, а направился к собаке и потянул ее за ошейник из будки. Пес покорно вскочил и облизал измазанные сгущенкой щеки маленького хозяина. После чего позволил себя оседлать и неспешной рысью повез карапуза в сторону огорода.

— Привет! Мама дома? — спросила я ребятню.

— Мама варенье варит, — сообщил один.

— Из клубники, — добавила другая.

— А вы кто? — спросила третья.

— Вы — из собеса, — догадался четвертый, самый старший.

Тут в дверях показалась молодая женщина в пестром платье и переднике. В руках у нее была ложка и блюдце с розовыми пенками.

— Чур, я первый! — завопили наперебой ребятишки.

Мать, смеясь, отдала им блюдце, турнула от дверей и, наконец, поздоровалась со мной. Я уже понимала, что опять пришла не по адресу. Клава не упоминала, что у хозяйки квартиры на улице Павлика Морозова целая куча детей. Наоборот, отмечала прежнюю тишину и покой у соседки, что немыслимо при таком семействе.

Но делать было нечего, и я все-таки принялась за расспросы. В ходе их я, во-первых, оказалась в просторной и уютной кухне с эмалированной кружкой молока и теплой шанежкой в руках и, во-вторых, узнала, что Марина Никипелова никогда не жила нигде, кроме этого дома, и в городе квартиры никакой у нее нет. Я расстроенно допивала молоко.

— А зачем ты эту Марину ищешь? — поинтересовалась хозяйка. Мы с ней были почти одного возраста, и сразу перешли на «ты».

— Она может мне помочь в одном деле. Хотя, если честно, я уже и сама не знаю, на кой черт она мне понадобилась, — уныло призналась я. — Адрес мне дал ее квартирант, безалаберный тип. Я сначала в шестой дом зашла…

— Ага, а Пуделиха тебя ко мне направила, — сообразила Марина.

— Почему Пуделиха? — изумилась я, пытаясь представить, что может быть общего между веселой кудрявой собачкой и мрачной старухой с бородавкой на носу.