Шерлок Холмс и доктор Джекил

Для профессора оказалось делом нескольких секунд расчистить для Холмса и меня пару прямых деревянных стульев, равно как и собственное место за столом, после чего, набивая короткую глиняную трубку табаком из банки, хранившейся в самом нижнем ящике, он нахмурился и произнёс:

— Для начала потрудитесь объяснить, кто вы такой и почему интересуетесь Генри Джекилом.

— Меня зовут Шерлок Холмс, — ответил мой товарищ, который занял место рядом со мной и последовал примеру профессора, достав свою собственную прокопчённую вересковую трубку и кисет. — Я частный детектив, и меня наняли в качестве консультанта, дабы помочь Скотленд-Ярду в расследовании дела о насильственной смерти сэра Дэнверса Кэрью, последовавшей в прошлом году в Лондоне.

Две спички вспыхнули одновременно. Профессор принялся энергично раскуривать трубку, а затем встряхнул спичкой и положил её, всё ещё тлеющую, на бумаги на своём столе. Я содрогнулся, гадая, всегда ли Армбрустер столь небрежен с огнём.

— А кто такой сэр Дэнверс Кэрью? — поинтересовался старик.

Холмс глазел на него, пока спичка не опалила ему пальцы. Он поспешно затушил её и зажёг вторую. Этой удалось исполнить своё предназначение, и Холмс, избавившись от неё более осмотрительно, нежели наш хозяин, затянулся.

— Вы не следите за газетами?

— Ещё одно убийство в Лондоне едва ли кого удивит в моём кругу, — ответил Армбрустер. Я заметил, что его шотландская картавость, до этого незначительная, стала более явственной, словно подчёркивая тем самым его отсутствие интереса к творящимся в Англии делам. — Злодейств у них там и без того хватает.

— Неважно. Начну с того, что Джекил хоть и не вовлечён в преступление напрямую, но всё же порядком замешан. И если вы расскажете нам о его юности, это, вполне возможно, поможет нам изобличить убийцу и предать его правосудию.

— Вы имеете в виду, если сможете найти злоумышленника, если тот не избежит ареста и если суд признает его виновным, — едко изрёк наш хозяин. — Как видите, мне очень хорошо известна ваша английская система правосудия. Что ж, спрашивайте, а я уж решу, заслуживают ли ваши вопросы ответов.

— Каким студентом был Джекил?

— Самым смышлёным из всех, кого я когда-либо учил. Буквально всё в нём указывало на блестящее будущее в качестве учёного.

— Но не в практической медицине?

Профессор покачал головой:

— Джекил стал бы в лучшем случае посредственным врачом. Совершенно никаких способностей в диагностике. Но вот в лаборатории он был гением.

— В какой именно области?

— Во всех областях, но особенно в химии. В первом семестре Джекил полностью знал наизусть периодическую систему, а во втором уже создавал соединения, за которые я не взялся бы, не сверившись сначала со справочником. За два года он не допустил ни одной ошибки.

— Можете что-нибудь сказать о других его склонностях?

— Мы часто общались прямо в этом кабинете. Гражданское право занимало у него почти столько же времени, сколько и наука. Также он интересовался литературой, его восхищала философия. Джекил без устали обсуждал Гёте и Шопенгауэра. Ненасытность желаний и существование бок о бок добра и зла в человеческой натуре были его излюбленными темами — пожалуй, его даже можно было в этом плане назвать одержимым. С другой стороны, студенты редко славятся своей умеренностью.

— Кажется, от подобного рода одержимости Джекил так и не избавился, — заметил Холмс. — Вы читали его «Войну между личностями»?

— Натолкнулся некоторое время назад. Мне статья показалась интересной, хотя и немного банальной.

— По крайней мере, в этом вопросе вы с Уотсоном как будто родственные души. Нетрудно заметить, что он ваш ученик. Но вернёмся к Джекилу. Скажите, во время учёбы здесь он участвовал в общественной жизни?

Профессор нахмурился, затягиваясь трубкой.

— Это, сэр, едва ли в моей компетенции. Чем занимается студент вне стен аудитории, касается только его одного.

— Бросьте, профессор. Университеты — рассадники сплетен. Вы наверняка что-то да слышали.

— Не думаю, что мне нравится оборот, который принимает наш разговор. — Армбрустер положил руки на подлокотники кресла. Холмс подался вперёд и сжал его руку.

— Я не журналист, — начал он. — Согласен, мои вопросы не всегда безобидны. Однако ваш прекрасный студент попал во власть подлейшего создания, и поскольку его жизнь после окончания Эдинбургского университета представляется безупречной, я убеждён. что какой бы опрометчивый поступок Джекил ни совершил, из-за чего и угодил в лапы вышеупомянутого чудовища, деяние это имело место во время его обучения здесь. Его лучший друг и пальцем не пошевелит, чтобы ему помочь. Вы единственный из ныне живущих, кто может помочь мне вызволить беднягу из вихря, в который он угодил. Если вы не захотите с нами сотрудничать, Джекил обречён.

Речь сыщика подействовала на старого преподавателя, который несколько успокоился и какое-то время молча изучал свою трубку. Холмс освободил его руку, но так и остался сидеть склонившись вперёд. Его худощавый профиль являл собой маску напряжённого ожидания.

— А вы никому не расскажете? — спросил наконец профессор.

— Никому, — эхом отозвался мой друг. Я согласно кивнул.

Последовала ещё одна продолжительная пауза, во время которой обе трубки клубились дымом, наполняя комнату без окон удушающей мутью. Мне защипало глаза, и я даже затосковал по лондонскому смогу, казавшемуся мне относительно свежим по сравнению с атмосферой этой комнаты.

— Это произошло в начале пятьдесят пятого, — начал профессор Армбрустер голосом едва ли громче шёпота. — Вечером накануне выпускных экзаменов Джекил и несколько его друзей отправились в Эдинбург, чтобы немного снять напряжение: они ведь готовились дни и ночи напролёт. Во время посиделок в пивной Джекил покинул своих приятелей. Когда час спустя он не вернулся, остальные решили, что Генри отправился к себе, чтобы отдохнуть перед экзаменами, и через какое-то время последовали, как они думали, его примеру. Джекил проживал в комнате один, и потому той ночью никто не заметил его отсутствия.

На следующее утро, когда уже вовсю шли занятия, он появился, пьяный в стельку, в вестибюле дома, где снимал комнаты. Само по себе это не было бы таким шокирующим, не поддерживай его уличная проститутка. Она ничего не объяснила, а когда в голове у Джекила прояснилось, у него не осталось никаких воспоминаний относительно предыдущей ночи. Поэтому загадка пропавших часов перешла в область грязных сплетен. И что за сплетни это были! Все, в том числе и я, были уверены, что от него потребуют оставить университет.

К счастью для Джекила, декан оказался понимающим человеком, и хотя вопрос о том, чтобы позволить молодому человеку сдавать экзамены, даже не ставился, ему предоставили возможность остаться на дополнительный год и сдать их в следующий раз, когда они будут проводиться. Он согласился, больше никаких происшествий не случалось, и когда Джекил наконец окончил учёбу, то оказался первым на курсе.

Это был незначительный проступок, мистер Холмс, и его вполне можно извинить, особенно учитывая, сколь выдающиеся достижения осуществил этот человек на стезе науки. Не думаю, что сей малоприятный инцидент способен нанести Джекилу существенный вред столько времени спустя.

— Напротив, профессор, — возразил Холмс, — так сказать, в ретроспективе, принимая во внимание угнетённый климат эпохи, в которую мы живём, подобная история вполне могла бы погубить человека положения Джекила. Вы нам действительно очень помогли. Потребую ли я слишком многого от сопутствующей мне сегодня удачи, если спрошу у вас имя молодой леди, что сопровождала Джекила в то достопамятное утро?

Профессор впервые за всё время улыбнулся, несмотря на явную двусмысленность ситуации.

— Прошло тридцать лет, но я не настолько одряхлел, чтобы забыть имя Фанни Флэнаган и адрес её всё ещё процветающего заведения на Мактавиш-плейс, номер триста тридцать три.

— Спасибо, профессор Армбрустер. — Холмс поднялся и обменялся с ним рукопожатием. Я тоже протянул старику руку, но вместо того, чтобы пожать её, он лишь злобно на меня взглянул и пробурчал: