Шерлок Холмс и доктор Джекил

— Есть старый профессор Армбрустер, — ответил я после некоторых размышлений. — Он был далеко не молод, даже когда я закончил обучение. Ходила шутка, будто университет построили вокруг него. Мой последний Медицинский справочник всё ещё упоминает его в числе живых, однако, сами понимаете, в преклонном возрасте этот статус может измениться в любой момент.

— Это довольно легко выяснить.

Холмс взял под руку обходившего нас в этот момент юного студента, нагруженного несколькими увесистыми изданиями. Тот остановился и весьма неприязненно уставился на сыщика.

— Прошу прощения, — обратился к нему Холмс, — где мы можем найти профессора Армбрустера?

— Старого Бруста? — В тоне молодого человека прозвучали одновременно нежность и непочтительность. — Ясное дело, в медицинской библиотеке. Где же ещё ему быть? Он практически живёт там. — Юноша кивнул в сторону огромного серого здания шагах в пятидесяти слева от нас. Его высокие окна были увиты плющом, увядшим в это время года, так что под ним виднелся камень в пятнах лишайника.

— Благодарю вас. Надеюсь, вы не опоздаете из-за нас на экзамен по анатомии.

— У меня ещё есть время.

Студент прошёл несколько шагов, но вдруг остановился и изумлённо обернулся: меня позабавило то откровенное замешательство, что отразилось на его лице. Однако Холмс к тому времени уже шёл по дорожке, которая вела к медицинской библиотеке. Я пожал плечами и последовал за ним, оставив молодого человека стоять в полнейшей растерянности.

— Не потрудитесь ли объяснить, как вы догадались, что этот юноша идёт на экзамен по анатомии? — поинтересовался я у своего товарища, нагнав его.

— Когда слышишь, что спешащий мимо студент шёпотом бормочет один за другим термины вроде «эктодерма», «нервная трубка», «хорда» и «мезенхима», место его назначения навряд ли остаётся загадкой. А теперь тихо, Уотсон, ибо университетские библиотеки священны.

Мы прошли через огромные двойные двери и далее по небольшому коридору в обширное хранилище, чьи стены от тёмного дубового паркета до подоконников далёких окон под потолком сплошь были заставлены книгами. Через упомянутые окошки вниз сочился бледный свет, освещавший запылённые корешки бесчисленных томов и сутулящиеся фигурки погруженных в науку студентов, примостившихся за широкими столами. Однако масштаб зала уменьшал их до ничтожности и создавал причудливую атмосферу опустения. В дальнем конце помещения на вершине высокой лестницы сидел, склонившись над книгой, раскрытой на его костлявых коленях, измождённый старик. Его голова, казавшаяся слишком большой и тяжёлой, чтобы удерживаться морщинистой старой шеей, венчалась клочьями непослушных седых волос, торчащих во все стороны, подобно жёсткой щетине. На его клювообразном носу было водружено пенсне с толстыми стёклами в простой золотой оправе. Сам он был одет в старый поношенный сюртук, некогда чёрный, но давно уже выцветший до неравномерного серого цвета. Я готов был поклясться, что это был тот самый сюртук, что он носил и в бытность мою студентом. Собственно говоря, и сам человек, сидевший на лестнице, как будто и не изменился с тех безмятежных дней, за исключением, пожалуй, плеч, которые словно ещё больше скруглились от вечных штудий. При виде этого утёса, отказывавшегося сдаваться бурлящему вокруг него потоку современной истории, меня охватила ностальгия.

— Профессор Армбрустер? — обратился к нему Холмс, когда мы приблизились под гулкое эхо шагов, терявшееся среди балок метрах в шести над нашими головами.

— Убирайтесь! Вы что, не видите, что я занят важным делом? — отозвался он, даже не потрудившись оторвать глаза от книги. Голос профессора представлял собой нечто среднее между вороньим карканьем и скрипом ржавой петли.

— Как и мы, — парировал сыщик. — Мы хотели бы поговорить с вами. Пожалуйста, уделите нам всего несколько минут, мы вас долго не задержим.

— Я не привык понапрасну разбрасываться драгоценным временем. Убирайтесь!

— Профессор… — начал было я.

— Вы не слышите? Вы так же глухи, как и глупы? — Он впервые взглянул на нас со своей высоты. Его тускло-серые глаза сверкали под толстыми линзами пенсне.

— Меня зовут Джон Уотсон, — продолжил я. — Я четыре года изучал у вас хирургию. Вы меня помните?

Он поправил пенсне, вперил в меня взгляд и через миг вопросил:

— Это вы тот молодой человек, который в семьдесят третьем году поднял моё пальто на флагштоке?

— Ну что вы! Конечно же, нет!

— Очень жаль. Тот паренёк обещал стать прекрасным хирургом. Тогда кто же вы?

— Я учился у вас с семидесятого по семьдесят четвёртый год. А по ночам работал в лаборатории, чтобы оплатить обучение.

— Если действительно были столь серьёзным молодым человеком, то должны были понять, что нельзя поднимать моё пальто на флагштоке. Мне стоило целого состояния починить потом подкладку.

Я снова заявил о своей невиновности.

— Профессор, — вмешался Холмс, — я хотел бы поговорить с вами о Генри Джекиле, вашем бывшем студенте.

При упоминании этого имени глаза старика вспыхнули узнаванием.

— Джекил! Блестящий молодой человек! — Он наконец-то закрыл книгу, которую читал. — Что же вы хотите узнать?

Холмс оглянулся на студентов в зале — кое-кто из них при звуках голосов оторвался от чтения и из чистой скуки принялся слушать. Он понизил голос:

— Можно ли здесь где-нибудь поговорить наедине?

— Ну ладно, если уж вам так необходимо отвлекать меня от дела. — Профессор с досадой поставил книгу на место на полке и спустился по лестнице. Я подошёл, чтобы помочь ему преодолеть последние несколько ступенек, но он увернулся и возмущённо воскликнул:

— Я не инвалид, чёрт возьми! И руки прочь от моего пальто! Я не забыл, что вы сделали с ним в последний раз! — Прежде чем я успел притронуться к поношенному чёрному одеянию, накинутому на последнюю ступеньку, профессор схватил его и просунул костлявые руки в вытертые рукава.

Чуть ли не вприпрыжку, напоминая возбуждённого краба, старик повёл нас прочь из библиотеки и далее через заснеженный двор к соседнему строению. Там мы последовали за ним по узкой скрипучей лестнице на второй этаж и миновали древний коридор, остановившись в конце концов у двери, обшитой панелями из благородной ореховой древесины. Тут я решил, что сейчас Армбрустер достанет ключ, и, признаться, был порядком изумлён, когда вместо этого он дважды пнул в правый нижний угол преграды и хлопнул ладонью по панели перед собой. Словно по волшебству, дверь распахнулась.

Вслед за этим профессор зажёг спичку и воспламенил газовый рожок, находившийся сразу же за дверью, после чего отступил в сторону, пропуская нас.

Прожив четыре года под одной крышей с Шерлоком Холмсом, чьё упрямое нежелание избавляться от всего, что может оказаться хоть сколько-нибудь полезным, привело к неизбежному результату, я полагал, что жить среди большего беспорядка, чем выпавший на мою долю, просто невозможно. Однако кабинет (во всяком случае, именно так я сразу же определил предназначение помещения) профессора Армбрустера оказался бесспорным победителем в этом сомнительного рода соперничестве. Как и следовало ожидать, каждый доступный клочок стен крошечной комнаты был отведён под хранение книг — одни стояли вертикально, другие были втиснуты горизонтально, и в целом набиты столь плотно, что изъятие одной неминуемо повлекло бы за собой подлинную лавину. Однако подобная бессистемность не ограничивалась одними лишь полками. Документы всевозможного сорта — переплетённые, свёрнутые в свитки и просто нагромождённые друг на друга, начиная при этом закручиваться по краям, — усеивали пол и покрывали всю мебель в комнате, включая и обветшалый старый стол с убирающейся крышкой, за которым стояло древнее кресло с высокой спинкой, чьё сиденье прогнулось под множеством выполненных с законченным совершенством рисунков тушью человеческого тела на различных стадиях вскрытия. Всё было пропитано запахом плесени, и невозможно было сделать и шага в любом направлении комнаты, чтобы не услышать хруст пергамента под ногой.