Шесть к одному – против(ЛП)

Тилли кивнула и спешилась.

— Гэвин, отведи эту лошадь подальше, пока она никого не лягнула. Господи, да что же это с тобой? Соображаешь хуже ребенка. — Она повернулась к Гидеону. — А вы не думаете, что придаете этому списку уж слишком большое значение? Дэмиен всегда записывал все каким-то своим шифром, но это не значит, что там скрыты некие зловещие тайны.

Гидеон тоже слез с Метеора.

— Пожалуйста, Тилли, сделайте одолжение?

Она пожала плечами.

— О’кей.

— И не говорите пока ничего Пиппе и Ллойду, хорошо?

— Раз вы так хотите. Но если что-то узнаете, сообщите мне, ладно?

До дня рождения Пиппы оставалось около двух недель, и внезапное осознание этого подвигло Дэмиена провести большую часть вторника в студии за работой над портретом Жаворонка. Возможно, он и не выдержал бы такого затворничества, если бы не погодный фактор, выразившийся, как говорят синоптики, в «продолжительных дождях». Настроив приемник на классическую музыку и запасшись на ланч куском холодного пирога с заварным кремом, он проработал, не отвлекаясь, почти до вечера и лишь тогда отодвинул краски, потянулся и сообщил заскучавшему было Зебеди, что пришло время прогуляться.

Дождь еще моросил, и, побродив около часа по лесу вокруг Грейлингса, Гидеон вернулся в Сторожку, запер дверь, задернул шторы, решительно отгораживаясь от погрузившегося в сумерки мира, и развел огонь в камине.

Покормив Эльзу и Зебеди, он стоял перед открытым холодильником, размышляя о том, что более или менее съедобное можно приготовить из консервированного лосося, холодной печеной картофелины и банки клубничного йогурта, когда зазвонил телефон.

— Привет, красавчик. Не соскучился? Могу составить компанию, — произнес незнакомый, с хрипотцой голос.

— А вы кто? — осведомился Гидеон.

— Я богатенькая сучка, которая отдерет тебя за уши, если будешь плохо себя вести! — предупредила Ева. — Хотела сказать, что собираюсь прийти, но теперь уже не уверена…

Гидеон рассмеялся.

— Пожалуйста, пожалуйста, приходи! Прошу тебя.

— Уже лучше. Попробуй еще разок…

— Ну, пожалуйста, приходи. Я не видел тебя три дня и так соскучился…

— Ладно, ладно, хватит. Можешь остановиться. Буду минут через сорок пять.

— Мне ужасно тебя не хватает, — продолжал Гидеон. — И если будешь проходить мимо рыбного кафе, не забудь — мне большую треску с картошкой. Соль — да, уксус — нет.

— Каков наглец!

— В холодильнике пусто.

— Ты меня не заслуживаешь! — бросила она и положила трубку.

Получив в свое распоряжение едва ли не час свободного времени, Гидеон включил свет на крыльце, поставил охлаждаться бутылку вина и вернулся в студию — бросить критический взгляд на портрет. Возвращаясь к мольберту после перерыва, он всегда замечал ошибки, если таковые случались.

На этот раз придраться было не к чему. Жаворонок смотрел на него с картины большими сияющими глазами, а шкура его казалась такой мягкой, что ее хотелось потрогать. Работы оставалось не так уж и много: нарисовать гриву, подправить детали, нанести последние штрихи — и можно заказывать раму.

Довольный собой, Гидеон, негромко насвистывая, выключил свет и спустился в холл.

Список по-прежнему лежал на столе возле телефона, и он, подчиняясь внезапному порыву, поднял трубку и набрал единственный номер, дозвониться по которому не удалось накануне.

Не отвечали долго, и Гидеон уже собрался дать отбой, когда в трубке щелкнуло, и мужской голос тоном человека, терпение которого доведено до предела, произнес:

— Если это ты, Ходжкинс, я подвешу тебя за яйца на фонарном столбе!

— Да, неплохой способ избавиться от назойливых абонентов, — сказал с улыбкой Гидеон.

— О, так это не Ходжкинс? Извините. Вы кто?

— Я собирался спросить о том же вас.

— Извините. Гарт. Гарт Стивенсон. Не знаю, как, но мальчишки разузнали номер моего мобильного и уже третий день досаждают мне звонками и сообщениями.

— Вы школьный учитель?

— Да. Учитель физкультуры. Извините, как вы представились?

— Вообще-то я еще не представился. — Гидеон решил, что лучший вариант — частичная правда. — Я друг Тилли Дэниелс. Она нашла ваш номер в бумагах брата, но имени не было. Я предложил узнать и вот…

— Тилли… О, Господи! Сестра Дэмиена Дэниелса. Я, конечно, слышал. Ужасно. Не везет им, не правда ли? — Похоже, довольно хлипкое объяснение причины для звонка не показалось Стивенсону неубедительным.

— Почему вы так говорите?

— Ну, я имею в виду самоубийство Маркуса и прочее.

— Ах, вот оно что… Да, не везет. А почему, как вы думаете, Дэмиен записал ваш номер? Вы с ним связывались в последнее время?

— Нет. Если не ошибаюсь, я даже ни разу в жизни не разговаривал с ним лично. Я знал Маркуса… но не очень хорошо… — Голос затих, потом вернулся с новой силой. — Нет, извините, но я не могу вам помочь.

— Вы не знаете случайно Сэма Бентли?

— Послушайте, мне очень жаль, мистер… э?

— Гидеон.

— Да. Очень хорошо. Извините, Гидеон, но мне пора. Через пять минут нужно быть на подготовительных занятиях. Передайте мои соболезнования сестре Дэмиена. До свидания.

Положив трубку, Гидеон еще с минуту смотрел на нее, пытаясь сообразить, что полезного он вынес из разговора, кроме того, что подготовительные занятия, скорее всего, указывают на интернат.

Учитывая неубедительность заявленного для звонка предлога, Стивенсон выказал редкое терпение, и Гидеон никак не мог обвинить его в желании закончить разговор. Другое дело, что это желание проявилось сразу после того, как прозвучало имя Сэма Бентли. Связано ли одно с другим, Гидеон не знал и узнать не мог.

Он проснулся в три часа ночи.

Какое-то время Гидеон лежал неподвижно, еще в тяжелых объятиях сна, пытаясь сообразить, что его разбудило. Ева лежала рядом, прижавшись щекой к его груди, и он слышал ее дыхание, ровное и спокойное. Значит, не она.

Снизу долетел короткий лай. Гидеон сел, бережно сняв с плеча руку Евы, которая повернулась, вздохнула и снова свернулась калачиком.

Зебеди редко лаял по ночам, и хотя толстые каменные стены, деревянные половицы и тяжелая дубовая дверь приглушали звуки, Гидеон ощущал требовательность в собачьем зове. Пса что-то встревожило.

Гидеон быстро и бесшумно поднялся с кровати и подошел к окну. Ночь выдалась темная, и он не разобрал ничего, кроме бледного пятна кремовой крыши стоящего за забором «лендровера». Нащупав впотьмах одежду, Гидеон натянул джинсы и джемпер, просунул ноги в мокасины и лишь затем осторожно тронул за плечо Еву.

— Что? Что случилось?

— Шшш… Зебеди лает. Думаю, надо сходить и посмотреть, в чем там дело. — Она привстала, но он остановил ее руку. — Нет, свет включать не надо.

Зашуршали простыни.

— Я пойду с тобой, — шепнула Ева.

— Нет, ты останешься здесь. Скорее всего, это только енот или что-то в этом роде.

— Хочу посмотреть на енота. — Она выскользнула из-под простыни и встала.

— Подожди. Я уверен, ничего серьезного.

— Если не забыл, в прошлый раз подобная прогулка закончилась тем, что тебя огрели по голове. За тобой нужно присматривать. — Мерцающий в темноте силуэт запрыгал, натягивая брюки.

— Ладно, но только тихо и быстро. Свет не включай. Если там кто и есть, постараемся его не спугнуть.

— Говори за себя. Я бы с удовольствием кого-нибудь спугнула.

Оставив ее реплику без ответа, Гидеон приоткрыл дверь и остановился, прислушиваясь.

Снизу, от начала лестницы, послышалось глухое ворчание.

— Хорошо, хорошо, я уже спускаюсь, — негромко сказал он.

Сойдя вниз, Гидеон увидел, что пес стоит у передней двери, ощетинившись и подняв уши.

Он взял фонарик со стола в холле. Ева тронула его за локоть.

— Не лучше ли позвонить в полицию? Пожалуйста, послушай меня.

— Из-за чего? Из-за енота?

— Ты же не знаешь, енот этот или что-то еще.